После выхода из окружения из танкистов группы генерала А. В. Куркина были сформированы и направлены на заводы за получением новой техники танковые экипажи. Старшему командному составу, в том числе и мне, было приказано следовать в Москву»[709].
Выйти из окружения удалось лишь 28 августа. После перехода через линию фронта весь личный состав подвергся жёсткой проверке органами военной контрразведки. В то время это было обычным делом, но в то же время очень серьёзным испытанием. П.А. Ротмистров прошёл её относительно быстро. Тот факт, что бойцы и командиры вышли компактно, сохранив документы и оружие, сыграл ключевую роль. Вероятно, повлияла и давняя дружба Павла Алексеевича с заместителем наркома обороны и начальником ГАБТУ генерал-лейтенантом Я.Н. Фёдоренко. При их первой встрече после выхода из окружения Яков Николаевич предложил ему стать начальником штаба управления, но, по словам П.А. Ротмистрова, он отказался и попросил направить на командную должность[710], но его просьба не была удовлетворена. Поэтому он тут же направил письмо И.В. Сталину и через день был назначен командиром формировавшейся в с. Костерёво (120 км юго-западнее Москвы) 8-й тбр, а 9 сентября 1941 г. вступил в командование. Это соединение для будущего командарма стало настоящей школой боевого опыта и мастерства командира. Однако первые дни на фронте в этой должности чуть не стоили ему и карьеры, и свободы. Обстановка поджимала, и комплектование проводилось в ускоренном темпе. Уже во второй половине месяца бригада была направлена на Северо-Западный фронт. После разгрузки на ст. Валдай Новгородской области практически с ходу она приняла участие в боях совместно с войсками 11-й А. В начале октября 1941 г. враг овладел г. Калинин[711], и тем самым перерезал Ленинградское шоссе. Поэтому 14 октября было получен приказ командующего Северо-Западным фронтом о переброске бригады в район Торжка для усиления калининского направления. Через сутки, совершив 250-км марш, она вышла в указанный район.
Здесь, на родной тверской земле, в течение двух тяжелейших месяцев битвы за Москву П.А. Ротмистрову предстояло защищать от захватчиков не только страну, но и свою малую Родину. В этот период у Павла Алексеевича произошли две примечательные встречи. Первая – с человеком, под непосредственным руководством которого он будет сражаться в качестве командарма в Курской битве, Н.Ф. Ватутиным, впоследствии командующим Воронежским фронтом, а осенью 1941 г. – начальником штаба Северо-Западного фронта. Перед маршем к Торжку соединение Ротмистрова было включено во фронтовую оперативную группу под его командованием и являлось её передовым отрядом в районе Калинина. Вторую встречу можно назвать заочным знакомством двух противников. На северо-западном направлении действовала, в том числе и против 8-й тбр, 3-й тг генерала Г. Гота, будущего командующего 4-й ТА, с гренадерами которой сойдутся в жестокой схватке под Прохоровкой гвардейцы танковой армии генерала П.А. Ротмистрова в июле 1943 г.
С ходу отбить Калинин не удалось. Ситуация продолжала ухудшаться, и 17 октября войска, действовавшие в этом районе, Ставка выделяет в самостоятельное оперативное направление, создаётся Калининский фронт под командованием генерал-полковника И.С. Конева. В его состав вместе с оперативной группой Ватутина была передана и 8-я тбр. Первые несколько суток боёв в районе Калинина (точнее, у села Медное) сложились для комбрига крайне неудачно и так же, как и в ходе сражения за Прохоровку в июле 1943 г., чуть не сломали ему карьеру. Он дважды был обвинен в трусости и невыполнении приказа, первый раз Н.Ф. Ватутиным, второй – И.С. Коневым. Об этих событиях ни сам Павел Алексеевич, ни его подчиненный генерал-майор А. Егоров, в ту пору командир 8-го тп его бригады, в открытой печати ни разу не упоминали. Хотя последний в 1971 г. опубликовал в Военно-историческом журнале статью[712], посвящённую тем боям. Поэтому обратимся к недавно рассекреченным документам. Из распоряжения командира оперативной группы генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина от 06.00 18 октября 1941 г., направленное П.А. Ротмистрову: «Ваши действия 17 октября 1941 г. достойны всяческого порицания и осуждения. Вы не выполнили моего устного приказа о немедленной высылке танков для поддержки 3/418-го сп, а сделали это лишь утром 17 октября 1941 г. Формально, безответственно и беспечно Вы подошли к выполнению моего указания о занятии участка левее 3/418-го сп. Если не было 46-го мотоциклетного полка, надо было занять другими средствами. Ссылка на усталость и на неисправность машин несостоятельна. По-видимому, раскисли в первую очередь руководители – командиры. Вы беспечно проспали, и под носом у Вас проскочила в наш тыл незначительная группа танков, и должных мер к её ликвидации не предпринято. Вы полностью отвечаете за прорыв танков и недопущение дальнейшего продвижения противника за р. Тверец.
