[с 5 июля. – З.В.] и до 15.7.1943 г. потерял 1917 танка, из имевшихся на фронте 3123 – 61 %), безвозвратные потери – 41 %.
Особенно большие потери в танках несут танковые корпуса при использовании их для самостоятельного прорыва обороны противника:
9-й танковый корпус Центрального фронта – командир корпуса генерал-лейтенант т. Богданов – 15.7 был введён в бой на участке 13-й армии для прорыва обороны противника совместно с 18-м гвардейским стрелковым корпусом; встретив упорное сопротивление не разрушенной обороны противника, корпус потерял 88 танков, не добившись успеха.
23-й танковый корпус Юго-Западного фронта, брошенный для прорыва обороны противника, потерял 85 танков, не добившись успеха.
1 гвардейский механизированный корпус Юго-Западного фронта, брошенный в атаку на оборону противника, потерял 111 танков, успеха не добился.
Это неправильное, противоречащее требованиям Вашего приказа № 325 использование танковых и механизированных корпусов ведёт их к бесцельному истреблению… Действия танковых и механизированных корпусов не обеспечиваются поддержкой артиллерии и авиации. На организацию действий корпусов и отработку взаимодействия с общевойсковыми соединениями, артиллерией и авиацией не отводится достаточного времени.
Прошу Ваших распоряжений командующим фронтами о недопустимости бросать танковые и механизированные корпуса для прорыва обороны противника, обеспечения действий корпусов (особенно при действиях в оперативной глубине обороны противника) артиллерией, авиацией и другими средствами. Обязать командующих фронтами отводить достаточное время на организацию действий корпусов и их взаимодействия с другими родами войск»[775].
Судя по всему, управление БТ и МВ Воронежского фронта толковым советчиком Н.Ф. Ватутину не было. Не умаляя заслуги командующего БТ и МВ генерал-лейтенанта А.Д. Штевнева, тем не менее трудно поверить в то, что генерал армии мог бы прислушаться к его мнению. Во-первых, Андрей Дмитриевич, хотя и был танкистом, но никогда не командовал крупным танковым объединением. Во-вторых, в должности только осваивался, т. к. к исполнению своих обязанностей приступил лишь в канун Курской битвы.
Конечно, при принятии решения, проводить контрудар или нет, специфика какого-либо из родов войск для высшего командования особой роли не играла, но при подготовке плана его реализации влияние этого фактора было велико. Вне всякого сомнения, напряжённость и нервозность, царившие в это время в штабе Воронежского фронта, из-за постоянного давления Москвы, разносов и обвинений в неспособности остановить противника не добавляли Н.Ф. Ватутину внутреннего равновесия и мало способствовали его продуктивной работе. В силу этих причин были случаи, когда командующий фронтом не соглашался со специалистами и не учитывал их точку зрения. Тем не менее нельзя сказать, что Николай Фёдорович всегда отвергал дельные советы. Например, он согласился с предложением штаба 5-й гв. ТА о переносе района исходных позиций армии из излучины р. Псёл, которое ему поступило 10 июля 1943 г. Оно ведь было им по достоинству оценено и принято.
П.А. Ротмистров к середине 1943 г. уже имел авторитет опытного и знающего профессионала-танкиста. Думаю, что если бы он чётко и твердо высказал свою принципиальную, обоснованную позицию по наиболее оптимальному использованию танковой армии, она вполне могла быть учтена руководством фронта. Но те, кто близко знал Павла Алексеевича, утверждают: он не относился к тому типу командиров (например, генералы А.В. Горбатов и М.Е. Катуков), которые прямо высказывали своё мнение, зная, что оно отличается от точки зрения старшего начальника. Судя по воспоминаниям даже самого П.А. Ротмистрова, он безоговорочно поддержал план Н.Ф. Ватутина нанести таранный удар войсками армии по 2-му тк СС в сложной для действий танков местности юго-западнее Прохоровки[776]. А когда командующий фронтом спросил его, как бороться с качественным превосходством немецких боевых машин над нашими, командарм красочно обрисовал, как его гвардейцы сойдутся с врагом «врукопашную схватку на танках»[777]. Кто-то может сказать, что разговора в штабе фронта 10 июля, приведённый в книге командарма «Стальная гвардия» – дань официальной точке зрения на события под Прохоровкой, которая сложилась после войны. Вполне допускаю это, в то же время нельзя игнорировать и следующие факты. Во-первых, ещё не обнаружено ни одного свидетельства того, что Павел Алексеевич был не согласен с планом ввода в бой её соединений, разработанным штабом фронта, и без обиняков высказал это его руководству или предложил иной вариант. Во-вторых, нет даже намёка об этом и в его мемуарах. Хотя, например, М.Е. Катуков, книга которого вышла почти на десять лет раньше чем книга П.А. Ротмистрова, в то же самое «застойное время» подробно описал конфликтную ситуацию, связанную с отменой контрудара 6 июля 1943 г.[778]
Возможно, высказанные мною соображения спорны, но они невольно возникают при знакомстве с подлинными документами той поры. Как сказал кто-то из великих: у победы много родителей, лишь поражение – всегда сирота. Вероятно, единственным исключением из этого правила стали события 12 июля 1943 г. под Прохоровкой. Как бы то ни было, но сражение у станции было выиграно советскими войсками, хотя и очень большой кровью. И победа эта была достигнута лишь благодаря стойкости и мужеству солдат и офицеров всех родов войск. Она предопределила успех в Курской оборонительной операции Воронежского фронта в целом.
