[132]. Христос считал откровением эту реализацию практически буддистского принципа единения со всем, что было сотворено, и с Создателем, но в ортодоксальной интерпретации такие откровения не приветствуются. Иисус говорит: «Я и Отец одно»[133]. Он был распят за это ортодоксами, поскольку человек и Бог не могут быть едины. Аль-Халладж повторил ту же судьбу девятьсот лет спустя, по той же самой причине.
Пытаясь осмыслить это, церковь пришла к выводу, что Христос — это истинный Бог и истинный человек. Но Он говорил о другом; Он всегда называл себя сыном человеческим. Однако при этом и Он, и Отец небесный едины. Все это есть в книге.
ЖЕНЩИНА: А как насчет образа Франкенштейна? Моему сыну десять, и он очень увлечен Франкенштейном.
КЭМПБЕЛЛ: В этой истории переплелось множество мифологических мотивов, и основной из них — образ гомункулуса, искусственно созданного существа. Конечно, лучше всего этот мотив представлен в «Фаусте» Гете. В первой сцене второй части Фауст в лаборатории трудится над созданием гомункулуса, маленького человечка в бутылке. Это символизирует рождение нового человека, Непорочное Зачатие, как бутыль символизирует девственное чрево. Человек создается не природой, не телом, но с помощью мастерства — дисциплины и духовной техники.
Алхимики всегда считали, что помогают природе выделить золото из породы, но их интересовало не столько золото как металл, сколько золото духа. Таким духовным изысканиям не будет конца, если вы взялись исправлять ошибки, допущенные природой. Маленький горбун в «Франкенштейне» символизирует слабость природы, ошибки и все, что, как считалось, должно остаться позади.
Интересно, сколько человек здесь читали «Едгин»[134] Сэмюэла Батлера? Это история о людях, которые изобрели машину, автомат, который бы работал за них, подобно богам в старой семитской легенде, которые изобрели людей, чтобы те возделывали для них сад. Но как люди из старых легенд взбунтовались против богов, так и эта машина восстала против людей Едгина; аналогично поступает и создание доктора Франкенштейна, которое, кстати, довольно уместно назвали Адамом[135].
Так почему же эта история так нас завораживает? Я думаю, в силу двух причин. Первая заключается в том, что нам не чужда идея о создании нового мира: оставьте старое позади и постройте новое, где не будет места ошибкам, которых наделали взрослые. Вторая причина — то, что, оставаясь в своем мире, мы любим порассуждать о славном, добром, о том, что Бог есть любовь, и тому подобном, но всегда есть и другая сторона уравнения, и то, что за скобками, что подавлено, всегда манит нас, потому что наши души стремятся к равновесию.
Юнг указывает на то, что в Евангелиях мы читаем о любви, любви, любви. Но у святого Павла вам постоянно попадаются на глаза ужасные наказания, которые предназначены для грешников. То же и в Ветхом Завете. Вы читаете Псалмы, поете славу Господу, а потом обращаетесь к Иисусу Навину и восторгу от грядущих разрушений, ликованию оттого, что Ниневия, или Иерихон, или еще какой-нибудь город один за другим будут стерты с лица земли. Как-то так.
МУЖЧИНА: В романе Мэри Шелли чудовище — не страшный монстр, а прекрасное создание[136]. Когда киностудия MGM работала над фильмом, они подумали, что должна же быть какая-то причина, по которой это существо так ненавидели, и изобразили его уродливым. На самом деле он был красивым, и что-то в человеке заставило его проявить ту, другую сторону...
ЖЕНЩИНА: А еще это неправильно, что мужчина создает новую жизнь.
КЭМПБЕЛЛ: Только Господь может создать дерево. Конечно, кто-то еще сказал: «Только Господь мог создать таракана».
ЖЕНЩИНА: А вы можете рассказать о странствиях женщины-героини? Это то же самое, что и странствия мужчины?
КЭМПБЕЛЛ: Все великие мифологии и многие мифологические истории по всему миру рассказаны с мужской точки зрения. Когда я работал над «Тысячеликим героем» и хотел включить туда персонажа-женщину, мне пришлось обратиться к волшебным сказкам. Их рассказывали женщины детям, понимаете, поэтому там возможна иная точка зрения. Именно мужчины создавали большую часть мифов. Женщины были слишком заняты, чтобы сидеть и придумывать истории.
ЖЕНЩИНА: Лично я всегда могла легко отождествить себя с героем во всех аспектах. Я всегда устанавливала контакт с моим анимусом. Однажды на Ярмарке Ренессанса[137] ...Меня очень интересуют рыцари, и что чувствует рыцарь, и серия мечей в картах таро, и в чем заключается их сила. И вот я купила на ярмарке этот нож и какое-то время всегда носила его с собой, а ночью прятала его под юбкой. Так я соприкоснулась с мужской энергией.
КЭМПБЕЛЛ: В Нью-Йорке вас бы за это арестовали. (Смех.)
