Следует отметить, что в настоящее время большая и продуктивная работа по изучению Курской битвы ведётся в регионах. Её качество относительно прежних лет существенно выросло. Особенно хочу отметить активную деятельность курских учёных-историков[160]. Так, в докторской диссертации и публикациях[161] К.В.Яценко комплексному изучению были подвергнуты основные направления деятельности органов власти Центрально-Чернозёмного региона по организации вооруженной борьбы с противником, в том числе оказанию помощи Красной Армии в строительстве оборонительных сооружений весной 1943 г., обеспечению безопасности тыла войск фронтов, оборонявших Курский выступ. В исследованиях доктора исторических наук В.В. Коровина проанализирован процесс организации сопротивления на временно оккупированной территории Центрального Черноземья, уделено существенное внимание мероприятиям по подготовке партизанской борьбы в Курской области накануне и в период битвы.
В то же время на региональном уровне по-прежнему не прекращаются попытки мифологизации отдельных боёв и сражений лета 1943 г. Наглядным примером может служить двухтомник доктора исторических наук Е.Е. Щекотихина «Орловская битва – два года: факты, статистика, анализ». Наряду с желанием отдать дань памяти погибшим, разобраться в том, что в действительности происходило в годы минувшей войны на территории Орловской области, автор поставил перед собой, мягко говоря, неподъёмную с точки зрения исторической науки задачу, которая определена уже самим названием книги. Он попытался доказать, что боевые действия на Орловщине и в соседних с ней областях в первые два года войны – это не цепь самостоятельных операций, которые были призваны решать оперативно-тактические и стратегические задачи, возникшие на момент их проведения, а «единое непрерывное сражение – Орловская битва, включавшая в себя тесное взаимодействие операций как оборонительного, так и наступательного характера»[162]. Те, кто знаком с ходом боёв на центральном участке советско-германского фронта, в том числе и в период Курской битвы, прекрасно поймут – оценка весьма спорная. Кроме того, в книге делается ещё один парадоксальный вывод: «…Великая Отечественная война, как и Вторая мировая, достигли своей кульминации не просто в сражениях на Орловско-Курской дуге, а в Орловской стратегической наступательной операции «Кутузов»[163]. Вот так! Как будто и не было 49 суток напряжённейших и кровопролитнейших сражений под Белгородом и Харьковом. Несколькими строчками автор перечёркивает усилия и жертвы сразу трёх фронтов – Воронежского, Степного и Юго-Западного в борьбе с наиболее мощной вражеской группировкой (ГА «Юг») из тех двух, что были сосредоточены у Курской дуги. Подобные оценки трудно сочетаются с исторической правдой.
Откровенные преувеличения и натяжки в работе Е.Е. Щекотихина на этом не заканчиваются. Например, пытаясь придать масштабность боевым действиям на Бориловском направлении в конце июля 1943 г., при вводе в бой 4-й гв. ТА и двух танковых корпусов, автор не просто ставит их в один ряд с событиями под Прохоровкой, которые и по значимости, и по количеству привлекавшихся сил были более масштабными, но и демонстрирует удивительную для исследователя Курской битвы неосведомленность о том, что же в действительности происходило у станции. «В отличие от Прохоровского сражения, – утверждает Е.Е. Щекотихин, – которое длилось всего один день (12 июля) и на трёх направлениях, Бориловское сражение проходило на одном направлении, в полосе фронта шириною до 15 километров, несколько суток и в два этапа»[164]. Сравнивая эти два события, автор недостаточно глубоко проработал историографию о Прохоровке. Именно поэтому его выводы выглядят неубедительными. Как свидетельствуют архивные источники противоборствующих сторон, сражение под Прохоровкой длилось семь суток и не на трёх направлениях, а непосредственно у железнодорожной станции на участке около 35 км (по линии переднего края фронта). В нём принимало участие три советские армии, в том числе одна танковая, и два отдельных танковых корпуса. В общей сложности группировка войск с нашей стороны достигала более 100 000 человек и около 1000 танков. Причём основные силы бронетехники, четыре танковых корпуса, 12 июля 1943 г. были развёрнуты на узком участке протяжённостью до 16 км.
