Слабым местом командного состава до корпусного звена включительно было неумение организовать взаимодействие всех родов войск в процессе боя. Говоря техническим языком, эти командиры с трудом выстраивали «технологическую цепочку боя» и слабо управляли её элементами, т. е. частями и подразделениями, в процессе «производства». В германской армии тоже существовали подобные проблемы, но в вермахте к обучению офицеров подходили более тщательно, этому придавалось первостепенное значение, как, впрочем и к индивидуальной подготовке солдата. Поэтому её тактические командиры, по крайней мере в ходе Курской битвы, демонстрировали хороший уровень профессионального мастерства. Это позволяло немецким дивизиям и корпусам успешно действовать значительно меньшими силами, чем это делала советская сторона.
Часто подготовка боевых действий в частях и соединениях Красной Армии носила схематичный характер, не отличалась конкретностью, возникавшие вопросы не рассматривались в деталях. Штабы редко прорабатывали несколько вариантов выполнения поставленных задач, мало уделялось внимания «мелочам», которые потом, как правило «выходили боком» – то есть не учитывались проблемы, которые могут возникнуть в процессе боя. Командиры соединений, участвующие в операции, после постановки задач не собирались, не излагали свои первоначальные решения и предложения, возникавшие в ходе планирования вопросы, каждый командир решал их самостоятельно, как умел.
Планы боя нижестоящих частей и соединений не проверялись вышестоящими начальниками. Возможно, это покажется невероятным, но встречалось немало случаев, когда при разработке плана крупномасштабных боевых действий управления даже армий не учитывали действия своего соседа по рубежу обороны. В документах лишь отмечалось его наличие и не более. С большим трудом организовывалась боевая работа приданных частей усиления. Со скрипом шло отлаживание их взаимодействия с частями дивизии или корпуса, к которым они были направлены. Особенно много проблем возникало у командования стрелковых дивизий и полков при взаимодействии с танкистами и артиллеристами. Общевойсковые командиры не знали специфики этих родов войск и особенности тактики, что часто приводило к неправильному использованию приданных средств усиления, излишним потерям и невыполнению приказа. Вот лишь один характерный пример того, как использовало танковые соединения командование стрелковых дивизий 7-й гв. А Воронежского фронта, изложенный командиром 27-й гв. тбр полковником М.В. Невжинским в боевом донесении от 8 июля 1943 г.:
«1. С рассветом 6.7.43 г. 27-я гв. отдельная танковая бригада на основании устного приказа командира 24-го гв. ск действует:/иск/свх. «Поляна», отм. 192.6, отм. 192.8, отм. 140.1, железнодорожное полотно юго-восточнее Ржавец. Бригада взаимодействует: справа – одним танковым батальоном с 72-й гв. сд, слева – ТБ с 213-й гв. сд.
Бригада вела боевые действия на широком фронте – 12 км, они осуществлялись поротно, из-за чего возникли трудности в управлении бригадой и организации взаимодействия с другими родами войск, а также осуществления службы эвакуации и обеспечения.
2. Действия бригады поротно не даёт должного эффекта в ударной силе и манёвре, а также оперативно использовать её на более ответственных участках.
3. Боевые задачи бригада получает устно, без подтверждения письменными приказами. Имелись случаи, когда командиры лично отдают приказы о выполнении боевой задачи без артподдержки и пехоты овладеть с предупреждением: «Если не овладеешь, то я тебя застрелю». Такой разговор произошел с командиром 1-го тб и командиром 72-й гв. сд (справка – донесение командира 1-го тб). В результате такого использования бригада несёт большие потери и в материальной части, и в личном составе»[541].
Часто организация боя на уровне полка – дивизии и даже корпуса ограничивалась лишь постановкой задач. Старшие командиры не вникали в проблемы частей и подразделений, не стремились помочь им словом и делом, а при возникновении вопросов или затяжке исполнения приказов немедленно переходили на повышенный тон, обвиняя их командование в бездействии, трусости и нерасторопности, грозили военным трибуналом и даже расстрелом.
