393. В целом он описывается как сочувствующий аристократ, вероятно, один из «близких друзей» из ирландских reguli, о котрых мы знаем от самого Патрика.
О военной функции севера Ирландии мы можем вспомнить, когда речь идет о другой «войне», которую христианские миссионеры вели против язычников и друидов в Ирландии. Когда мы говорим о «войне на севере» (tuadus cath), можно вспомнить «войну» св. Патрика против друидов. Так, например, в древнеирландской «молитве Ниннине» о св. Патрике сказано: Cathaigestar fri druidea dúrchridi («Он сражался с жестокосердыми друидами»)394. Патрик как миссионер, очевидно, сталкивался с оппозицией и враждебным отношением противников новой веры на севере страны, в отличие от Палладия, который, вероятно, просвещал более «цивилизованный» восток Ирландии (Лейнстер). В творениях св. Патрика, равно как и в ранней агиографии, миссия святого локализуется на севере и западе острова395. Местные династы на западе или король Темры, с которыми, согласно агиографии, имел дело святой, принадлежали к династиям из Коннахта, во главе которых стояли О Нейллы396. Когда речь идет о севере Ирландии и свойствах, которые ему приписывались в литературе, стоит иметь в виду деление страны на северную (Половину Конна, включавшую в себя Коннахт и Ольстер) и южную половину (Половину Муга). Возвышение династий Connachta в V в. могло впоследствии оказать влияние на роль коннахтов как лидеров общеирландской войны против севера (уладов) в Ольстерском цикле преданий.
Что же касается вероятных истоков эпической литературы в средневековой Ирландии и в особенности Ольстерского цикла преданий, мы можем вспомнить мнение Ж. Дюмезиля397. Он предположил, что неприятие друидами письменности было следствием опасений, что дух, наделяющий силой священное слово, может исчезнуть, если слово станут передавать мертвой буквой и оно закоснеет. Дюмезиль привел в пример средневековую ирландскую историю о слуге Кормака, Дувдренне, обманом выкравшем у Сохта его чудесный меч (которым однажды владел Кухулин) : слуга изменил имя хозяина, выгравированное на мече398. Осуждение обмана, осуществленного с помощью записанного слова, согласно Дюмезилю, восходит к общеиндоевропейскому отношению к письменности. В Индии, например, письменная литература начинается только с периодом господства кшатриев и расцветом их эпической традиции399.
Сохранение Ольстерского цикла в Ирландии (сначала как устных преданий, а затем как письменных текстов) можно условно назвать сохранением «ирландской Махабхараты» после потери и забвения «ирландских Вед». Североирландский эпический цикл существенно отличается от «Книги захватов Ирландии» или старин мест (Dindshenchas), где главную роль играют боги из Племен богини Дану, народ холмов (aés síde) и друиды. Однако же в древнеирландских источниках мы не наблюдаем резкого разграничения духовной и воинской функций: Катбад, воин-друид и предок династии, становится вестником новой веры. Ольстерский цикл возник из преданий военно-аристократической среды в период смены культурной парадигмы, в период христианизации Ирландии. Предания цикла относительно рано синхронизируют с событиями христианской священной истории, земной жизни Исуса Христа. Воинский этос выступает союзником христианской веры как в Ольстерском цикле, так и в других древнеирландских преданиях и гиберно-латинских текстах, связанных с севером страны. Другой вопрос, на который у нас пока нет однозначного ответа: отражают ли эти союзнические отношения желаемую картину мира ирландских клириков или свидетельствуют о глубоких социальных и психологических изменениях в среде древнеирландской военной аристократии?
Глава VIII«Сватовство к Эмер». Вдоль дороги Кухулина
Пример древнеирландского текста, где священное пространство и дорога, по которой едет герой, важны сами по себе (как путь из центра на опасную периферию), и как цепь знаковых, неслучайных мест, – предание «Сватовство к Эмер» (Tochmarc Emire, далее – ТЕ). Сначала несколько слов о самом сказании. Протовариант его был записан, вероятно, на рубеже VII—VIII вв. (характерно включение в предание поэмы VII в. «Слова Скатах» Verba Scathaige, содержащей самый ранний вариант сюжета «Похищения быка из Куальнге»). Древнейшая версия предания содержится в рукописи Rawlinson B 512. Эта версия очень испорчена, начало ее утеряно. Более пространная редакция (редакция III по Р. Турнайзену400) находится в «Книге Бурой Коровы» (Lebor na hUidre, нач. XII в.) и рукописи Harl. 5280. Она и была опубликована в свое время К. Майером (K. Meyer. Tochmarc Emire. – ZCP, 3, 1901. S. 229—263). Эта редакция сложилась уже после появления скандинавов в Ирландии в IX—X вв. , на излете эпохи древнеирландского языка401. Предание принадлежит к сюжетному типу tochmarca («сватовства» ), к которому относятся такие известные древнеирландские повести, как «Сватовство к Этайн» , «Приключение Арта, сына Конна, и сватовство к Делбхаем» , «Сватовство к Беколе».