Значительный объём собранного материала и степень доктора наук не позволяют назвать утверждения Е.Е. Щекотихина искренним заблуждением. Об этом же свидетельствуют и его последующие работы, например, книга «Крупнейшее танковое сражение Великой Отечественной войны», в которой утверждается, что битва за Орёл – решающая битва лета 1943 г.[165] А также его активная деятельность по внедрению в общественной сознание нового мифа о «Битве на Соборовом поле», которая якобы развернулась на Орловщине в рамках всё той же Курской битвы[166]. Даже непрофессионал без труда поймёт: битвы в битве не бывает. Возникает ощущение, что автор не занимается научным исследованием проблемы, а пытается реанимировать застарелый спор между региональными историками о том, где же произошёл перелом в Курской битве – под Орлом или Белгородом. Это не анализ проблемы по существу, а попытка «потянуть одеяло на себя», придав событиям, проходившим на той или иной территории, особый масштаб и значимость без учёта исторических реалий.
Трудно не согласиться с Е.Е. Щекотихиным, когда он пишет: «И сегодня имеются политические силы в обществе, для которых легенды и мифы важнее установленной истины»[167]. Однако его личная позиция вызывает двойственное чувство. Во вступительной статье его книги читаем: «Передо мной стояла задача бережно обращаться с подлинными фактами реалий войны, а не с мифами, достичь полноты и ясности в вопросах поставленной для исследования проблемы и донести её до потомков. Это решение возможно в тех случаях, когда разум и воля руководствуются трезвой, непредвзятой оценкой неоспоримо установленных исторических фактов»[168]. Безусловно, в его труде прослеживается стремление придерживаться заявленных принципов, но в то же время делается и недвусмысленная попытка создать новые легенды. Мне доводилось не раз лично встречаться с Егором Егоровичем и я просил его разъяснить свою позицию по указанным выше проблемам, но ни разу не получил от него ясного и обоснованного ответа. Я намеренно уделил столько внимания рассмотрению изданий Е.Е. Щекотихина. К сожалению, это не свидетельство их научной значимости и большого вклада автора в изучение истории Курской битвы. Длишь потому, что считаю: в обозримом будущем мы станем свидетелями того, как озвученные Е.Е. Щекотихиным мифы постепенно станут воплощаться в реальные дела. Ибо многие сегодня в нашей стране ошибочно полагают, что мифологизация прошлого – это именно тот метод, который консолидирует общество и поможет в воспитании патриотических чувств подрастающего поколения.
Подводя некоторые итоги современного этапа историографии, отмечу его главные черты. Во-первых, в настоящее время изучение событий лета 1943 г. под Курском, и особенно сражений в полосе Воронежского фронта, идёт активно – на основе широкой базы источников из российских и зарубежных архивов. Уже в основном реконструирован ход боевых действий в районе Белгорода в рамках Курской оборонительной операции.
Во-вторых, благодаря рассекреченным документальным фондам Воронежского и Степного фронтов в ЦАМО РФ отечественными исследователями развеян ряд мифов (в т. ч. и самый масштабный из них о событиях под Прохоровой), определены потери войск Воронежского и Степного фронтов на первом этапе Курской битвы и выявлен механизм сокрытия этих данных их Военными советами. Результаты этой работы нашли своё отражение в ряде монографий, изданных на русском и английском языках[169].
В-третьих, достаточно подробно освещены боевые действия на «забытых» ранее направлениях (например, на корочанском, полоса наступления АГ «Кемпф»). Кроме того, уже появились новые интересные публикации о предпосылках и подготовке Курской битвы[170], а также об её итогах.
В-чётвертых, начата работа исследователей по новому направлению в истории битвы под Курском, освещающему уровень профессиональной подготовки и деятельности высшего комсостава Красной Армии по управлению войсками в ходе боёв летом 1943 г.
В-пятых, серьёзные изменения, произошедшие за минувшие 20 лет в области изучения Курской битвы (рассекречивание архивов, появление фундаментальных монографий и т. д.), а также издание трудов российских учёных за рубежом по данной проблематике, судя по некоторым отзывам в печати, начали оказывать положительное влияние на западную аудиторию, которая интересуется проблемами Второй мировой войны. «Курская битва, – пишет американский исследователь Д. Шоуолтур, – породила большое количество воспоминаний и толкований. Возникли сразу две основные линии повествования. Немецкая версия живописует героическую битву, лишившую советских захватчиков их значительного превосходства, кульминационным моментом которой стал разгром танковым корпус СС 5-й гв. танковой армии под Прохоровой – победе помешали только нерешительность Гитлера и его желание контролировать ход битвы даже в мелочах. В советской версии, напротив, атака немецкой стороны сначала натолкнулась на созданную на основе точных расчётов и отважно обороняемую систему укреплений, а затем была отброшена ударом наступающей 5-й гв. ТА в районе Прохоровки.