На Воронежском фронте ситуация осложнялась ещё и тем, что часть командиров дивизий и полков перед началом Курской битвы впервые были назначены на эти должности, в некоторых случаях буквально за несколько дней до начала немецкого наступления, а корпусное звено принимало войска в подчинение уже в ходе оборонительной операции. Поэтому даже те стрелковые корпуса, которые были сформированы ещё в мае-июне, не смогли стать полнокровными сколоченными боевыми соединениями. Особенно большая ротация комдивов прошла в 6-й гв. А, находившейся на направлении главного удара ГА «Юг». К 5 июля 1943 г. из шести дивизий, входивших в её состав, в трёх командиры были назначены примерно за два месяца, а один – за неделю до начала боёв[542]. Причём три соединения, где прошла смена командования, занимали оборону в первом эшелоне армии. Пока эти дивизии оборонялись на подготовленных рубежах, проблемы и шероховатости удавалось в основном снимать без особых последствий. Но результаты боёв уже на второй день битвы, 6 июля, особенно в полосе 6-й гв. А, со всей очевидностью продемонстрировали неспособность корпусного звена в полной мере исполнять свои обязанности. Несмотря на относительно неплохую подготовку ряда командиров, слаженной работы соединений не получалось. По сути, их штабы выполняли функцию передаточного звена информации и приказов от руководства армии до дивизий и обратно. Причём делали это из рук вон плохо. Какую-либо инициативу, целеустремлённость старшие командиры не проявляли. Причин этого было несколько, но одна из главных – отсутствие достаточного времени для ознакомления командного состава корпусного управления с подчинёнными соединениями. Так, например, управление 48-го стрелкового корпуса 69-й А начало принимать дивизии под командование 2 июля, а приступили к исполнению своих обязанностей 4 июля, после двух суток знакомства с войсками. А приказы о завершении формирования корпусного звена в 7-й гв. А и 40-й А были отданы уже в ходе оборонительной операции.
Отдельный вопрос – качество кадрового состава штабов. Часто офицеры, теоретически неплохо зная свои обязанности, на практике же, в динамичной, напряжённой обстановке боя, терялись. Не могли правильно организовать отражение вражеских атак вверенным соединением даже на подготовленных рубежах, адекватно реагировать на складывающуюся обстановку, быстро наладить потерянное управление войсками, установить и поддерживать устойчивую связь с командованием и соседями на флангах, а также налаживать эффективное взаимодействие с ними. Из справки управления контрразведки «Смерш» Воронежского фронта: «8 июля 1943 г. командиры 5-го гв. тки 10-готк, будучи вызванными начальником штаба Воронежского фронта генерал-лейтенантом С.П. Ивановым, получили приказ о наступлении на 8.00. По возвращении их на места поступила шифровка, изменяющая время наступления на 9.00. 5-й гв. тк выполнил приказ, продвинулся на 10–15 км, но понёс большие потери и возвратился к 16.00 на прежний рубеж. К этому времени поступил приказ, отменяющий наступление в этот день и, как оказалось, 2-й и 10-й тк, получившие этот приказ своевременно, не приняли участия в наступлении, в результате чего 5-й гв. тк не имел поддержки»[543]. Следует пояснить, что из упомянутых корпусов лишь 10-й тк имел прямую связь со штабом фронта. Но, получив приказ об отмене атаки, штаб 10-го тк об этом не сообщил соседу. Хотя оба соединения готовились действовать вместе и его командованию было известно о проблеме со связью в 5-м гв. тк.
Дело в том, что из-за быстрого перехода с конца 1942-го и особенно в первой половине 1943 г. Красной Армии на корпусное звено управления, возник острый дефицит старших офицеров и генералов, имевших опыт и способных к работе в штабах такого уровня. Остро эта проблема стояла и в войсках Воронежского фронта. Начальник штаба 40-й А генерал-майор А.Г. Батюня докладывал: «Корпусные управления, сформированные из резерва командного состава НКО, в подавляющем большинстве командиры не были участниками Великой Отечественной войны. В то же время имели академическую подготовку. Функциональные обязанности штабами были не изучены, а теоретические знания медленно преломлялись в боевой обстановке, отчего в первые дни управления боевой деятельностью войск осуществлялось плохо и штабу армии целиком и полностью приходилось подменять работу управления корпусов»[544].
Но это были объективные проблемы, и Н.Ф. Ватутин не мог кардинально повлиять на них. Тем не менее, стремясь решить возникавшие трудности с управлением в корпусах в ходе операции, командование армий большинство вопросов брало на себя. Это в свою очередь осложняло работу армейских штабов: увеличивалась нагрузка на их офицеров, средства связи, что также снижало оперативность принятия и исполнения решений, терялось их качество и глубина проработки. Вал текучки так их захлёстывал, что не было времени даже толком проконтролировать отданные приказы и распоряжения.
Вместе с тем обострились проблемы и субъективного характера. Ряд старших офицеров, назначенных на высокие должности, демонстрировал нежелание и неспособность работать на результат. Так предметом постоянного внимания командующего 6-й гв. А генерал-лейтенанта И.М. Чистякова, а затем и лично Н.Ф. Ватутина, стала ситуация в обоих ее корпусах. Уже 7 июля Военный совет фронта был вынужден отстранить сначала временно, а впоследствии окончательно от должности командира 23-го гв. ск генерал-майора П.П. Вахромеева, войска которого удерживали главное танкоопасное направление – Обоянское шоссе и прохоровское направление, с формулировкой