[924]. Однако 10 июля 1943 г., в наиболее напряжённый момент Курской оборонительной операции, Ставка ВГК была вынуждена подчинить Воронежскому фронту 5-ю гв. А и 5-ю гв. ТА, а чуть позже 27-ю и 47-ю А вместе с тремя отдельными танковыми и мехкорпусами. 16 июля 1943 г. для выравнивания численности армий из Воронежского фронта в состав Степного были переданы понесшие большие потери и не имевшие крупных подвижных соединений 69-я и 7-я гв. А. В результате к началу наступления в составе фронта находились 53-я, 69-я, 7-я гв. А, 5-я ВА и 1-й мк. С 18 июля и до полуночи 2 августа 1943 г. их войска вели тяжелые бои с 4-й ТА и АГ «Кемпф», несли существенные потери, а пополнения практически не получали. Поэтому к 3 августа 1943 г. фронт Конева оказался существенно ослабленным.
В отечественной военно-исторической литературе, в том числе и научных изданиях, встречаются разные цифры его боевого состава перед операцией «Полководец Румянцев». Например, Г.А. Колтунов и Б.Г. Соловьёв утверждали, что в этот момент фронт имел 198 034 бойца и командира[925]. Однако, обнаруженные документы в ЦАМО РФ опровергают это. Согласно ведомости его штаба, на 1 августа 1943 г. боевой состав фронта имел численность 287 034 человек, или 67,7 % положенного штата, т. е. 411 842 [926].
Самой сильной являлась 53-я А генерал-лейтенанта И.М. Манагарова, на 1 августа 1943 г. в ней находилось 91 195 человек (78,7 % от штата), или 31,8 % всего боевого состава фронта[927]. Поэтому именно её И.С. Конев вывел на направление главного удара. В боевом составе её стрелковых войск числилось 47 785 военнослужащих, или 52,4 % от численности всего её боевого состава. Армия не имела корпусного звена, и все семь дивизий подчинялись напрямую командарму. В среднем одна дивизия имела 6753 человека, что на 1/3 ниже штата, но выше чем в 5-й гв. и 6-й гв. А, тоже находившихся на направлении главного удара Воронежского фронта. Однако в их полосе будут действовать сразу две танковых армии, а 53-я А – лишь один мехкорпус, поэтому негативное влияние некомплекта живой силы в её дивизиях на боевую работу войск окажется более существенным. Кроме того, уровень обученности бойцов и командиров 53-й А был ниже. В некоторых её стрелковых соединениях, в частности в 84-й сд, большая часть личного состава, прежде всего рядовых и сержантов, в боях не участвовала и, как утверждал её командир генерал – майора П.И. Буняшина: «Была плохо подготовлена»[928].
Учитывая роль 53-й А на первом этапе операции, командование фронтом передало ей на усиление 30-ю зенитную и 16-ю артиллерийскую дивизии РГК[929]. В итоге на 3 августа 1943 г. армия располагала 1179 орудиями (в том числе 98 зенитными) (43,2 % от наличия во фронте), 1363 миномётами (46,9 %) и 48 PC (53 %)[930].
В ударную группировку армии Манагарова для прорыва обороны противника 3 августа 1943 г. были включены три соединения: 28-я гв.,116-я и 252-я сд, имевшие общую численность боевого состава 23 757 военнослужащих или 50 % её стрелковых войск[931]. Каждая из них в качестве средств усиления получила по одному танковому полку НПП. Однако два из них были существенно не доукомплектованы. В 34-м отп из 39 положенных танков (22 Мк-2, 17 Мк-3)[932] на 1 августа имелось только 15[933], а в 35-м отп – 20[934]. Полным комплектом бронетехники, 21 КВ, располагал лишь 61-й гв. отпп, но использовать эти тяжелым машины на пересеченной местности в районе, намеченном для прорыва 53-й А, использовать было крайне сложно. Для развития успеха в её полосе планировалось ввести в порыв 1 – й мк генерал-лейтенанта М.Д. Соломатина. Это было мощное, почти полностью укомплектованное соединение. Предполагалось, что оно, в тесном взаимодействии с 1-й и 5-й гв. ТА Воронежского фронта, решительным ударом рассечёт рубеж 11-го ак на всю глубину и проложит путь пехоте через его оборону. На 1 августа корпус имел общую численность 14 000 военнослужащих, или 88,7 % от штата, и полный комплект бронетехники – 196 танков, 12 САУ СУ-152[935]. Мехбригады были доведены почти до полной численности, их состав колебался от 3223 до 3313 человек при штате 3713, а все их боевые подразделения имели полный штат. Однако командование фронтом не сможет использовать потенциал корпуса, т. к. из-за слабости стрелковых дивизий и неукомплектованости танковых полков НПП будет вынуждено бросить 1-й мк для допрорыва главной полосы, а затем задействует его и при прорыве двух других полос. В результате соединение окажется обескровленным и не сможет выполнить свои прямые задачи.
