. В отчёте её штаба удалось обнаружить подробное описание того, что происходило на участках её боевых групп перед броском за реку: «…Мост для «тигров» был наполовину готов. В это время русские начинают хорошо организованный обстрел артиллерией, миномётами и фланкирующими пулемётами по переправам. Несмотря на тёмное время суток, огонь был очень точный. Поэтому одна из надувных лодок, нагруженная до отказа, была потоплена прямым попаданием. Сапёры тоже понесли серьёзные потери, так как под каждой опорой моста стояло 40–60 человек»[492].
Генерал-майор А.В. Скворцов, командир 78-й гв. сд, сосредоточил весь огонь артиллерии на село Соломино, где в этот момент уже находились на исходных позициях передовые батальоны 7-й тд. Сюда были нацелены: 158-й гв. ап, батальонная и полковая артиллерия 228-го гв. и 225-го гв. сп, а также приданный ему 3/671 артполка из 213-й сд. Кроме того, по этому району работала и артиллерия 25-го гв. ск. Обстрел Соломино имел довольно высокую эффективность, и немцы это признали[493]. В результате здесь на участке в 3 км была создана плотность на 1 км: 8 установок PC, 39,6 орудий и миномётов[494].
Ошеломляющий эффект оказало это мероприятие и на войска армейского корпуса «Раус» (АГ «Кемпф»). Например, как вспоминали пленные солдаты 106-й пд, захваченные уже днем 5 июля в ходе боя у станции Топлинка, ночной удар русской артиллерии оказался для них полной неожиданностью[495]. Но в штабных документах корпуса никаких цифр и подробностей потерь обнаружить тоже не удалось.
Мне приходилось слышать мнение коллег, что довести до конца план контрартподготовки командованию 7-й гв. А не удалось – помешал неприятель. Но это не так. Завершение контрартподготовки по времени совпало с началом артподготовки немцев: войска АГ «Кемпф» начали в 3.20, а артиллерия Шумилова закончила свою работу в 3.30. Поэтому со стороны казалось, что нарастающий вражеский огонь заставил советских артиллеристов свернуть начатый обстрел. В действительности же 7-я гв. А просто завершала намеченное. «Артподготовка противника началась с сильного огневого налёта по переднему краю нашей обороны, – отмечается в отчете штаба её артиллерии, – поэтому огонь противника ни в какой степени не отразился на выполнении нашей артиллерией задач контрартподготовки»[496].
Вероятно, по этой причине с подачи немецких солдат пошла «гулять» легенда о том, что благодаря мастерству германских артиллеристов значительная часть советских огневых средств вышла из строя уже в первый час наступления. Это утверждение далеко от реальности. Лишь только немцы перенесли огонь в глубину обороны армии, офицеры штаба артиллерии 7-й гвардейской обзвонили все свои части, а также стрелковые дивизии, чтобы уточнить потери. В результате выяснилось, что ни одно орудие не было выведено из строя[497], зато целый ряд ложных и запасных позиций немцы перепахали на совесть. Судя по архивным документам штаба 7-й гв. А, первые потери в материальной части дивизионная артиллерия начала нести только после 7.00 5 июля, когда враг точно определил координаты отдельных батарей. Например, в 153-й гв. ап за весь этот день огнём артиллерии противника было повреждено три орудия, причём точно известно время их выхода из строя: две 76-мм пушки обр. 1939 г. – утром, в 7.00 и 10.00, а одна гаубица чуть позже[498].
В 6-й гв. А вторая (основная) часть контрартподготовки тоже прошла в намеченные сроки – с 3.00 5 июля. Однако её результаты оказались скромнее, а преувеличений (да и просто откровенного вранья) о ней в отчётных документах штабов всех уровней, на порядок больше. Огонь здесь вёлся следующим образом: сначала пятиминутный огневой налет из всех орудий, затем 15 минут методический обстрел целей, и в завершение вновь 10-минутный огневой налёт по вероятным районам сосредоточения частей ударной группировки 4-й ТА. Кроме того, после первого 5-минутного налёта расчёты 82-мм батальонных миномётов перенесли огонь на немецкие траншеи, а 120-мм полковых – на обратные скаты высот, где предположительно должна была скапливаться живая сила. Дивизионы «катюш» дали два залпа в начале и в завершение контрартподготовки[499].
Уже после войны командарм И.М. Чистяков так вспоминал об этом напряжённом моменте: «Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесёт ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал…
Мучительно тянется время. Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:
– Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а по данным вашей разведки он должен в пять…
Я молчу. Слов нет. Николай Фёдорович продолжает:
– Не всыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов? Тогда попадем мы с вами в историю военного искусства в качестве примера, как не надо проводить контрподготовку.
