«как не справившегося с работой»[545]. Недисциплинированность генерала и пьянство стали одной из главных причин такого решения[546].
Не смог наладить работу управления, установить рабочие отношения с подчинёнными дивизиями, да и не
проявлял особых усилий и настойчивости для этого начальник штаба 22-го гв. ск полковник И.П. Нагаткин. Все службы и отделы работали вразнобой. От корпуса было невозможно добиться ясной и правдивой информации о состоянии дел на рубеже обороны, положении войск и т. д. Сначала в его адрес звучали лишь устные нарекания, но положение не менялось. Из приказа № 0125 по л/с командующего 6-й гв. А от 25 августа 1943 г.: «Начальник штаба 22-го гв. ск… на протяжении всего времени пребывания в этой должности к исполнению своих обязанностей относился недобросовестно, мало уделял внимания вопросам сколачивания отделов штаба корпуса, подготовки штабов дивизий, не вникал в их жизнь, боевую деятельность, не осуществлял контроля за их работой.
Над собой не работает, знаний своих не совершенствует, опыт Отечественной войны не изучает, систематически злоупотребляет спиртными напитками, после чего жалуется на болезнь желудка.
В период проведения корпусом активных боевых операций гвардии полковник Нагаткин проявил полную бездеятельность в руководстве своим штабом, оторвался от штабов дивизий, потерял всяческую ориентировку и не знал действительного положения войск на поле боя, вследствие чего штаб не являлся органом управления командира корпуса в период боёв»[547].
Сразу же после завершения Курской битвы полковник был снят с должности и направлен в распоряжение Военного совета фронта.
О неоднородности командного состава Красной Армии в профессиональном (качественном) отношении знал и, естественно, пользовался этим наш враг. После войны английский военный историк Л.Б. Гарт много часов провёл в общении с генералитетом вермахта, значительная часть которого воевала на советско-германском фронте. В этих беседах, естественно, поднимались и вопросы управления войсками. Вот как оценивали старшие офицеры и генералы германской армии эту проблематику. По их мнению, к середине войны советские командиры воевать научились, и эта учёба у них шла довольно быстро. «В ходе войны русские установили чрезвычайно высокий стандарт командира от высшего до низшего уровня, – утверждал один из его собеседников. – Отличительной чертой их офицеров была готовность учиться»[548]. Однако качество командного звена Красной Армии, по мнению немцев, заметно разнилось между севером и югом советско-германского фронта. На юге были собраны наиболее качественные (т. е. подготовленные, молодые, растущие) кадры, чем на севере. Вероятно, это было связано с более активной и значимой боевой деятельностью в ходе всей войны обеих армий именно в южном секторе (центр, юго-запад и юг). А военачальники, воевавшие севернее, по мнению немцев, выделялись несколько иной особенностью, которая, на мой взгляд, в определенной мере была присуща всем командирам РККА, особенно если опираться на рассекреченные сегодня материалы, и Воронежского фронта. «Как правило, они высоко оценивали высших и низших офицеров, но среднее звено [т. е. полк – дивизия – корпус. – З.В.] считали ненадежным, – пишет Л. Б. Гарт. – Высшее руководство у русских занимали люди, доказавшие свои профессиональные качества и получившие право принимать самостоятельные решения и отстаивать своё мнение. На низших ступенях лестницы находились младшие офицеры, которые в своей ограниченной сфере проявляли хорошую выучку и тактическую смекалку: некомпетентные там долго не задерживались, становясь очередной жертвой вражеской пули или снаряда, – но средние командиры, больше чем в других армиях, были подвержены влиянию других факторов. Не угодить своему начальству они боялись больше, чем встретиться с врагом… Если была организована мобильная оборона, то атак русских обычно можно было не слишком опасаться. Они всегда отличались поистине бычьим упорством, шли в атаку снова и снова. Дело в том, что их командиры постоянно жили в страхе показаться недостаточно целеустремленными, если прекратят наступать»[549]. На штабном языке это называлось лобовыми ударами. Простые же солдаты о таких командирах говорили более грубо, но оттого не менее точно и ёмко: «Заставь дурака богу молиться, он весь лоб расшибёт». Именно против такого бездумного подхода были нацелены распоряжения и приказы, издававшиеся в это время командованием Воронежского фронта. Вот цитата из одного такого документа, который был направлен командирам соединений, вплоть до дивизий, и подписанный лично Н.Ф. Ватутиным: «…Силы артогня полностью не используются, артиллерия в динамике боя отстаёт от пехоты и танков. В дальнейшем не допускать отставание артиллерии. Всякое сопротивление подавлять массированным артминогнём и огнём во взаимодействии пехотного оружия. Отмечается много лобовых ударов и слишком много применяется маневра на окружение противника. Недостатки в тактике действия войск немедленно устранить… Обратить внимание на лучшую организацию взаимодействия огня»[550].