Немедленно связаться с 133-й сд и действовать совместно с ней. Невыполнение этого вынудит меня поставить вопрос о привлечении Вас к строгой ответственности. О ходе боя доносить мне кратко по радио 3 раза в сутки: к 9.00, к 15.00 и к 21.00»[713]. На документе есть пометка: «Получил в 21.00 18.10.1941 года Ротмистров».
В то же день комбриг вновь получает «сверху» упреки в трусости, хотя документ до него доходит лишь утром 19 октября. Из распоряжения Н.Ф. Ватутина: «1. Противник в районе Калинина терпит поражение. Северо-западную часть города Калинина, Малица и Калин и но занимают наши войска. Небольшая группа противника прорвалась в район Поддубки, Медное, Полустово, где отрезана от своих войск. Ваш отход преступен.
2. Приказываю немедленно, не теряя ни одного часа времени вернуться в Лихославль, оттуда совместно с частями 185-й сд стремительным ударом на Медное уничтожить прорвавшиеся группы противника, захватить Медное. В дальнейшем нанести удар на Калинино и 20.10.1941 войти в Калинин.
3. Вдоль шоссе из Торжка на Медное наступает отряд тов. Лукьянченко. С юга со стороны Волынцево выдвигается мотострелковая бригада 29-й А.
4. Подчиняю Вас полностью себе. Требую самых решительных действий и полного напряжения. Пора покончить с трусостью»[714].
Командующий Калининским фронтом был более категоричен, 18 октября он направляет приказ командиру оперативной группы об аресте полковника: «Тов. Ватутину. Прошу Ротмистрова за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой арестовать и предать суду военного трибунала. В командование бригадой вступить начальнику штаба или командиру по Вашему выбору. Конев» [715].
Безусловно, обстановка, в которой отдавались такие приказы, была крайне напряжённая, нервная и не всегда ясная даже её непосредственным участникам. Нам же тем более трудно, а быть может, и вообще невозможно выстроить ход тех событий и понять, был ли комбриг действительно виновен или нет. Определённо можно сказать лишь одно: Павлу Алексеевичу повезло, что в этот переломный момент на его жизненном пути встретился именно Н.Ф. Ватутин. Я далёк от мысли идеализировать последнего, да и факты, известные сегодня, не позволяют этого сделать. Тем не менее надо отдать должное сдержанности и дальновидности Николая Федоровича. Несмотря ни на что, он смог справиться с давлением И.С. Конева и эмоциями, которые явно перехлёстывали через край, и удержаться от поспешных, жёстких решений, на которые толкало его вышестоящее командование. Пройдёт относительно немного времени, и ситуация в точности повторится в июле 1943 г. Тогда снять с должности и отдать под суд командарма Ротмистрова потребуют более высокопоставленные представители из Москвы – член ГКО Г.М. Маленков и его комиссия. Вот в этот момент Николай Федорович помочь ему не сможет. Выручит тогда командарма из тяжёлой ситуации товарищ и сослуживец Н.Ф. Ватутина, Маршал Советского Союза А.М. Василевский. Но в жизни бывает всякое. Хотя, как рассказывали мне сотрудники Бронетанковой академии, служившие в ней с П.А. Ротмистровым в 1950-е годы, в своих неприятностях под Прохоровкой он настойчиво винил именно Н.Ф. Ватутина и Н.С. Хрущёва. А с И.С. Коневым у будущего командарма впоследствии, особенно после войны, установятся тёплые и даже в определённой мере товарищеские отношения.
А теперь вернёмся к событиям осени 1941 г. До начала ноября бригада Ротмистрова вела бои совместно с войсками 30-й А генерала Д.Д. Лелюшенко, обороняла подходы к каналу Москва-Волга на рубеже р. Лама (южнее Иваньковского водохранилища). А во второй половине месяца была подчинена оперативной группе 16-й А под командованием генерала Ф.Д. Захарова, которая обороняла г. Клин. Однако тогда, как и в боях за Калинин, удержать город не удалось. Кстати, в это время соседом 8-й тбр была 1-я гв. тбр, а во время освобождения Клина генерал-майор М.Е. Катуков являлся прямым начальником полковника П.А. Ротмистрова, т. к. возглавлял обе оперативные группы армии.
Измотав врага на подступах к столице, Ставка отдала приказ трём фронтам: 5 декабря 1941 г. начать общее контрнаступление. Согласно разработанному плану 30-я А Западного фронта наносила главный удар в направлении Рогачёва, Спас-Коркодина, Клина. 8-й тбр предстояло действовать в составе её центральной ударной группы. Войска армии наступали успешно, и уже через десять дней задача была выполнена. После освобождения Клина бригада вновь была передана Калининскому фронту и до окончания контрнаступления продолжала вести боевые действия в его составе.
За мужество и стойкость, проявленные в битве за столицу, 11 января 1942 г. 8-я тбр преобразовывается в 3-ю гвардейскую. Высоко были отмечены заслуги и её командира, но не столь щедро, как комбрига. П.А. Ротмистров награждается орденом Ленина, но остается в прежнем звании. События под Калинином на это не влияли. Дело в том, что по штату командовать бригадой мог подполковник или полковник, а генерал – особым решением Верховного командования. Для Михаила Ефимовича сделали исключение потому, что его соединение