Подробности бычьего пира, а именно – поедание мяса и питье отвара из жертвенного животного, находит параллели в другом древнеирландском инаугурационном ритуале, описанном внешним наблюдателем, валлийско-нормандским писателем XII в. Гиральдом Камбрийским в его «Топографии Ирландии». Речь идет об инаугурации местного короля туата из северной династии Кенел Конайлл в Ольстере. Весь туат собирался вместе, и на середину выводили белую лошадь. Затем к лошади «звериным образом» (bestialiter148) подходил будущий король. Скорее всего, речь идет о в той или иной степени символическом совокуплении будущего монарха и священного животного. Лошадь тут же убивали, разрезали на куски и варили. После этого король погружался в лошадиный отвар, ел вареное мясо и пил отвар, просто окуная в него лицо. Так устанавливалась власть короля в этом туате, судя по Гиральду149. Конечно, мы можем счесть Гиральда предвзятым, антиирландски настроенным автором, основной задачей которого было оправдание англонормандского вторжения в Ирландию. Так оно и было. Но судя по определенной близости описанного ритуала с бычьим пиром или индийской ашвамедхой, описание основано на реальном практиковавшемся ритуале.
Вкушение конины – элемент известного индоевропейского инаугурационного ритуала, который в индийской традиции называется ашвамедха (aśvamedha). В Индии практиковалось ритуальное совокупление царицы с конем перед принесением его в жертву, в Ирландии же – короля с кобылой. Гиральдом Камбрийским зафиксирована своеобразная «ашвамедха наоборот», с противоположными полами участников ритуала. Еще раньше, в VII в., св. Адомнан, будучи сам из Тир Конайлл, высказывал отвращение к вкушению кобыльего мяса. В одной древнеирландской покаянной книге мы читаем о наказании в течение трех с половиной лет для того, кто съест конину150. Можно привести пример раннесредневековой Норвегии, где король и народ ели конину еще при христианском короле Хаконе Добром151.
Древний возраст мира в островной кельтской традиции часто соотносился с возрастом древнейшего человека в Ирландии – Финтана, сына Бохры, с возрастом старейших деревьев или живых существ. Финтан, сын Бохры, в древнеирландской традиции считался единственным человеком, пережившим потоп в теле лосося и передавшим потомкам всю историю Ирландии, ее законы и уложения. Финтан – это даже больше, чем ирландский Ной, он становится мерой исторического времени острова. Речь идет о том, что Финтан, древний человек, о рождении и смерти которого нам ничего не известно, может быть рассмотрен как человек вневременной и внеисторический. И только в его положении, из ситуации вне-временья, не-истории может быть рассказана и рассмотрена история Ирландии как феномен восприятия времени.
Предание «Установление владений Темры» сравнивает срок жизни Финтана и возраст древнего тиса. Финтан сажает тисовую ягоду и позднее рассказывает о судьбе выращенного им тиса.
Шел я однажды по лесу в западном Мунстере. Я взял с собой красную ягоду тиса, и посадил ее в огороде моей усадьбы152, и выросло там дерево в рост человека. Тогда перенес я его из огорода и посадил на лугу перед моей усадьбой, росло оно посреди луга таким, что хватало под ним места ста воинам в гневе. Защищало оно меня от ветра и дождя, от холода и зноя. Так жил я, и рос тис, для нашего пропитания, пока не опала его листва от старости. Тогда решил я, что нет мне от него больше пользы, пошел и срубил дерево и из ствола сделал семь чанов, семь […], семь кадок, семь бадей, семь кувшинов, семь урн, и семь чаш, да еще обручи для всех них. Так жил я и были со мной мои сосуды из тиса, пока их обручи не распались от ветхости. Тогда переделал я их всех, но вышел у меня только […] из чана, кадка из […], бадья из кадки, кувшин из бадьи, урна из кувшина и чаша из урны. И клянусь всемогущим Богом, что не ведаю, где теперь все они, после того как сносились от ветхости153.
В том же предании Финтан сажает ягоды с ветви великана Трефульнгида. Сюжет иллюстрирует память и возраст Финтана. Последний старше старейших деревьев, при этом век деревьев служит мерой его собственной на редкость долгой жизни. Существенно, что в древ-неирландской традиции возраст тиса был мерой возраста всего мира. Схожая история, где мы имеем дело с измерением возраста с помощью дерева, есть и в буддийской Титтира Джатаке, где Будда вспоминает, как он в воплощении мудрой куропатки обронил семя баньянового дерева и открывает свой возраст друзьям-животным под сенью огромного баньяна, выросшего из семечка154.