В первые несколько суток Курской битвы в войсках, оборонявшихся в полосе наступления главной группировки Манштейна, эти проблемы накладывались на серьёзные объективные трудности, связанные с управлением, прежде всего в 6-й гв. А. Основная причина, сложная конфигурация фронта, которая сложилась после прорыва корпуса СС на прохоровское направление 6 июля 1943 г. и в ходе дальнейших боев в её полосе. К этому моменту сплошного рубежа обороны не было. Весь армейский участок оказался разорван на несколько частей, поэтому единого центра управления создать не удалось. Частью дивизий, которые вместе с войсками 1-й ТА прикрывали обоянское направление, командовал сам И.М. Чистяков, его основной КП располагался в балке у села Кочетовка. Группой дивизий, удерживавших территорию вдоль р. Липовый Донец, руководил его заместитель генерал-майор П.Ф. Лагутин с ВПУ в селе Сажное. Эти две группы войск были разделены участками обороны соединений двух других армий – 1-й ТА и 69-й А, т. е. войска перемешались. Группировки Чистякова действовали обособленно друг от друга, и координировать их боевую работу в таких условиях оказалось крайне сложно. Ещё труднее поддерживать с ними устойчивую связь и обеспечивать всем необходимым. В некоторых случаях, как это было с 51-й гв. сд, части самих стрелковых дивизий были разбросаны по всему фронту на расстоянии до 30 км.
В этих условиях были крайне важны слаженность и синхронность в действиях руководства 6-й гвардейской и 1-й танковой. Но, к сожалению, в ходе Курской битвы наладить необходимое взаимодействие их штабам не удалось. Сражаясь на одном боевом участке, имея порой войска в одних и тех же окопах, их командование не смогло выстроить эффективной системы взаимоотношений ни между своими дивизиями и корпусами, ни между армейскими управлениями. Оба объединения воевали по принципу – каждый за себя. Вот что докладывал офицер Генштаба при штабе 6-й гв. А об уровне взаимодействия: «В боевых порядках армии действовала 1-я ТА, но штабы армий не стремились к получению постоянной, взаимной информации, в результате взаимодействия пехоты и танков было недостаточно. Все карты оперативного отдела штаба армии не имели боевых порядков 1 – й танковой армии, поэтому затруднялось обеспечение стыков между соседними соединениями и даже приводило к напрасным жертвам»[551].
Подобная проблема, хотя и в меньших масштабах, возникла в это же время и в 1-й ТА. На её правом фланге и в центре полки и бригады 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов, а порой и батальоны были густо перемешаны друг с другом и с частями двух дивизий 22-го гв. ск, а также с войсками, прибывавшими на усиление из 38-й и 40-й А. Выдвинутые в полосу 3-го мк танковые бригады 6-го тк имели двойное подчинение. Чтобы произвести необходимую перегруппировку сил или отвести на подготовленный рубеж подразделения, комбриги были вынуждены в ходе боя, когда каждая минута на счету, связываться со штабами обоих корпусов и испрашивать разрешение обоих комкоров. В условиях нехватки радиостанций и плохой работы средств связи большинство задуманных решений из-за этого заранее обрекалось на провал. По такой же схеме приходилось работать при передаче своих приказов и распоряжений командирам корпусов.
Танковые армии однородного состава были в Красной Армии формированием новым, поэтому ряд важных моментов при их создании оказался упущенным или до конца не продуманным. В результате, когда по приказу Н.Ф. Ватутина 1-я танковая армия М.Е. Катукова для удержания обоянского и прохоровского направлений с 7 июля 1943 г. взяла на себя функции общевойсковой, она не имела для этого необходимых средств обеспечения, прежде всего средств связи, и штата личного состава в штабах всех уровней. Достаточно сказать, что, например, штат командующего артиллерией танковой армии был сокращён относительно общевойсковой более чем на 50 %, а в ходе Курской оборонительной операции 1-я ТА получила в два раза больше артчастей и соединений, чем 6-я гв. А имела перед началом немецкого наступления. Принять эти силы, как требовали директивные документы, выстроить систему управления ими и эффективно использовать их командующий артиллерией 1-й ТА полковник И.Ф. Фролов и его штаб был не в состоянии.
Хотя он и его подчиненные делали для этого всё возможное. «На протяжении нескольких дней боёв, – отмечал командующий, – в штабе артиллерии оставался лишь один оперативный работник, остальные командиры непрерывно были в частях»