7-я гв. А генерал-лейтенанта М.С. Шумилова, которой по замыслу И.С. Конева предстояло форсировать Северский Донец и совместно с 53-й А окружить 11 – й ак в районе Белгорода, по численности хотя и находилась на втором месте во фронте, но после Курской оборонительной операции имела большой некомплект живой силы и техники, в том числе и в боевых частях. На 1 августа 1943 г. в её боевом составе числилось 72 698 человек, или 61 % штата[936]. Основная её сила – стрелковые войска вместо положенных по штату 87 474 человек располагали лишь 45 118. Три стрелковых корпуса имели 8 дивизий, средняя численность которых не превышала 5158 человек[937]. Причем самые ослабленные находились в 25-м гв. ск, которому предстояло действовать на направлении главного удара армии (с соломенского плацдарма), в нем было лишь 15 449 военнослужащих, или 47 % штата. В двух танковых бригадах и двух полках НПП вместо положенных по штату 162 танков числилось по списку 119, из которых в строю находилось 83[938]. В её артчастях было 1523 орудия и миномёта (в т. ч. 99 зениток), что на 22,6 % выше, чем в 53-й А. Однако перед позициями войск её первого эшелона находилось существенное препятствие – р. Северский Донец, а вокруг двух небольших плацдармов на правом берегу реки 11-й ак создал прочную оборону, при этом армия испытывала дефицит переправочных средств. Поэтому в ходе наступления относительно большая артгруппировка окажется не в состоянии сгладить отрицательное влияние острых проблем с комплектованием стрелковых дивизий и переправочного парка.
Самой малочисленной во фронте была 69-я А генерал-лейтенанта В.Д. Крючёнкина. Хотя в двух её корпусах, 48-м и 35-м гв. ск, находилось 10 дивизий, перед операцией в ней по списку числилось 60 270 человек, или 60 % штата[939], в боевых частях из положенных 87 028 военнослужащих лишь – 48 899[940], а в стрелковых войсках – 37 016, вместо штатных 72 718. В наиболее тяжелом положении находился 35-й гв. ск. Хотя он имел 7 дивизий, его численность была ниже чем в 48-м ск, который располагал лишь тремя, 17 507[941] и 18 615[942] соответственно. Средняя численность одной дивизии в армии не превышала 3612 человек, т. е. 1/3 от штата. Вместе с тем, 69-я А располагала лишь одной танковой бригадой, в которой было в строю 49 танков (штат – 53), и скромными силами артиллерии – 1163 орудий и миномётов (в т. ч. 52 зенитки)[943]. Следует особо подчеркнуть, небольшое число танков в 69-й и 7-й гв. А, являвшихся главным средством решения наступательных задач, связано не только с их дефицитом во фронте, но и крайне сложной местностью, где предстояло действовать войскам обеих армий.
И руководство Генерального штаба, и командование фронтом, и Г.К. Жуков, которому было поручено координировать подготовку обоих фронтов к операции и её реализацию их войсками, понимали, что перечисленные выше проблемы с комплектованием будут существенно влиять на результаты операции (сроки её проведения, качество выполнения задач, уровень потерь), поэтому настаивало на отсрочке наступления. Но Ставка ВГК опасалась, что противник в этом случае сумеет прочно закрепиться, по крайней мере на главной полосе, и оперативно стянет сюда существенные резервы. Кроме того, при оценке обстановки после завершения Курской оборонительной операции была допущена ошибка в определении численности вражеской группировки. Предполагалось, что в конце июля 1943 г. 4-я ТА и АГ «Кемпф» располагали 4 танковыми дивизиями и несколькими отдельными частями общей численностью 600 танков и штурмовых орудий[944]. В действительности же к началу августа они имели 397 исправных бронеединиц. Поэтому, как вспоминал Г.К. Жуков, И.В. Сталин настойчиво требовал начать операцию сразу по завершении оборонительной фазы Курской битвы, то есть после 23 августа. «Верховный торопил нас с началом сражения, – писал маршал. – Основных законов оперативно-тактического искусства И. В. Сталин не придерживался. Он был подобен темпераментному кулачному бойцу, часто горячился и торопился вступить в сражение. Горячась и торопясь, И. В. Сталин не всегда правильно учитывал время, необходимое для всесторонней подготовки операции. Мне и А.М. Василевскому стоило большого труда доказать ему необходимость не спешить с началом действий и начинать операцию только тогда, когда она будет всесторонне подготовлена и материально обеспечена»