Наступательная фаза Курской битвы – операция «Полководец Румянцев», целью которой был разгром Белгородско-Харьковской группировки противника, для обоих командармов тоже проходила не менее сложно и напряженно. Особенно для Павла Алексеевича, он вновь чуть не был отстранён от должности командарма, теперь уже лично Н.Ф. Ватутиным. Наступление началось 3 августа 1943 г. К этому моменту армии и Ротмистрова, и Катукова по-прежнему находились в составе Воронежского фронта и на первом этапе должны были действовать «плечом к плечу». А затем предполагалось 5-ю гв. ТА вновь передать в Степной фронт. Операция планировалась в крайне сжатые сроки, т. к. И.В. Сталин торопил, опасаясь, что немцы быстро закрепятся и подтянут резервы. Поэтому с первых часов наступление развивалось тяжело, 6-й гв. и 5-й гв. А создать коридор для ввода в прорыв 1-й и 5-й гв. ТА не смогли, поэтому танкистам пришлось передовыми бригадами главную полосу 4-й ТА «допрорывать». В результате запланированный темп наступления набрать не удалось. 5 августа Н.Ф. Ватутин резко одёрнул П.А. Ротмистрова. Из доклада офицера Генерального штаба при штабе Воронежского фронта: «5-я гв. ТА к исходу 5 августа сосредоточилась в районе: Байцуры, Гомзино, Нов. Орловка, Поддубный. В этот период боев в действии войск 5-й гв. ТА отмечалась пассивность – топтание на месте. Медленный темп продвижения 5-й гв. ТА создал угрозу левому флангу 1-й ТА, которая в это время быстро продвигалась на юг, оголяя свой левый фланг. Командующий фронтом своевременно реагировал на этот факт и вынужден был отдать жесткий приказ № 0011/оп, с предупреждением командующему 5-й гв. ТА, в котором требовалось энергичное продвижение 5-й гв. ТА вперед, а за невыполнение задачи фронта 5-й гв. ТА указывалось, что командующий 5-й гв. ТА будет отстранен от занимаемой должности и будет отдан под суд. Этот приказ сыграл положительную роль, так как в следующие дни боёв 5-я гв. ТА действовала значительно энергичнее»[779].
А чуть позже в районе Богодухова под удар сильной танковой группировки Манштейна попал левый фланг армии Катукова. В ходе напряженнейших боёв часть её сил оказались в окружении и понесла большие потери, в том числе значительные в командном составе. Среди погибших были командир 31-го тк генерал-майор Д.Х. Черниенко, командир 112-й тбр 6-го тк полковник М.Т. Леонов и ряд ругих командиров. Но всё-таки враг был остановлен, а затем и отброшен. За 21 день наступления советские войска освободили города Белгород, Харьков и часть территории восточной Украины. По итогам боёв под Курском оба военачальника были удостоены высокой полководческой награды – ордена Кутузова 1-й степени.
Судя по имеющимся сегодня в распоряжении историков архивным источникам, в один из дней этих августовских боёв Павел Алексеевичем попал в тяжелый переплёт и даже, вероятно, получил лёгкое ранение. Хотя об этом эпизоде биографии ни в документах, ни в его мемуарах упоминания встречать не приходилось. Тем не менее в наградном листе его личного водителя ст. сержанта И.Г. Казаринова, который представлялся к ордену Красной Звезды (и был награждён им[780]) отмечается: «В боях за Белгород и Харьков проявил отвагу и героизм. Ведя машину с командующим в боевых порядках частей попал под пулемётно-артиллерийский огонь противника. Благодаря мастерству вождения и маневру сумел вывезти командующего и доставить к месту назначения. После чего вторично попал под огонь артиллерии, в результате которого машина получила повреждение. Тов. Казаринов, рискуя жизнью, под ураганнным огнём устранил повреждение и вывез раненого командующего с поля боя»[781]. Что касается М.Е. Катукова, то о его возможных ранениях или контузии в годы войны пока документальных данных обнаружить не удалось.
В ходе операции «Полководец Румянцев» танковые армии однородного состава впервые были применены по своему прямому назначению, т. е. в качестве эшелона развития успеха командующего фронтом. «Новый инструмент» показал высокую эффективность, а советская сторона приобрела большой и поучительный опыт его использования в крупном наступлении.