Убил он меня! Но в эту минуту я уловил отдалённый гул моторов и с облегчением закричал в трубку:
– Товарищ командующий, я слышу гул моторов! Танки! Вот и артиллерия заговорила!
– Ну, хорошо, желаю успеха»[500].
Пытливый читатель сразу же может задать вопрос: «Каким образом, находясь на КП за несколько десятков километров от передней линии, командующий армией мог вообще услышать работу двигателей немецких танков, да к тому же перед началом работы артиллерии, ведь немецкая артподготовка началась перед общей атакой, а не после её начала, и длилась почти час. Кроме того, в первой волне насупающих войск 4-й ТА танков не было, они вводились по мере того как сапёры расчищали им проходы в минных полях?» Вопрос вполне резонный, и ответ на него прост. Как и абсолютное большинство крупных военачальников, свою книгу мемуаров И.М. Чистяков писал не сам. Он лишь рассказывал наиболее запомнившиеся ему эпизоды своей боевой биографии, а сводил их в единое целое и готовил первоначальный текст литературный сотрудник, который не знал всех особенностей системы управления армией и работы её командования, не говоря уже о том, как в действительности начиналась Курская битва. После завершения первого этапа подготовки книги её рукопись начинал править исходя из «политической целесообразности» цензор, для которого достоверность являлась задачей далеко не главной. Поэтому в ней и допущены такие откровенные нестыковки.
В целом идея упреждающего удара была интересной, и она не прошла не замеченной противником. Особенно её вторая фаза – в ночь на 5 июля. Например, на исходных позициях сильным огнём был накрыт 2-й усиленный батальон 2-го грп СС мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Попал под мощный обстрел и 1-й батальон 1-го грп СС этой же дивизии. Снаряды и мины ложились в основном в расположение пехоты, а стоявшие за ними подразделения 13-й тяжёлой роты «тигров» и дивизионы штурмовых орудий не пострадали. «…Утром стала бить русская артиллерия, – вспоминал механик-водитель «тигра» штурман В. Венд, – в это время мы были ещё не в танках, располагались немного дальше, чуть позади пехоты. Мы были, скажем так, за пределами досягаемости артиллерии противника… или они просто не знали, где мы в тот момент находились»[501].
В докладах частей германских войск отмечалось, что потери были, но они сравнительно невелики. В то же время телефонный кабель оказался сильно повреждён, поэтому пришлось налаживать связь через посыльных. В 3.00 5 июля, т. е. после открытия огня частями Воронежского фронта, начальник штаба 48-го тк полковник Ф.-В. Меллентин начал лично звонить в штабы дивизий, чтобы собрать информацию о потерях и выяснить возможность продолжать выполнять план «Цитадель». Из трех соединений командование двух (11-й тд и 167-й пд) сообщило, что не имеют никаких трудностей, так как их основные силы подошли на исходные позиции позже других. По третьему соединению, мд «Великая Германия», данные отсутствовали, да и они мало что могли дать, так как по сведениям её командования на передовой действовали лишь боевые группы, занятые в боях с боевым охранением гвардейских дивизий, а танковые и артполки были ещё в пути. Они подойдут лишь к утру, в том числе и бригада «пантер». Об убыли личного состава и техники от упреждающего артудара в дивизионных документах 4-й ТА информации тоже нет. Согласно табелю донесений, дивизии отчитывались о потерях лишь за сутки, а урон, понесённый в отдельных боях, указывался редко. Поэтому выделить в цифре потерь за сутки ущерб, нанесённый именно в ходе контрартподготовки, практически невозможно.
Таким образом, установить точные цифры потерь 4-й ТА, как и АГ «Кемпф», в ходе контрартподготовки на основе имеющихся сегодня в распоряжении исследователей источников невозможно, но и так ясно: хотя сам М.С. Шумилов до последнего момента и не подозревал о готовящемся наступлении противника в ночь на 5 июля, её эффект в полосе 7-й гв. А оказался выше, чем у соседа. На это есть две причины. Во-первых, основная масса войск армейской группы была жёстко привязана к определённым участкам, где планировались строить переправы, и эти места советская сторона точно установила. Во-вторых, было верно выбрано время, огонь нашей артиллерии застал неприятеля на переправах и в местах непосредственно перед ними. Это признавали и немцы[502]. Командование дивизий АГ «Кемпф» было вынуждено учитывать, что на форсирование реки потребуется определённое время. Поэтому их части подошли на исходные позиции чуть раньше, чем соединения соседней 4-й ТА, которым для броска к советским траншеям не требовалось строить мосты и переправляться под огнем через русло реки, а лишь подняться в рост и пройти несколько сот метров по полю.