Не воспитали у ведомых лётчиков ответственность за прикрытие своего ведущего, не рассматриваем потерю ведомым ведущего как тягчайшее нарушение воинской дисциплины; не узаконили положение: чтобы заслужить быть ведущим, необходимо сделать 75-100 отличных боевых вылетов ведомым на прикрытие своего ведущего.
Многие истребители неактивно ищут боя, не проявляют дерзкого наступательного порыва, свойственного истребителям. Действуют чрезвычайно осторожно с некоторой оглядкой и даже робостью. Не используют всю техническую мощь своего самолёта. Пассивность в действиях превращала истребителей в беззащитных, жалких куропаток. Такое явление сложилось в силу того, что наши истребители вели боевую работу над полем боя бесконтрольно со стороны авиационных командиров и штабов всех степеней. Командиры не замечали отлично проведённые воздушные бои, заслуживающие внимания и уважения, не видели и безынициативных боёв. Первое и второе не становилось уроком истребительных лётных частей и соединений.
4. Оперативная ограниченность в использовании истребительной авиации и слабое планирование боевой работы истребительной авиации. Наши истребители ведут борьбу с бомбардировочной авиацией противника на своей территории, над своими войсками. Районы патрулирования истребителей редко выходят за границы линии и ВС. Не высылаем патруль истребителей в глубину территории противника с целью уничтожения бомбардировочной авиации противника на его территории до подхода к линии ВС.
Не внедряем свободные полеты истребителей-охотников на территорию противника с целью оковывания и отлучения части сил истребительной авиации над его территорией и уничтожения бомбардировщиков, летающих одиночно и мелкими группами.
Технические возможности позволяют смело переносить действия наших истребителей на территории противника, так как наш самолет-истребитель Ла-5 превосходит Ме-109-Ф по своим лётно-тактическим данным и не уступает истребителю ФВ-190.
Имея задачей не допускать бомбардировщиков бомбить наши войска, задача истребителями не выполняется весьма элементарно (патрулированием) без оперативного размаха и без изыскания новшеств в тактике и действиях истребительной авиации. Планирование боевой работы истребителей выражается в графиках патрулирования, а не в формах ведения борьбы за господство и превосходство в воздухе.
5. Штабы всех степеней оторвались от боевой работы истребительной авиации. Они слабо организуют боевую работу истребителей; не видят воздушных боёв, не контролируют выполнение боевого задания истребителей, не реагируют своевременно на недочёты боевой работы истребителей, не делают оперативно-тактических выводов по проведённым воздушным боям и сражениям. Плохо изучают тактику авиации противника, не противопоставляют свою тактику тактике врага.
Вывод. Истребительная авиация 2-й ВА, имея количественное и качественное превосходство в истребителях перед истребителями противника, вследствие плохого управления, слабой работы штабов и недостаточной организации не смогла завоевать господство и превосходство в воздухе, полностью отдала инициативу в воздухе в руки авиации противника, не заслужила своей работой любви и уважения наших наземных войск»
[588].
Как далеки эти выводы от тех пустых славословий о господстве советской авиации в небе над Курской дугой, которыми после войны были переполнены книги и брошюры[589].
С приведённым документом был знаком и командующий Воронежским фронтом, он читал его и оставил свою подпись на нём. При личных встречах и переговорах по БОДО Н.Ф. Ватутин жёстко требовал от командармов: навести порядок в войсках, ставить в известность командование оборонявшихся частей о прибытии средств усиления на их участки, перед перегруппировкой подробно знакомить командный состав с оперативной обстановкой в районе выдвижения, давать необходимое время частям и соединениям на проведение разведки маршрутов, рекогносцировки, установление связи с частями, находящимися рядом, установить чёткую связь авиасоединений и штабов наземных войск. Но, к сожалению, все это слабо помогало. Плохая профессиональная подготовка, малый опыт и низкая дисциплина у многих офицеров боевых частей и штабов накладывалась на ряд объективных причин, которые, безусловно, пыталось решать руководство 2-й ВА, но добиться желаемого результата не смогло.
Так, была установлена прямая связь штаба 2-го гв. Ттк и 1-го шак. Однако после этого его штурмовики как наносили удары по рубежам корпуса в начале операции, так и продолжали утюжить их бомбами и «эрэсами» в дальнейшем, проведя после этого ещё несколько бомбёжек и его КП.
