движению в командиры…»[870]. А в рапорте командующего 8-й немецкой армии (бывшая АГ «Кемпф») от 2 сентября 1943 г. отмечалось: «Я отдаю себе отчёт в том, что вновь прибывшие формирования страдают от недостатка выдержки и стойкости»[871]. Напомню, что войска ГА «Юг», после отхода от Харькова сохранив основные силы, тем не менее не смогли в дальнейшем удерживать свои позиции, и, как утверждает немецкий историк К. Типпельскирх, они были фактически разбиты и в спешке отступили за Днепр[872]. «К сегодняшнему утру численность личного состава 39-й пехотной дивизии сократилась до шести офицеров и 300 солдат», – доносило командование 8-й А от 2 сентября 1943 г.[873]
Дефицит живой силы полностью не развалил фронт ГА «Юг» по двум причинам. Во-первых, вермахт достаточно быстро отступал, спрямляя фронт. Во-вторых, группировки 4-й ТА и АГ «Кемпф» не были уничтожены и сохранили определенную боеспособность. Если бы они попали к плотное «кольцо», то оборона значительного участка (несколько десятков километров) на северном фланге ГА «Юг» могла просто рухнуть, как это произошло после Сталинграда зимой 1943 г. Создание белгородско-харьковского «котла» могло бы обернуться настоящей катастрофой для южного крыла всего Восточного фронта вермахта, поскольку у Германии уже не было возможности компенсировать столь существенные потери. Вот как описывал состояние немецких войск на советско-германском фронте осенью 1943 г. генерал К. Типпельскирх: «Примерно из 110 дивизий, сражавшихся в составе трёх групп армий, свыше одной трети были настолько ослаблены, что они обозначались на картах как дивизионные группы. Это означало, что численность каждой из дивизий уменьшилась до нескольких неполных батальонов…»[874].
Таким образом, доводы С.М. Штеменко о бесперспективности окружения белгородско-харьковского выступа, выглядят неубедительно, поскольку полная ликвидации группировки, удерживавшей его, явилась бы сильным ударом по ГА «Юг», т. к. вся оборона правого берега Днепра оказалась бы под вопросом.
Анализ имеющихся сегодня в распоряжении исследователей документов и материалов, на наш взгляд, позволяет предположить, что ключевым фактором, повлиявшим на решение Ставки ВГК отказаться от ликвидации противника в районе Белгорода и Харькова путём окружения, было отсутствие у И.В. Сталина уверенности в наличии двух важных условий для этого.
Во-первых, вызывало сомнение профессиональное мастерство старшего и высшего командного звена, имевшего лишь ограниченный опыт успешной реализации операций по окружению крупных сил вермахта.
Во-вторых, отсутствовал необходимый для таких задач «инструментарий». Именно в этот момент шла работа по совершенствованию штата, испытывались методы боевого применения и управления нового для Красной Армии типа объединений – танковых армий однородного состава. Именно они должны были играть ключевую роль при развитии успеха стратегических операций, прежде всего при окружении больших вражеских группировок. Возможно, именно поэтому, несмотря на существенные успехи Красной Армии под Курском и в последующем на Украине, с момента окончания Воронежско-Касторненской операции (февраль 1943 г.) и до событий под Корсунь-Шевченковским (февраль 1944 г.) советские войска не провели ни одного крупного окружения, хотя предпосылки для этого имелись. Такое положение можно объяснить не отсутствием достаточных сил и средств, а принципиальной позицией Верховного главнокомандующего, который скептически относился к ним. Подтверждением того, что И.В. Сталин не просто не поощрял, а резко пресекал попытки командования Красной Армии проводить подобные операции, свидетельствует его разговор во время Орловской наступательной операции в августе 1943 г., то есть в момент завершающей фазы планирования удара на Харьков, о котором вспоминал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. «Когда мы с А.И. Антоновым и А.М. Василевским докладывали Верховному о возможности окружения в районе Орла группировки противника, – пишет маршал, – для чего надо было значительно усилить левое крыло Западного фронта, И. В. Сталин сказал:
– Наша задача скорее изгнать немцев с нашей территории, а окружать их мы будем, когда они будут послабее… Мы не настояли на своём предложении, а зря. Надо было твёрже отстаивать свою точку зрения: наши войска тогда уже могли проводить операции на окружение и уничтожение»[875].
