риступил к реализации плана «Блау», целью которого являлись прорыв к Волге, блокирование этой важной судоходной артерии и захват Кавказских нефтяных промыслов. Наступление началось 28 июня, первый удар был нанесен в стык 13-й и 40-й А Брянского фронта. Обстановка ухудшалась с каждым часом. Уже к концу этого дня М.Е. Катуков получил приказ выдвинуть корпус в район г. Ливны для нанесения удара во взаимодействии с 16-м тк по противнику, находившемуся в междуречье Кшени и Тима. Бои шли ожесточённые и кровопролитные. Враг имел преимущество в авиации, стало чувствоваться и качественное превосходство модернизированных танков Т-3 и Т-4. Вместе с тем командование фронтом не сумело правильно использовать имеющиеся силы. Подвижные соединения действовали разрозненно, в бой вводились поспешно и разновременно, что позволило неприятелю уничтожать их по очереди и продолжать наступление. Стремясь улучшить управление войсками и тем самым изменить ситуацию в свою пользу, Военный совет фронта 3 июля объединяет 1-й и 16-й тк в одну группу под командованием М.Е. Катукова. Это решение было далеко не спонтанным, уже тогда среди других командиров корпусов Михаил Ефимович выделялся не только мастерством, но и вдумчивым подходом к делу. Перед группой была поставлена задача: взять неприятеля в «кольцо» и уничтожить. «Но окружить противника нам не удалось, – вспоминал командарм. – Да это и естественно. Для подобной операции у нас не хватало ни сил, ни необходимых артиллерийских и авиационных средств поддержки. Теперь, когда просматриваешь документы, ясно, что Ставка была недовольна тем, как командование Брянского фронта использовало танковые корпуса. По поручению И. В. Сталина начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский передал командующему фронтом: «Некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действий пехоты. Пример: Катуков (1-й тк) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимался окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете…».
Этот документ объясняет многое из ситуации тех дней. Разумеется, 1-й тк окружал два полка пехоты не по собственной инициативе, а по приказу сверху. Но дело не только в этом. Из этого документа следует более важный вывод: танковые корпуса вводились в бой разрозненно, каждому из них ставились узкие, ограниченные задачи. А ведь можно было сосредоточить их в мощный кулак и, усилив средствами воздушной и наземной поддержки, нанести гитлеровцам действительно решающий удар во фланг. Но, как всякий опыт, боевой тоже не даётся сразу. Все эти мысли уже приходят к нам, участникам тех событий, как следствие опыта, накопленного в последующих боях»[743].
Это было сложное время становления крупных танковых соединений Красной Армии, прерванное войной и вновь возобновлённое в 1942 г. и, по сути, учёба их командования. Но на объективные причины накладывались и субъективные – слабая исполнительская дисциплина, а порой и просто расхлябанность на всех уровнях. Не было исключением в этом отношении и соединение Катукова. Из донесения старшего инструктора политотдела Брянского фронта старшего батальонного комиссара Никишина о положении дел в 1-м тк: «Штабы бригад (49-й тбр и 1-й мсбр) и батальонов не продумывают организацию управления боем, не организуют настоящей связи. Например, в течение 22 июля у 1-й мсбр не было связи с батальонами, донесения поступали несвоевременно и, как правило, не отражали действительного состояния частей, их потери и трофеи. Локтевой связи с соседями было недостаточно. Разведка во время боя отсутствует, не уточняет наличие сил противника, а отсюда тормозится выполнение поставленной задачи… Информация штабов в батальоны не организована, штабы батальонов не информируют вышестоящие штабы, не выполняют приказы командования бригад. Информация свыше даётся неверная… По вопросу неправдивой информации мною лично проведена беседа с командирами 49-й тбр и 1-й мсбр, даны указания начштаба корпуса генерал-майору Кравченко»[744].
Дефицит опытных, с высоким боевым мастерством и, что не маловажно, дисциплинированных командных кадров чувствовался на всех уровнях. И хотя шёл уже второй год войны командиры-танкисты, по существу, только учились организовывать бой и управлять столь многочисленными формированиями, как корпус и армия, в условиях «войны моторов». Не был исключением и М.Е. Катуков. Анализируя доступные сегодня архивные документы трудно не согласиться с В. Прудниковым, который пишет, что «Катуков, при всей его природной смётке, получив приказ, часто «брал под козырёк», из-за чего многие бои, им проведённые, оставляли желать лучшего. Особенно это было заметно на начальном этапе войны, и даже в то время, когда он командовал корпусом»[745]. Неудачи преследовали не только комкоров, но и командующих танковыми армиями смешанного состава. Как свидетельствует бывший член Военного совета ВТ и МВ РККА генерал Н.И. Бирюков, 3 сентября 1942 г. в телефонном разговоре с ним И.В. Сталин, подводя итоги летних боёв на юге, посетовал: «Ничего с танковыми армиями не получилось. Для армий нет подготовленных командиров»[746].