ЖЕНЩИНА: Признаться, многие этого не понимали. (Смех.) Я даже заходила в мужской туалет, чтобы соприкоснуться с этой энергией. Я заходила в кабинку и закрывала дверь; я видела оттуда только ноги, но их ноги от женских не очень отличались, только размер был больше.
МУЖЧИНА: А в какую сторону они были направлены?
ЖЕНЩИНА: Что направлено, ножи? (Смех.) Я в уме какое-то время проигрывала мифологические архетипы, и теперь я думаю, что могу в полной мере отождествить себя с принцем и королем точно так же, как и с принцессой. Фактически большая часть моих душевных процессов сейчас снова соприкасается с женским началом и с богиней: Исидой, и Артемидой, и даже Матерью-разрушительницей Кали Ма.
КЭМПБЕЛЛ: Ну что же, в вашей истории есть два этапа. Сначала вы открыли мужскую энергию и этот нож, что, конечно, отдалило вас от женского начала. А теперь вы совершаете путешествие назад, чтобы интегрировать свое открытие с вашим женским характером.
ЖЕНЩИНА: Поначалу да, это как-то странно, и многие люди этого не понимают, я имею в виду, что я так полюбила этот нож, мне так нравится прикасаться к этому кинжалу, а потом я стала медитировать на картах таро. Сначала мне выпали карты с мечами, одна за другой, а потом выпал король, а потом королева мечей — потрясающий архетип силы, но женский персонаж[138]. К этому моменту у меня была уже целая коллекция колод таро. Я вынимала примерно двенадцать разных карт с изображением королевы мечей и смотрела на них, держа в руках этот чертов нож, смотрела на них — и трогала нож, и снова смотрела — и снова сжимала нож, пока не ощутила в себе присутствие силы.
КЭМПБЕЛЛ: Прекрасный пример проблемы отношения женского начала к анимусу. И я вижу здесь разницу в том, что если мужчина найдет место для ножа — инструмента своей полной силы, — он не столкнется с проблемой поиска в себе женского начала, поскольку в мужском теле оно значительно в меньшей степени присутствует, чем в вашем. Понимаете, что я имею в виду? Оно гораздо дальше, чем от вас, потому что ваше тело дало вам это начало. Вопрос степени.
Моя жена Джин всегда говорила, что у нее не возникает проблемы ассоциировать себя с героем-мужчиной, поскольку то, что в нем воплощено, — женское начало, нацеленное на особый способ функционирования.
Но в мужском теле отсутствует тот зов природы, который звучит в теле женщины. Знаете, когда мне было двадцать лет, мы с сестрой Алисой жили в Вудстоке, в Нью-Йорке. Моя сестра была скульптором, и ее друзья были скульпторы, и я жил в среде художников, где было много молодых женщин. Когда они приближались к тридцатилетнему возрасту, проблема брака становилась для них все более и более актуальной. Эта мантра все сильнее овладевала ими: надо замуж, надо родить и так далее. Потом происходил развод, и жизнь превращалась в хаос. Их искусство тоже страдало, потому что искусством можно заниматься всерьез, только если работаешь с утра до ночи, не отвлекаясь ни на что другое. А вот с мужчинами почему-то такая беда не приключалась. Вы нашли нож, да, конечно; а они нашли молоток и резец. А затем их призывает женское начало. И тогда женщина зовет мужчину, и он приходит и женится на ней; феминное начало реализуется естественным образом. Понимаете, о чем я? Это — один из пунктов в странствии женщины, которой природой дана более тяжелая ноша.
Помню, как я читал трактат джайнистов, посвященный йоге. А в джайнизме йога весьма жесткая: она направлена на то, чтобы истребить природу полностью. Они называют это кайвалья — состояние, в котором человек полностью игнорирует свои телесные побуждения. Именно к этому результату должно привести вегетарианство — отказ от убийства, отказ от жизни, которая питается смертью. Никакого убийства, никакого в принципе, кроме убийства самого себя; а в себе вы убиваете желание жить. А конечная цель заключается в том, чтобы умереть в тот момент, когда вас оставили все земные желания и обиды. Так вот, эта разновидность йоги не рекомендуется женщинам. В их телах слишком много жизни. Меня поразило, насколько их влечет жизнь; все тело говорит им: ты используешь меня не по назначению. У мужчины такой проблемы нет, по крайней мере не до такой степени.
Да, женщина может отправиться в странствия героя, но она чувствует и другие призывы и иначе строит отношения с той, я бы сказал, природной сутью, которую воплощает.
ЖЕНЩИНА: Мне очень помог мой опыт знакомства с шаманизмом. А в культуре шаманов, как вы уже упоминали, действительно нет различия между мужским и женским: мужчина или женщина — какая разница, шаман — это тот, кто откликнулся на зов. Я увидела это, и это ко многому обязывает.
Но кое в чем я не согласна с вами. Я чувствую, что ваша традиционная часть сознания, лично ваша, считает, что женское предназначение отличается от мужского, а я с этим не согласна.