Предание изобилует вставками, выходящими за рамки сюжета собственно сватовства. Об одной такой вставке у нас и пойдет речь. Кухулин со своим колесничим Лайгом отправляются свататься к Эмер, дочери Форгала Манаха, племянника Тетры, короля фоморов, что жила в Луглохта Лога (Садах Луга) в Бреге (совр. Луск, граф. Дублин). Он едет на колеснице из Эмайн Махи, королевского центра Улада, на юго-восток в Брегу. Путь его лежит по дороге Шлиге Мидлуахра, соединяющей, как мы помним, Эмайн Маху и Тару. Добравшись до Садов Луга, Кухулин встречает Эмер на лужайке перед укрепленным домом ее отца. Они начинают разговор загадками: Эмер спрашивает у Кухулина, какой дорогой тот приехал, затем следует ответ Кухулина.
«Откуда прибыл ты?» – спросила она. «Из Интиде Эмна», – ответил он (т. е. из Эмайн Махи). «Где вы ночевали?» – спросила она. «Мы ночевали, – ответил он, – в доме человека, что сзывает стада равнины Тетры» (т. е. в доме человека, который ловит стада равнины Тетры (ловит рыбу в море вокруг LU)). «Что за пир там был?» – спросила она. «Нам сварили там (т. е. приготовили) звук (запрещение LU) колесницы», – ответил он. «Какой дорогой ты приехал?» – спросила она. «Меж двух опор леса», – ответил он. «Куда вы ехали дальше?» – спросила она. «Нетрудно сказать, – ответил он. – От тьмы моря по великой тайне племени Богини, по пене двух коней Эмайн, по полю Морриган, по хребту великой свиньи, по долине великого вола, между богом и его провидцем, по костному мозгу жены Федельма, между вепрем и его веприцей, по купальне коней Богини между королем Ану (или Аранн LU) и его слугой, к Маннкули четырех углов света, по великому преступлению. По остаткам великого пира. Между котлом и котелком. До Садов Луга, т. е. до полей Луга. К дочерям племянника Тетры, короля фоморов402.
Речь Кухулина перед Эмер построена на иносказаниях, с одной стороны, показывающих ученость юноши, а с другой, оставляющих в неведении сестер Эмер. В представленном отрывке мы имеем дело с иносказательным описанием мест, лежащих на дороге Шлиге Мидлуахра. В описаниях этих присутствуют мифологические реалии, события, боги и сверхъестественные существа. Так же как в древнеиндийской традиции дорога, ведущая в священное место, оказывается священнее самой цели дороги. Путь Кухулина лежит в Потусторонний мир, обиталище сродников фоморов, бруден Форгала Манаха403 (в Tochmarc Emire читатель еще раз убеждается, что описание фоморов как хтонических безобразных существ слишком односторонне). Путь Кухулина по Шлиге Мидлуахра в заезжий дом Форгала по ряду мифологических реалий можно сравнить с дорогой Конаре в заезжий дом Да Дер-га. Местности на дороге было бы сложно локализовать, если бы не комментарии, вставленные в предание в рукописи XV—XVI вв. из Британского музея Harleian 5280 (отсутствующие в LU). Эти комментарии отсутствуют в русских переводах предания, как у Смирнова, так и у Шкунаева, поэтому представляется целесообразным привести новый перевод. Каждой из загадок посвящена своя небольшая легенда, своеобразная старина мест, с участием героев из Племен богини Дану. Дорога здесь выступает по большей части как повод к записи диннхенхас.
Имеют ли перечисляемые местности и легенды о них какое-нибудь общее значение для редактора предания, объединены ли общим развитием, воспринимаясь как части единой дороги, мы и постараемся выяснить. Однако даже отсутствие ощутимого единства мифов, содержащихся в глоссах TE, не противоречит восприятию ирландского или какого-либо иного мифа, чей фокус или источник всегда оказывается неуловим или неосуществим, что не говорит о заведомом отсутствии такого источника404. Причем отсутствие такого видимого единства мифов дробит и наш подход к ним, разговор о мифах становится нецентрирован и мифологичен. Объединяющими, центрирующими фигурами могут стать только сам Кухулин и дорога Шлиге Мидлуахра.
Комментатором и глоссатором выступает не кто иной, как сам Кухулин, который убивает время, возвращаясь в Эмайн Маху, за разговором с колесничим Лайгом, объясняя ему все загадки своего разговора с Эмер. Мы не будем приводить оригинал и перевод объяснения топонима Интиде Эмна, что соответствует Эмайн Махе. Ограничимся только комментариями к зашифрованным персонажам и топонимам, находившимся на дороге Шлиге Мидлуахра.
Человек, я сказал, в доме которого мы ночевали, – это рыбак Конхобара (его имя Ронку). Это он ловит рыбу, плавая под морем, потому что рыбы – это коровы моря, а море – это равнина Тетры (короля королей фоморов, т. е. равнина короля фоморов).