О том, что И.В. Сталин давал подобного рода распоряжения и при планировании операции «Полководец Румянцев», свидетельствует и Маршал Советского Союза К.С. Москаленко, летом 1943 г. генерал-лейтенант, командующий 40-й А Воронежского фронта: «Мне вспоминается совещание в землянке командующего 6-й гв. А генерала Чистякова, на котором обсуждались вопросы планирования контрнаступления советских войск. Участвовавший в совещании заместитель Верховного главнокомандующего Г. К. Жуков предлагал основной удар нанести силами 6-й и 5-й гвардейских армий, непосредственно в лоб главной группировки противника. В полосах этих армий намечалось ввести в сражение 27-ю А генерала Трофименко из 2-го эшелона фронта. Поскольку такое направление удара могло привести лишь к выталкиванию противника, мной было предложено нанести более глубокий удар с учётом и 40-й А с тем, чтобы окружить и уничтожить крупную немецкую группировку в районе Харькова. Но моё предложение не получило поддержки у представителя Ставки. Он сослался на прямое указание Ставки, требовавшей нанести удар на указанном направлении»[876]. Об отсутствии у И.В. Сталина уверенности в способности командования действующей армии успешно проводить столь сложные операции даже небольшого масштаба свидетельствует и решение о нанесении фронтального удара 12 июля 1943 г. юго-западнее Прохоровки двумя гвардейскими армиями, а не отсечении ударного клина 2-го тк СС между р. Псёл и ур. Сторожевое. Верховный главнокомандующий, обеспокоенный неспособностью руководства Воронежским фронтом окончательно остановить движение 2-го тк СС и опасаясь его прорыва через третью армейскую полосу обороны, решил «раздавить танковым катком» 5-й гв. ТА три дивизии СС, вместо того чтобы попытаться окружить часть их сил в «бутылочном горлышке» у этой станции. Хотя к началу Курской битвы Красная Армия не только располагала существенными резервами для проведения операций по окружению (и Степной фронт, и ряд резервных армий), но и имела в своём арсенале «инструмент», который уже был опробован во время окружения противника под Сталинградом, – механизированные и танковые корпуса. Хотя, безусловно, они были слабее танковых армий, но к августу 1943 г. они уже превратились, как говорили на фронте, в «консервный нож», эффективно вскрывавший немецкую оборону при должной поддержке артиллерии и пехоты. Наглядным примером стали успешные действия 1-й и 5-й гв. ТА в операции «Полководец Румянцев». Хотя их потенциал не был полностью раскрыт, и вместо окружения противника их использовали лишь для его разгрома.
Позиция И.В. Сталина основывалась на неудачном опыте нашей армии в предыдущий период. Ведь ряд крупных операций по окружению противника в 1942 г., за исключением Сталинграда, и даже в первой половине 1943 г. заканчивались неудачно или приносили относительно скромный результат. Например, «Демянский плацдарм» был деблокирован и успешно удержан противником, хотя действовавшие в нём германские войска понесли существенные потери, а при проведении Воронежско-Касторненской операции дивизиям ГА «Б» удалось выскользнуть из «котла». Как известно, большие проблемы возникали при окружении и уничтожении группировки Паулюса. Однако, на наш взгляд, это не оправдывает отказ от окружения противника под Харьковом в августе 1943 г., поскольку командование Красной Армии быстро училось, набирало опыт, совершенствовало своё мастерство и уже могло решать задачи по созданию «котлов» с применением крупных танковых формирований.
Неуверенность советской стороны в своих силах и просчёты разведки, которые сделали возможным переоценить группировки противника (в августе 1943 г.), имели существенные последствия. Эти просчёты сказались как в ходе оборонительной фазы Курской битвы (под Прохоровкой), так и в ходе августовского наступления. В результате Красная Армия понесла существенные и, по мнению ряда исследователей, неоправданные потери. Так, например, в ходе 10 часов боя 12 июля 1943 г. в районе Прохоровки 5-я гв. ТА потеряла 359 танков и САУ, или 53 % от введенных в бой, что фактически обескровило армию[877]. Принятие решения о «выдавливании» противника из района Белгорода и Харькова также привело к крупным потерям Воронежского и Степного фронтов. За 21 сутки операции они лишились 255 566 человек[878], причём среднесуточные потери войск генерала армии Н.Ф. Ватутина составили 7490 человек [879] и оказались значительно выше, чем у советских фронтов при окружении армии Паулюса, в том числе Юго-Западного, которым он тогда командовал. По нашему мнению, отказ от окружения белгородско-харьковской группировки не был оптимальным решением. Возможности для его успешной реализации у советской стороны были, а вражеские соединения, оставившие этот район в конце августа 1943 г., не были разгромлены и впоследствии сыграли важнейшую роль в боях на восточной Украине, и особенно в районе Днепра и под Киевом.
В. В. Замулин. Состояние войск Воронежского и Степного фронтов перед операцией «Полководец Румянцев» и проблемы их армий с комплектованием
При изучении любых боевых операций действующей армии важнейшей информацией для понимания их сути и результатов являются развернутые данные о боевом и численном составе участвовавших войск. При отсутствии этой информации говорить о глубоком и всестороннем анализе невозможно. К сожалению, несмотря на десятилетия, минувшие с момента победоносного завершения советским народом Великой Отечественной войны, достоверных сведений о силах Красной Армии в ряде крупных операций нашим учеными выявить не удалось. Это относится и к наступлению на белгородско-харьковском направлении Воронежского и Степного фронтов в августе 1943 г. Как и ликвидация орловской дуги, успешные действия советских войск по разгрому левого фланга ГА «Юг» 3-23 августа 1943 г. все послевоенные годы находились как бы в тени оборонительной фазы Курской битвы, которая изучалась и изучается активно и в России, и за рубежом.