то мд «Великая Германия» участвовала в наступлении на станцию, хотя в действительности она действовала вдоль Обоянского шоссе, т. е. 35 км западнее Прохоровки, и никогда её части перед фронтом 69-й А или 5-й гв. ТА не отмечались.
Что это – непрофессионализм офицеров штаба или намеренное искажение фактов? Как свидетельствуют документы, обнаруженные мной в ЦАМО РФ, и то, и другое. К работе советской тактической и оперативной разведки всегда было много нареканий. Например, одной из главных причин неудач наступления Красной Армии в юго-западном направлении советско-германского фронта в феврале – марте 1943 г. явилась слабая работа разведки. Неслучайно уже 19 апреля 1943 г. И.В. Сталин подписал специальный приказ об её укреплении и повышении эффективности работы. В ходе летних боёв 1943 г. в разведорганах войск Воронежского фронта проявился ряд существенных проблем. Главными недостатками были: низкая профессиональная подготовка офицеров, поверхностный анализ и обобщение поступавшей информации, а также склонность её руководителей к перестраховке и преувеличению силы противника. Однако по сравнению с армейскими фронтовые разведчики работали значительно эффективнее и точнее.
Не была исключением и разведка 5-й гв. ТА. Вот лишь один пример. По данным её штаба к исходу 12 июля; «На южном участке [южнее Прохоровки. – З.В.] действуют 19-я и 7-я тд противника и вновь подошедшая 6-я тд, всего 400–600 танков»[811]. Эти данные были продублированы в 15.35 14 июля полковником Ф.М. Белозёровым в донесении штабу фронта[812]. Такого количество бронетехники не было не только в указанном районе, но и во всей АГ «Кемпф», которая действовала на всём корочанском направлении. На 6.00 14 июля в АГ «Кемпф» было всего 82 танка[813] без учёта 505-го оттб, численность которого колебалась от 6 до 10 Т-6. Причем наиболее боеспособная 7-я тд (в строю 40 танков) не была нацелена на Прохорову, она действовала в направлении г. Короча, а двигавшаяся с юга к станции 19-я тд располагала лишь 28 боевыми машинами. В полдень 13 июля 1943 г. во время переговоров с П.А. Ротмистровым генерал армии Н.Ф. Ватутин выразил сомнения в правдивости этих данных; «В отношении Ваших соображений и оценки на южном участке: вряд ли противник успел сосредоточить туда такое большое количество танков, как Вы доложили»[814].
Понимая, что его штаб явно завысил данные, командарм попытался направить недовольство командующего фронтом на соседей. «На юге захваченными документами и пленными установлены две танковые и одна пехотная дивизии, – отвечает Ротмистров, – всего, я считаю, там может быть танков не свыше 300–400. Группировку танков в посёлках и их число мне дала авиация, поэтому, очевидно, и получилось преувеличение танковых сил противника, если считать по данным авиации»[815]. Вот так обстояло дело с подсчётом немецкой бронетехники в советских штабах под Прохоровкой: в донесениях писали одно, а если вышестоящее командование сомневалось, говорили совсем другое. Как же было в действительности – никто не знал. Именно на этой почве, сдобренной догадками, предположениями, да и просто откровенными выдумками, и будет расти легенда о полутора тысячах танков, столкнувшихся под Прохоровкой.
Как мне рассказывали офицеры ветераны войны, численность вражеской бронетехники на каком-либо направлении советская сторона подсчитывала двумя способами. Во-первых, по номерам выявленных дивизий (документами, пленными, радиоперехватом): умножали их количество на штатную численность – 200 танков, а укомплектованность уже участвовавших в сражениях уменьшали на 10–15 за каждый день боя. Но в июле 1943 г. ещё не было точно известно, что немцы перевели штаты танкового полка танковой дивизии из 3-батальонного состава (200 танков) на 2-батальонный (166). Как удалось выяснить, первые ориентировки по этому вопросу штаб БТ и МВ Красной Армии разослал фронтам только в августе 1943 г. Во-вторых, штабы наземных войск в основном ориентировались на авиаразведку, а потом свои цифры сверяли с её данными, которые также нередко были ошибочными. С высоты при задымлении и плотном огне ПВО всё – и танки, стоящие, подбитые, и транспортёры с боеприпасами, и САУ – казалось бронетехникой. Были случаи, особенно когда линия фронта была нестабильной, советские самолёты-разведчики по ошибке залетали на свою территорию и вместе с немецкой считали собственную технику, относя её к вражеской. Об этом мне рассказывали ветераны 2-й воздушной армии, участники Курской битвы.
Кроме того, между РО армий Воронежского фронта не был должным образом налажен обмен информацией. Если бы армейские управления работали как положено, то командование 5-й гв. ТА знало бы, что 6-я тд ниоткуда не подходила (как указано в цитировавшемся выше донесении), а с 6 июля 1943 г. действовала против 7-й гв., а затем и 69-й А, и имела она утром 14 июля всего 14 танков[816]. В то же время нельзя не отметить важное обстоятельство, которое всегда влияло на боевую работу: завышенные данные были выгодны нашим генералам. Плохую организацию боя, неустойчивость войск, да и просто ошибки они списывали на превосходство неприятеля в бронетехнике.
Но вернёмся к подсчёту немецких танков южнее Прохоровки. 15 июля 1943 г., когда основные события у станции уже произошли, советская инженерная разведка раскрыла военную хитрость врага. Штаб 69-й А доносил, что противник, «…применяя вместо настоящих танков макеты, создаёт в районе Верхний Ольшанец, Раевка, Ольховатка ложное сосредоточение танков. Данные немедленно были сообщены зам. начштаба фронта по разведке»[817]. Таким образом, лётчики 2-й ВА, доносившие П.А. Ротмистрову, что южнее Прохоровки находятся до 600 немецких танков, посчитали в том числе и их деревянные макеты.