И это было действительно так, кадры ещё росли. Летом 1942 г. на воронежском направлении в качестве комкоров сражались ряд старших офицеров и генералов, которые будут участвовать в боях на Курской дуге, в том числе и в качестве командармов. Это не только М.Е. Катуков и П.А. Ротмистров, но и А.Г. Кравченко, и А.Ф. Попов. И хотя для советской стороны те бои оказались неудачными, уже в середине августа враг овладел частью Воронежа и прорвался к Сталинграду, все они из тех событий вынесли для себя главное – опыт управления крупными соединениями в экстремальных условиях. Очень важным явилось и то, что начал формироваться, проходить обкатку в боях средний командный состав корпусов, который будет направлен потом в другие соединения.
Хотя 1-й тк принимал активное участие в отражении ударов немецкой 6-й полевой армии, рвавшейся к Волге, Михаилу Ефимовичу не довелось, как П.А. Ротмистрову, участвовать в Сталинградской битве. До середины августа его соединение вместе с частями 38-й А Брянского фронта вело боевые действия с целью прорыва обороны противника и выхода к Дону западнее Воронежа. А затем корпус был выведен в резерв Ставки под Москву. Через некоторое время, в сентябре, комкора вызвали в Кремль на приём к Верховному главнокомандующему. После продолжительного разговора о бронетанковой технике и фронтовых проблемах И.В. Сталин сказал:
– Вот что, товарищ Катуков, Вы назначаетесь командиром механизированного корпуса[747]. Он будет куда посильнее танкового. А воевать поедете вот сюда… И Верховный показал мне на карте, лежавшей на столе, один из районов Калининской области. Такое решение Сталина было для меня большой неожиданностью. Я поблагодарил Верховного за доверие, но сказал:
– Как же мне быть с первым танковым корпусом? Хотелось бы вывести его в ряды гвардейских, и уж тогда…
Сталин только махнул трубкой:
– Вы, товарищ Катуков, не раз ещё будете гвардейцем, и не в этом сейчас дело.
Я взмолился:
– Товарищ Сталин, не так просто подготовить, научить войска. Большое для боя дело, когда тебя люди хорошо знают, и ты их знаешь. В составе первого танкового корпуса находится первая гвардейская танковая бригада, с бойцами которой меня связывают узы самой крепкой боевой дружбы. Разве легко с ней расстаться! – И я попросил Верховного: – Включите войска первого танкового корпуса в новый, механизированный. Мы зло будем драться, не щадя жизни.
Сталин ухмыльнулся, расправил сгибом указательного пальца усы.
– Ну, что ж, напишите номера бригад первого танкового корпуса, которые хотите взять.
Я записал на листке 1-ю гвардейскую, 49-ю танковую и 1 – ю мотострелковую бригады и передал записку Сталину.
…Он взял телефонную трубку и вызвал к аппарату начальника Генерального штаба. Продиктовав номера, Сталин приказал:
– Эти бригады первого танкового корпуса перебросьте туда, где Катуков будет формировать механизированный корпус, а в первый танковый корпус пошлите другие соединения.
Положив на рычаги телефонную трубку, Сталин обернулся ко мне и, прищурившись, спросил:
– Ну, что, товарищ Катуков, теперь довольны?
Поблагодарил я Верховного и обратился ещё с одной просьбой: нельзя ли перевести в формируемый мехкорпус П.Г. Дынера, моего постоянного помощника по технической части, и М. Т. Никитина, бессменного начальника оперативного отдела.
– Хорошо, забирайте их с собой, – ответил Сталин и на прощание пожелал успеха новому механизированному корпусу в грядущих боях»[748].
Война дело коллективное, неспроста говорят: «Один в поле не воин» – это в полной мере касается не только бойца в окопе, но и генерала на КП. Поэтому каждый командир на своём уровне старался сплотить вокруг себя группу единомышленников, с которыми воевал и доверял как себе. Михаил Ефимович понимал, какое важное значение имеет «команда» для обеспечения успешных действий соединения, поэтому так настойчиво просил у Верховного сохранить костяк коллектива танкистов, с которым он прошёл испытания первого года войны.
Кроме того, те, кто лично знал генерала и работал с ним, отмечали важное качество его как руководителя. Он всегда с большим вниманием относился к способным, подающим надежды офицерам, помогал им в продвижении по служебной лестнице, устраивал на учёбу в Военные академии, старался решить их житейские проблемы. Делал он всё это с одним расчётом: чем больше в армии, которой он отдал жизнь, появится умных и подготовленных офицеров, тем крепче она будет.