на 245 км. Поэтому цена ошибки в прогнозе Ватутина была значительно выше, чем Рокоссовского. Это заставляло его более тщательно и творчески подходит к планированию, в полном объёме использовать все возможности для укрепления рубежей своих войск.
Не имея возможности создать высокую тактическую плотность на всех вероятных направлениях главного удара неприятеля без использования всех резервов, Н.Ф. Ватутин решил повышать устойчивость обороны за счёт повышения оперативной плотности[310], в том числе путём увеличения её глубины в центре и на левом фланге фронта. Разработанный им план обороны был сложным и многоуровневым. Он имел не одну, а как минимум две первостепенных задачи:
а) остановить и обескровить противника в тактической зоне на мощных армейских полосах[311] (изначально от войск требовалось задержать немцев на первых двух полосах);
б) подготовить благоприятные условия (прежде всего создать удобный плацдарм) для развертывания ударных сил с целью перехода в контрнаступление на Харьков и далее к Днепру.
За точку отчёта генерал армии принял два на тот момент очевидных обстоятельства. Во-первых, главной целью неприятеля на первом этапе наступления должен стать прорыв в район Курска. В докладе И.В. Сталину от 21 апреля 1943 г. он писал: «…Противник… нанесёт концентрические удары на северо-восток из района Борисовка – Белгород и на юго-восток из района Орла, чтобы окружить наши войска, расположенные западнее линии Белгород-Курск… Против Воронежского фронта предпримет главный удар из района Борисовка-Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск. Вспомогательные удары можно ожидать… на Волчанок, Новый Оскол и Суджа, Обоянь, Курск»[312]. Таким образом, исходя из боевого построения Воронежского фронта, можно было ожидать основные удары по его центру и левому флангу, а конкретно: по обороне 40-й А, в стык 40-й А и 6-й гв. А, по 6-й гв. и в стык с 7-й гв. А, а также в стык Воронежского и Юго-Западного фронтов.
Во-вторых, наиболее удобным для действия подвижных соединений врага являлись три района:
– вдоль дороги Белгород-Обоянь (Обоянское шоссе),
– по линии: Белгород-Яковлево-Прохоровка-Марьино,
– междуречье Северского Донца и реки Разумная от Белгорода в общем направлении на г. Короча и далее на село Скородное.
Опираясь на эту оценку, командующий предположил, что, вероятнее всего, неприятель попытается протаранить танковыми клиньями при поддержке больших сил авиации рубеж 6-й гв. А генерал-лейтенанта И.М. Чистякова: /иск/Трефиловка, Восход, южная опушка леса юго-западнее Черкасское, южная окраина Триреченое, лог Задельный, лог Лапин, южная окраина Берёзов, Гремучий, Ерик, Шопино, выс. 211.6, роща восточнее дома инвалидов, Черная Поляна[313] (главный удар) и 7-й гв. А генерал-лейтенанта М.С. Шумилова: Шишино-Старый Город-ИТК-Безлюдовка-Волчанск/иск/[314] (вспомогательный). Следовательно, ширина участка, где можно ожидать главный удар, составляла примерно 111 км, или 46,3 % полосы обороны по начертанию переднего края.
Исходя из этого он разработал следующую схему распределения сил фронта. Основные усилия предлагалось направить на укрепление левого фланга (участка в 164 км), чтобы перекрыть все возможные направления главного и вспомогательного ударов. Сюда предполагалось выдвинуть в первый эшелон три общевойсковые армии (40-я, 6-я гв. и 7-я гв. А). Они должны были занять две армейские полосы. На третьей полосе 6-я гв. и 7-я гв. А (на прохоровском и корочанском направлениях) следовало развернуть 69-ю А, а за ней на первый фронтовой рубеж (по линии Кривошеевка-Столбище) выдвинуть резервный 35-й гв. ск.
Кроме того, на центр и левое крыло фронта планировалось нацелить все подвижные (2-й гв. и 5-й гв. тк.) и противотанковые резервы. В результате из 35 стрелковых дивизий, которые подчинялись Н.Ф. Ватутину, 22 он предполагал сосредоточить на обоянском и корочанском направлениях. В результате по всему фронту на одну дивизию в среднем должно было приходиться 10 км, а на направлении главного удара – 5,2 км. Кроме того, армиям Чистякова и Шумилова фронт должен был передать:
– из 70 имевшихся артиллерийских полков усиления – 44, или 68 %,
– из 6 танковых бригад непосредственной поддержи пехоты (НПП) и 10 танковых полков НПП – 50 %,
– из 11 гвардейских миномётных полков «катюш» – 8, или 73 %[315].
Таким образом, для удержания наиболее ответственных направлений планировалось выдвинуть всего 63 % стрелковых дивизий, от 50 до 73 % танковых и артминсредств, занять войсками армий первого стратегического эшелона и резервами фронта четыре оборонительных рубежа на глубину до 60 км (т. е. от первой траншеи главной армейской полосы до последней траншеи первого фронтового рубежа). Столь значительное расстояние определялось сложным рельефом местности. Интервал даже между одними и теми же армейскими полосами (межполосье), но на разных направлениях существенно колебался (как правило, в плюс). Из-за этого в центре и на правом фланге фронта были запланированы (и потом возведены) промежуточные рубежи. Они явились одной из особенностей системы полевой обороны на юге Курского выступа, т. к. на севере их не было.