В «Книге из Фермоя» мы находим поэму, в которой возраст мира сравнивается с продолжительностью жизни разных чудесных созданий, причем лосось и тис предстают как древнейшие создания в мире. Здесь нужно отметить, что один из элементов названия Eó Mugna, mugna может переводиться, как «лосось». Лосось предшествует тису в этом списке древнейших созданий. Всего возраст мира содержит три жизни «чудесного тиса» (eo ingantach), каждая из которых по 4317 лет:
Три жизни тиса ярко-зеленого
у Вселенной от начала мира:
с ним одним, мне кажется,
мир подходит к концу155.
Мы снова сталкиваемся здесь с циклическим восприятием времени: весь возраст мира укладывается в три жизненных цикла тиса. В то же время мир конечен и создан. Таким образом, в этой поэме, при всем ее архаическом восприятии тиса как древнейшего дерева, мы видим вполне христианский взгляд на мир как на созданный и конечный. Бренность мира и всякой твари часто показывается в древнеирландских произведениях, созданных в монастырской ограде, на примере падения дерева. Так, в одной поэме из старин мест главные святые Ирландии оплакивают падение одного из пяти священных деревьев, Биле Тортан (тиса или ясеня). «Падает все, что встречает глаз», «все увядает», – не устают повторять святые отцы, глядя на упавшее могучее древо156. Дерево обозначает все мироздание, и падение его действительно становится эсхатологическим событием. Сложно поэтому понять строки в той же поэме: «Из корней замечательного дерева // много деревьев может вырасти». Отголосок ли это дохристианского представления о renovatio saeculi, циклическом возрождении мира, или это христианская надежда на «новую землю» и «новое небо», когда времени больше не будет? Древо предстает как мера мира, мира пространственного и временнóго.
Глава IVДревнеирландское общество
На протяжении всей древней и средневековой истории Ирландия была поделена между множеством небольших племенных королевств – туатов. Собственно túath и был минимальной самодостаточной территориальной единицей в Ирландии в описываемую эпоху (неточный перевод этого др. -ирл. слова на русский – ‘племя’, термин обычно оставляется без перевода, в англоязычной литературе он часто переводится как kingdom). Площадь древних туатов иногда совпадает с современными баронствами157. Слово túath, вероятно, восходит к и.-е. *teutā ‘народ, племя’158. Сходные производные от этой основы известны и у других европейских народов, причем их семантика варьирует от «племени» до «страны» с основным значением «народ», «племя»: вал. tud «страна» , «область» , гал. Teut- (в личных именах), оск. touto, гот. þiuda, лит. tautà «народ»159.
В древнеирландских законодательных сборниках туат является понятием, коррелирующим с rí («король»), во главе туата и стоял местный король (rí). Термин túath обозначает как принадлежащую коллективу территорию, так и населяющих ее людей. Эти малые королевства часто были топографически ограничены естественными барьерами. Их территории, как правило, совпадают с той или иной равниной (др.-ирл. mag, лат. campus ‘равнина, поле’). Такая равнина представляла собой район с плодородной, обрабатываемой почвой, окруженный горами, болотами и лесами160. Центром туата, его своеобразной осью часто служило священное дерево (bile), росшее посреди равнины, вокруг которого собирался народ туата. Например, туат И Тортан располагался на равнине Маг Тортан, посреди которой росло одно из пяти священных деревьев Ирландии, ясень Биле Тортан. Другое священное дерево из знаменитой пятерки, Биле Дати, дало название туату Фир Биле (Люди Священного Дерева)161. Срубить подобное дерево означало унизить и опозорить туат и его короля.
В каждом туате было свое особое священное место, отведенное для инаугурации короля. Важную роль играла каменная плита (lecc), на которую должен был ступить король. Самые известные из таких камней в гэльском мире – Камень из Скуна в Шотландии и Лиа Фаль в Темре в Ирландии. Рядом обычно росло священное дерево или группа деревьев. Иногда подобное место инаугураций располагалось на погребальном кургане-каирне эпохи бронзового века или неолита162.
Число туатов в Ирландии на протяжении всего Средневековья колебалось от 80 до 100 (трактат «Книга прав» Lebor na Cert XI в. говорит о девяносто семи туатах, за века создавались новые туаты, а старые исчезали). Население Ирландии в этот период составляло около полумиллиона человек, и средний туат мог насчитывать около 3000 мужчин, женщин и детей