Тем не менее в обнаруженных в ЦАМО РФ документах 5-й гв. ТА за 13–16 июля численность группировки врага южнее Прохоровки оценивается, как и предположил П.А. Ротмистров 13 июля в разговоре с Н.Ф. Ватутиным, в 300 танков, хотя их там было в три раза меньше. Чёткого объяснения этой цифре офицеры штаба армии не дают, но указанные в «Отчёте…» якобы наступавшие с юга 16-я мд, 17-я тд и тд «Викинг», вероятно, должны были эту версию подтвердить. В практике работы советских армейских штабов существовало твёрдое правило: если нет пленных или документов, присутствие того или иного вражеского соединения перед фронтом своих войск считать лишь предположением. Ни одна из перечисленных дивизий 24-го тк в период оборонительных боёв не была зафиксирована объективными средствами контроля не только перед 5-й гв. ТА, но и другими войсками фронта. Фронтовая радиоразведка 12 июля однажды перехватила работу радиостанции 16-й мд в районе Яковлево. Но это не являлось очевидным подтверждением её присутствия.
Действительно, опергруппа этого соединения действовала здесь для подготовки ввода её в бой, но изменившаяся обстановка нарушила планы врага. Поэтому появление в полосе обороны Воронежского фронта всех трёх дивизий корпуса В. Неринга так и осталось предположением. Командование 5-й гв. ТА знало об этом, но всё равно включило их в свой отчёт о сражении под Прохоровкой для придания ему масштаба. Этот факт, как и утверждение П.А. Ротмистрова о действии против его армии мд «Великая Германия» и 11-й тд, с полной уверенностью можно отнести к сознательному мифотворчеству командарма.
А теперь вновь обратимся к «Отчёту…», чтобы выяснить, какое же количество техники 5-й гв. ТА, по мнению генерала В.Н. Баскакова и его подчиненных, противостояло немецкому бронированному кулаку из 700–800 боевых машин 12 июля. «Всего армия с приданными корпусами [2 тк и 2 гв. тк. – В.З.] имела 793 танка», – пишут они[818]. Проведенный мной анализ донесений частей и соединений даёт иную цифру – 833 исправных бронеединицы. Но упрекать составителей документа не следует. Погрешность незначительная и, вероятно, связана с несовершенством учёта бронетехники, идущей из ремонтных служб в войска, а также танков, подходящих с марша в район выжидательных позиций армии. Напомню, переброска 5-й гв. ТА из Воронежской области под Прохоровку проводилась с 6 по 11 июля 1943 г. включительно.
Следовательно, если сложить обнаруженные (непонятно где) штабом Ротмистрова 800 немецких танков с таким же числом боевых машин его армии (793) и отнять примерно 100 танков, направленных им утром 12 июля 1943 г. на юг для блокирования прорыва 3-го тк, то получатся указанные в «Отчёте…» 1500 боевых машин. При этом следует обратить внимание на важную деталь: если по данным РО фронта и докладной Н.С. Хрущёва почти 1000 танков вели боевые действия под Прохоровкой в двух районах, расположенных один от другого на расстоянии 18–20 км, то штаб 5-й гв. ТА свёл все 1500 танков на один участок, на небольшое поле (примерно 5 x 12 км) юго-западнее станции, густо изрезанное глубокими, непроходимыми для бронетехники оврагами.
Так возникли две версии о численности бронетехники участвовавшей в сражении 12 июля 1943 г., назовём их – «фронтовая» и «армейская». Но если первая – возникла естественным путём и отражала реальную действительность боя, то причина появления второй – не совсем ясная. Зачем командованию 5-й гв. ТА понадобилось через 2,5 месяца раздувать масштаб сражения и указывать немыслимое число танков там, где их не могло быть? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вкратце коснуться обстановки, сложившейся после Прохоровского сражения.
Как уже отмечалось, контрудар войск Воронежского фронта 12 июля 1943 г. поставленных задач не решил, а ударное объединение – армия Ротмистрова примерно за 10–11 часов непрерывного боя понесла очень большие потери – более 50 % техники, введённой в бой. И к завершению оборонительной операции, 16 июля 1943 г., она оказалась фактически обескровлена: только сгоревших числилось 323 танка и более сотни машин находилось в ремонте. Для выяснения причин столь высоких потерь из Москвы прибыла комиссия во главе с секретарём ЦК ВКП(б) Г.М. Маленковым. Расследование продолжалось примерно две недели, затем её выводы легли на стол И.В. Сталину. Ставился вопрос об отстранении командарма от должности и придание его суду. Судьба Павла Алексеевича висела на волоске до конца июля, когда стараниями начальника Генерального штаба маршала Советского Союза А.М. Василевского гнев Верховного главнокомандующего удалось от него отвести, а в конце августа командарм был удостоен ордена Кутузова 1-й степени за участие в Курской битве. Тем самым вопрос «Как оценивать события под Прохоровкой?» фактически решился: считать сражение победоносным, на потерях внимание не акцентировать. Опираясь на эту оценку, в начале сентября 1943 г. Военный совет армии утвердил первые наградные листы воинам, отличившимся под Прохоровой, т. е. через 2 месяца после совершения подвига! Даже по меркам войны затяжка существенная, и она ещё раз свидетельствует о непростой ситуации, которую в июле – августе командованию армии удалось пережить.