В сентябре 1942 г., до вывода в резерв, 7-й тк на Сталинградском фронте провел ещё два тяжелых боя. И хотя, по утверждению Павла Алексеевича, они были подготовлены значительно лучше, корпус в обоих случаях задачу дня выполнил, тем не менее потери тоже оказались значительными. Так, в атаку южнее Самофаловки соединение перешло, имея в строю всего 87 танков[735], а после выполнения задачи осталось 11 машин[736]. Похожая ситуация сложилась и южнее Ерзовки, там из 78 бронеединиц, участвовавших в бою, противник подбил и сжёг 64.
Даже перечисленных в выдержке из доклада комкора проблем, которые очевидно исходили не только из его штаба, вполне хватает, чтобы понять: донесение Особого отдела Сталинградского фронта и подготовленные на П.А. Ротмистрова документы о его якобы вине в обескровливании соединения – элементарный донос. Комиссия Маленкова признала, что действительно в первом бою корпус поставленную задачу не выполнил и при этом понёс очень большие потери. Но сотрудники НКВД и представители Генштаба слали наверх похожие документы с нелицеприятными примерами и из других танковых корпусов, задействованных на этом направлении[737].
Оргвыводы, как было принято после таких расследований, сделали быстро в отношении почти всех комкоров, а Павел Алексеевич в должности остался. Причём некоторые генералы непросто были отстранены от командования, но их перевели с существенным понижением, на бригаду. Судя по имеющимся документам, повлияли на судьбу будущего первого маршала бронетанковых войск следующие обстоятельства. Во-первых, Ставка ВГК и Генерального штаба учли то положение, в котором оказалось командование наступавших войск, и взяли часть ответственности на себя. Во-вторых, сыграл важную роль субъективный фактор. В ходе боёв командование ряда соединений показало свою профессиональную несостоятельность, а отдельные генералы просто пьянствовали, а не решали стоящие перед ними задачи. Так, согласно докладу офицера Генштаба майора Еремина от 10 сентября 1942 г., руководящее звено 4-го тк полностью разложилось[738]. Его комиссар, второе по значимости лицо после командира, возил с собой в машине водку ящиками и, как отмечается в документах, систематически напивался до такого состояния, что адъютант и шофёр выносили его из служебной автомашины на руках. Кроме того, он начал сочинять всякого рода героические небылицы о действиях командира корпуса и откровенно врать заместителю Верховного главнокомандующего Г.К. Жукову. Начальник штаба тоже часто «набирался в лёжку» и дни напролёт отсыпался на КП какой-нибудь бригады. «Поддавался пагубному влиянию» и сам комкор, генерал-лейтенант В.А. Мишулин. А в это время боевая работа в корпусе была практически пущена на самотёк. Даже личный приказ командующего 1-й гв. А генерал-майора К.С. Москаленко об эвакуации подбитой техники перед передним краем наших войск не был до конца выполнен[739].
Подобное в той или иной степени наблюдалось и в других соединениях, но не в 7-м тк., П.А. Ротмистров не допускал таких безобразий, он демонстрировал личную дисциплинированность, собранность и жёстко требовал того же от подчиненных. Поэтому, несмотря на тяжёлое положение, в которое попали его бригады, развала допущено не было: после боёв части и подразделения приводились в порядок, подбитые танки собирались, круглосуточно шёл их ремонт. Обо всем этом было известно проверяющим и, надо полагать, повлияло на решение оставить комкора в должности, несмотря на то что соединение за короткий срок потеряло боеспособность.
6 октября 1942 г. 7-й тк выводится из состава Сталинградского фронта в резерв Ставки и по железной дороге направляется в Саратов на доукомплектование техникой и личным составом.
Сильной стороной характера Павла Алексеевича, как и Михаила Ефимовича, было стремление обобщить приобретённые в боях новые знания, выявить основные проблемы, которые мешали действовать более результативно, и научить подчинённых справляться с ними. Анализируя опыт применения танковых корпусов на Брянском и Сталинградском фронтах, П.А. Ротмистров писал: «Впервые корпус вступил в бой севернее Сталинграда, по существу, с ходу, даже не зная, где передний край обороны неприятеля, не говоря уже о расположении его противотанковых средств. Это привело к излишним потерям. Однако и в последующих боях, даже имея данные о противнике, основные потери мы несли не во время прорыва переднего края вражеской обороны, а при бое в её глубине, когда нарушалось взаимодействие танков с артиллерией и пехотой и отсутствовала авиационная поддержка. Беда здесь состояла прежде всего в том, что наши артиллеристы из-за неудовлетворительно налаженной разведки или недостатка тяжёлых пушек в период короткой огневой подготовки атаки полностью не подавляли противотанковые средства гитлеровцев. Не оказывали в этом им помощи и авиаторы. Прорвав вражескую оборону, танки сразу же наталкивались на мощный огонь артиллерии и танков противника из глубины его обороны, при этом оставались в одиночестве, поскольку гитлеровцы отсекали нашу пехоту пулемётным и миномётным огнем, прижимали её к земле непрерывной бомбёжкой.