Появился представитель авиасоединения и в 3-м мк, но наладить должного взаимодействия с его войсками он тоже не сумел. Причина банальная – на ответственную должность был прислан человек случайный, не обладавший ни опытом, ни авторитетом. Выступая на совещании высшего командного состава 1-й ТА с анализом действий своего соединения в Курской битве, генерал С.М. Кривошеин делился опытом налаживания взаимодействия со 2-й ВА: «Авиация у нас была чрезвычайно зацентрализована, потому мы её не чувствовали. Взаимодействие танков с авиацией также было неудовлетворительным, особенно со штурмовиками, которые, несмотря на сигналы опознания – «свои войска», несколько раз сбрасывали бомбовые грузы и подвергали штурмовке войска корпуса. Истребительная авиация действовала самостоятельно, не сочетая свои действия с наземными войсками. Одна из главных причин этого – отсутствие при корпусе полноценного представителя от авиасоединения и прямой связи с аэродромами.
Прислали мне в качестве представителя от авиачастей одного капитана, а его никто не слушает. Он требует выслать самолёты, а на его заявки не обращают никакого внимания. Ну, ясно, что мне пришлось отказаться от такого представителя, было всё равно, он был у меня или не был, мне всё равно самолётов не давали.
Что касается расположения аэродромов, то у нас поблизости их не было. Как правило, аэродромы располагались на расстоянии 50–60 км от переднего края обороны, а потому и связь с ними плохая была, и вызвать с них самолёты трудно. Прилетали они обычно тогда, когда и надобности в них не было»[590].
После каждого инцидента на поле боя создавалась комиссия, в которую включали представителей обеих сторон, а также представителей отдела «Смерш» и детально рассматривали суть происшествия и его причины. После чего рекомендовалось принять меры к недопущению подобного впредь, но боестолкновения продолжались уже на других участках.
11 июля 1943 г. Военный совет фронта был вынужден направить командующим армиями и их артиллерией шифровку № 12939, в которой указал, что все происшествия, связанные с плохой ориентировкой войск на поле боя и недостаточным взаимодействием, «в результате чего были случаи, когда отдельные подразделения и группы наших войск в течение 8–9 июля вели бой между собой, своя авиация бомбила свои войска, а наша зенитная артиллерия вела огонь по своим самолётам»[591], будут расследованы военной прокуратурой фронта до 14 июля и будут сделаны соответствующие выводы. При этом командармам и командующим артиллерией было приказано «добиваться более организованного взаимодействия и связи»[592]. Но, увы, и этот грозный приказ мало помог. В тот же день, 11 июля, под собственные бомбы в оперативном тылу угодил командующий 69-й А генерал-лейтенант В.Д. Крючёнкин со своей оперативной группой. Через сутки, 12 июля, в полосе обороны его армии южнее Прохорова произошло крупное боестолкновение, теперь уже между стрелковыми соединениями Воронежского фронта и 5-й гв. ТА, прибывшей из резерва Ставки ВГК. Обратимся к приказу командующего 69-й А: «…Около 17–18 часов 12.07 53-й отдельный танковый полк [5 гв. ТА. – З.В.] начал наступление на 1-й Ново-Александровский Выселок.
Пройдя в колонне к высоте 241.5 (сев. с. Александровка), танки сходу открыли огонь по боевым порядкам 92-й гв. сд и танкам 96-й танковой бригады, находящимся в районе с. Александровка. Произошел бой между нашими войсками, одновременно наши штурмовики обстреляли боевые порядки 92-й гв. сд. Только после вмешательства старшего офицера Генерального штаба Красной Армии подполковника Соколова и командующего артиллерией 35-го гв. ск с большим трудом удалось прекратить этот бой.
Пройдя село Александровка, 53-й танковый полк вступил в огневой бой с танками противника, но через несколько минут, не выполнив задачу, получил команду вернуться обратно. Танки 53-го тп стали отходить, увлекая за собой отдельные группы пехоты. Следовавшая за 53-м тп противотанковая артиллерия также развернулась к бою и не открыла огонь по своей пехоте и танкам лишь благодаря вмешательству офицера Генштаба Красной Армии подполковника Соколова и командующего артиллерией 35-го гв. ск.
Находившиеся на НП в районе высоты 241.5 командир 96-й отд. танковой бригады генерал-майор Лебедев[593] и командир 92-й гв. сд полковник В.Ф. Трунин вмешались в устранение этих безобразий слишком поздно.
Танкисты не были информированы о действительном положении переднего края пехоты, что и повлекло к указанным недоразумениям.
Все вышеуказанное произошло лишь потому, что командиры, коим было поручено ответственное дело – руководство операцией, отнеслись к нему беспечно и халатно, не продумали вопросов взаимодействия, не организовали рекогносцировки местности и разведку противника…»[594].
В тот же день штурмовики 2-й ВА несколько раз утюжили КП 48-го ск 69-й А (18.20–22 «Ил-2» и в 20.30 – 6 «Ил-2»), под обстрел попали его командир генерал-майор 3.3. Рагозный и корпусная опергруппа. Из-за этого комкор был вынужден спешно менять КП. В последующие дни (13 и 14 июля) его штаб и НП в районе с. Лески вновь нещадно бомбили и свои, и немцы. И так далее, и так далее…