По такому же пути пойдет и Центральный фронт, но тактическая плотность здесь окажется выше. К.К. Рокоссовский передаст в подчинение 13-й А генерал-лейтенанта Н.П. Пухова, удерживавшей вероятное направление главного удара, колоссальные силы и средства, сюда же будут нацелены и его основные резервы. Войска Пухова тоже займут четыре оборонительных позиции (три армейские полосы и первый фронтовой рубеж). Но по условиям местности расстояние между полосами будет меньше, чем между такими же позициями на Воронежском фронте, примерно в два раза. Поэтому глубина обороны на направлении вероятного удара здесь будет не 60 км, а 30 км. Однако за счёт узкого фронта обороны 13-й А (32 км) и огромных сил, сконцентрированных в руках её командующего (12 дивизий), она будет иметь очень высокую тактическую плотность, в среднем 2,7 км на одну стрелковую дивизию. «На угрожающем участке, – пишет К.К. Рокоссовский, – где, зная тактику немцев, мы ожидали нанесения главного удара противника на фронте шириной 95 км, было сосредоточено 58 % стрелковых, 70 % артиллерии и 87 % танков и САУ… Второй эшелон и фронтовые резервы также были расположены на направлении вероятного наступления основной группировки противника»[316].
Таким образом, оба командующих фронтами использовали один и тот же принцип построения обороны на вероятном направлении главного удара неприятеля, но разные средства: К.К. Рокоссовский создавал её глубину лишь за счёт 13-й А, а Н.Ф. Ватутин дополнил силы 6-й, 7-й гв. А фронтовыми резервами. Да иначе и не могло быть, ведь всё планирование шло под контролем единого центра – Генштаба, и все принципиальные вопросы решались там. И лишь после его одобрения руководство фронтами имело право предложить Ставке свой план обороны.
Тем не менее после войны в спорах о том, «кто лучше воевал под Курском?», К.К. Рокоссовский использовал именно различие в средствах с целью доказать, что он и его штаб, создав «суперармию» Пухова, силами которой практически перекрывались все три вероятных направления главного удара, поступил правильно, а Н.Ф. Ватутин, привлекая свои резервы для создания оперативной плотности, якобы опрометчиво, т. к. распылил силы по всему 164-км участку и не создал необходимой плотности там, где враг действительно ударил. Но при этом он умолчал, что сделать это было невозможно по объективным причинам. «Правильное определение наиболее опасного для войск фронта направления наступления противника, – настаивал К.К. Рокоссовский, – соответствующая этому группировка войск, маневр силами и средствами в процессе сражения явились основными факторами более успешных действий войск Центрального фронта, чем Воронежского, где основные – главные силы этого фронта располагались равномерно на всём этом участке»[317]. То есть, по мнению К.К. Рокоссовского, Н.Ф. Ватутин должен был часть сил 69-й А и 35-го гв. ск выдвинуть с фронтового рубежа на армейские, в затылок армий первого эшелона, чтобы создать высокую тактическую плотность. Это должно было остановить врага уже на расстоянии 10–15 км, как произошло в ходе битвы на севере Курской дуги. Но такой подход неприемлем для ситуации, сложившейся на Воронежском фронте, т. к. здесь действовала более сильная группировка врага, чем перед Центральным фронтом, а артиллерии у К.К. Рокоссовского было значительно больше, чем у Н.Ф. Ватутина. Не понятно, почему при подсчёте плотности обороны[318] в полосе 13-й А её дивизии, перекрывавшие все три направления и находившиеся на всех четырех рубежах (на трёх армейских и фронтовом), по мнению К.К. Рокоссовского, следует учитывать, а при ведении таких же подсчётов в полосе Воронежского фронта войска 69-й А и 35-го гв. ск надо исключить, хотя они, как и дивизии Пухова, занимали армейскую тыловую полосу и первый фронтовой рубеж, перекрывая главное направление удара врага – обоянское и корочанское.
Безусловно, формально свои резервы командующий Воронежским фронтом использовал не по прямому назначению. Существовало правило: если это «чистые» резервы, то они не должны «привязываться» к конкретным участкам обороны, т. к. в любое время могли понадобиться для локализации прорыва или усиления опасного направления. Однако война требовала творческого подхода к оперативному искусству, да к тому же для такого решения были веские причины. Во-первых, Ставка ВГК выделила Воронежскому фронту по меркам того времени огромные резервы не случайно, а из-за большего, чем на Центральном, числа танкоопасных направлений в его полосе. Во-вторых, право предлагать, как ими распорядиться, имел именно командующий фронтом, и он благоразумно решил, что создавать высокую тактическую плотность силами 69-й А и 35-го гв. ск на наиболее ответственных направлениях неоправданно, т. к. при необходимости в ходе боёв их оттуда оперативно снять будет невозможно. Он считал, что более эффективно использовать их для создания именно оперативной плотности (т. е. повторюсь, стремиться к глубине обороны). Здесь они могли играть двоякую роль: и удерживать занятый рубеж в случае прорыва противника к их позициям, и в то же время их можно было быстро перебросить на другие учас