Но надо признать, что в отсутствие надёжной артиллерийской поддержки была доля вины и танкистов. Готовясь к бою, они лишь информировали артиллеристов о своих задачах, а не согласовывали взаимодействие по рубежам, пристрелянным артиллерией, не устанавливали сигналов вызова артиллерийского огня, не поддерживали постоянной связи с командными и наблюдательными пунктами артиллеристов.
Большое внимание на проводимых занятиях нами было уделено вопросам управления войсками в бою, поддержанию постоянной связи между частями и подразделениями. В боях под Сталинградом радиосвязь командиров 87-й и 62-й танковых бригад с командирами батальонов часто нарушалась. Вследствие этого командный состав не имел возможности должным образом влиять на ход боя»[740].
В приведенной цитате точно подмечена главная проблема не только танковых войск, но и всей Красной Армии – отсутствие стремления командиров всех уровней к налаживанию взаимодействия с соседями и неумение их организовать слаженную боевую работу родов войск в ходе боя. Хотя эта задача встала перед руководством РККА сразу же в первые дни войны, добиться её решения не удалось вплоть до самой Победы. Она стала «ахиллесовой пятой» наших вооружённых сил. Сталкивался с ней на разных этапах своей деятельности и Павел Алексеевич, но ощутимых результатов добивался редко. Следует честно признать, что на протяжении всей Великой Отечественной он, как и другие генералы РККА, воевал с большими, а нередко и с очень большими потерями. Хотя, ещё раз подчеркну, далеко не всё и не всегда зависело лично от него.
По-настоящему «звёздный» час пробил для П.А. Ротмистрова во время контрнаступления под Сталинградом. После окружения 6-й полевой армии фельдмаршала Ф. Паулюса и части сил 4-й ТА генерала Г. Гота Сталинградский и Юго-Западный фронты перешли в решительное наступление с целью недопустить деблокирования попавшей в «кольцо» группировки. К этому времени 7-й тк уже прибыл с формирования и был подчинён командованию Сталинградского фронта. В середине месяца он принял участие в боях по ликвидации плацдарма в районе х. Рычковский и освобождении станицы Верхне-Чирской.
С 12 по 30 декабря 1942 г. войсками Сталинградского фронта была проведена успешная наступательная операция по уничтожению котельниковской группировки врага. Важную роль в развитии наступления в оперативную глубину на этом направлении сыграли танковые и механизированные корпуса. Тяжёлые и кровопролитные бои за овладение хорошо укрепленной железнодорожной станцией и посёлком Котельниково длились двое суток. И соединение Ротмистрова сыграло в них основную роль. На заключительном этапе, 28 декабря, часть его сил (87-я танковая и 7-я мотострелковая бригады) с ходу сумела захватить аэродром, находившийся в 1 км от станции. Их удар был столь стремительным и сильным, что немцы не смогли не только оказать серьёзное сопротивление, но даже опомниться. Уже на занятый аэродром продолжали садиться самолёты, возвращавшиеся с заданий[741]. 29 декабря 1942 г. был издан приказ: за мужество и героизм, проявленные личным составом корпуса в этих боях, он переформируется в 3-й гвардейский танковый и ему присваивается почетное наименование «Котельниковский».
Свой корпус генерал-майор М.Е. Катуков формировал в районе Липецка. В мае 1942 г. советское командование планировало уничтожить орловскую группировку противника. Поэтому Брянский фронт, который должен был играть в этой операции важную роль, был усилен несколькими танковыми соединениями, в том числе и 1-й тк. Начальником штаба соединения в марте 1942 г. был назначен перспективный командир, уже проявивший себя в качестве комбрига в боях под Москвой, полковник А.Г. Кравченко. Алексею Григорьевичу доведётся недолго служить в этой должности, в июле 1942 г. он вступит в командование 2-м тк. Однако уже через год на Курской дуге их пути вновь пересекутся. Они вместе будут громить неприятеля, командир 5-го гв. Сталинградского корпуса генерал-майор А.Г. Кравченко под началом командарма первой танковой генерал-лейтенанта М.Е. Катукова.
Трагические события под Харьковом обрушили планы Москвы. Во второй половине мая 1942 г. немцы окружили и разгромили Юго-Западный фронт, погибли и попали в плен, только по советским данным, около 230 тысяч солдат и командиров[742]. В обороне образовалась брешь, и Ставка была вынуждена спешно закрывать её. Поэтому
Брянский фронт получил приказ: перейти к упорной обороне. А вермахт, завершив уничтожение окружённых на Украине советских войск, в конце июня п