437. Таким образом, институт хозяев заезжих домов был известен среди кельтов с древности.
Конечно, мы должны различать исторических хозяев заезжих домов (данные о которых мы находим в основном в законодательных памятниках и анналах) и хозяев, как они описаны в традиционных древнеирландских преданиях. И в то же время предания отражают определенную действительность, сведения, в них содержащиеся, определенным образом коррелируют со сведениями сугубо «историческими». Поэтому мы позволим себе обратиться к литературе. Литературный же или мифологический хозяин заезжего дома часто предстает в несколько утрированном, преувеличенном виде. Например, автор повести X в. «Песни дома Бухета» вообще не может сначала определиться: речь идет о хозяине или о котле. Начинается предание так: «Котел щедрости у лагенов носил имя Бухет». Огонь под котлом никогда не угасал. И тут же Бухет оказывается богатым хозяином гостеприимного дома (здесь это не bruiden, а именно «гостеприимный дом» tech n-oeged), скотоводом с многочисленными стадами. Вскоре Бухет был разорен буйными королевскими сыновьями, наносившими ему частые визиты. Из всех стад у него остается лишь семь коров и один бык438. Соответственно, он не может больше содержать гостеприимный дом и уходит в изгнание. Лишь получив приданое за свою воспитанницу Этне, дочь короля Темры Катайра Великого, ставшую женой короля Кормака мак Арта, Бухет смог вернутся в родной Лейнстер и вновь открыть свой гостеприимный дом.
Постоянный огонь под котлом, который мы увидим и в заезжем доме Да Дерга, напоминает нам о своей культурной функции: приготовление еды, превращение сырого в готовое, съедобное, читается как переход из первичного природного единства в цивилизованный мир людей. Эта функция гостеприимных хозяев, несомненно, была одной из главных439.
Заезжие дома и их хозяева занимают внимание и автора предания «Повесть о свинье Мак Дато». На этот раз хозяином заезжего дома становится лейнстерский король – Мак Дато, брат короля Лейнстера Мес Гегры (по одному из вариантов «Мак Дато» было лишь прозвищем, а имя его было Месроеда). Ситуация совсем не историческая, поэтому возникает вопрос, не воспринимался ли Мак Дато изначально просто как хозяин дома (briugu)440? В любом случае, предание живописует красочную картину устройства заезжих домов и дает некую космологическую схему, согласно которой в Ирландии было пять (поздний вариант: шесть) главных заезжих домов. Помимо дома Мак Дато упомянуты хозяева других домов, с каждым из которых связана определенная история, отраженная в других преданиях: Да Дерга, хозяин дома в Куалу, Форгал Манах (Ловкий) возле современного Дублина, Мак Дарео в Брефне, Да Кога в западном Миде и Блаи в Уладе. Так или иначе, пять главных заезжих домов Ирландии представляют собой одну из знаменитых пентад острова, таких, как пять священных деревьев, пять главных дорог, пять пятин и пр. Причем нельзя связывать расположение этих домов именно с пятинами – в Мунстере, например, традиция не знает такого известного гостеприимного дома. Интересно, что три из этих пяти (или шести) домов были расположены на востоке Ирландии (Мак Дато, Да Дерга, Форгала Манаха). Дома Бреа и Бухета согласно традиции также располагались на востоке в Лейнстере. Известное среднеирландское предание «Установление владений Темры» вообще связывает гостеприимство хозяев (brugamnos) с востоком страны441. Эта особенность восточной пятины острова позволила братьям Рисам отписать восток Ирландии к третьей дюмезилевской социальной функции, функции вайшьев, земледельцев и фермеров442. С одной стороны, мы не можем отрицать определенного символизма, связанного с изобилием востока Ирландии, с другой стороны, очевидно, что обилие заезжих домов и гостеприимство как функция связаны с плодородием и более мягким климатом востока острова (подобно тому как священные деревья Ирландии росли в основном на востоке).
В любом случае, «Повесть о свинье Мак Дато» была посвящена в основном очередной стычке между давними врагами, коннахтами и уладами, из-за собаки Мак Дато. Его знаменитая пестрая собака Альбе, защищавшая весь Лейнстер (а не только дом Мак Дато) и стала предметом спора. Мак Дато по совету жены довольно необдуманно пообещал ее сначала правителям Коннахта Айлиллю и Медб, а затем Конхобару, королю Улада. Враждующие стороны явились в заезжий дом и были весьма изумлены, встретив друг друга. Для ирландских воинов была зарезана гигантская свинья, принадлежавшая Мак Дато (собственно, по этой свинье и была так названа повесть). Свинья становится основным блюдом грандиозного пира в доме Мак Дато. Воины, конечно же, стали спорить в этот раз за право лучшей доли, доли героя, и за право делить свинью. Воины из Коннахта и Улада похвалялись своими подвигами. В итоге началась схватка между уладами и коннахтами, вылившаяся за пределы дома (т. е. дом не был разрушен, подобно домам Да Дерга и Да Кога, скорее, статус дома как убежища не позволял воинам сражаться в самом доме). Собака Мак Дато бросилась на коннахтов, но была убита колесничим Ферлога. В то же время в одном из ранних списков преданий повесть эта названа «Разрушение Мак Дато» (Orgain Meic Dathó), и в первоначальном варианте, возможно, дом разрушался и его хозяин погибал.
Дом Мак Дато (равно как и другие главные заезжие дома) был устроен следующим образом: в него вели семь дверей, через него шли семь дорог, в нем находилось семь очагов и семь котлов с постоянно кипящей водой. В каждом котле варилась говядина и соленая свинина. Согласно преданиям «Повесть о свинье Мак Дато» и «Разрушение заезжего дома Да Кога», каждый входящий опускал в котел вилку, и что попадалось ему на вилке, то он и ел: второй попытки не было443. Однако такая своеобразная игра, зависевшая от случая и удачи, слабо соответствует представлениям об обязательной щедрости гостеприимца, равно как и представлениям о соответствии порции каждого гостя его статусу. К. Мак-Кон предположил в этом случае библейское влияние на монастырского редактора предания444. В 1-й кн. Царств (2:13—4) речь идет об обычае среди древних евреев: «Внегда бо кто приношаше жертву прихождаше отрок жреческ дондеже сварятся мяса и удица трезубна в руку его. И влагаше ю в коноб великии или в медяныи сосуд или в латку и все еже вонзеся на удицу взимаше е себе жрец» (Синод. пер. : «Когда кто приносил жертву, отрок священнический, во время варения мяса, приходил с вилкою в руке своей, и опускал ее в котел, или в кастрюлю, или на сковороду, или в горшок, и чтò вынет вилка, тò брал себе священник»). В то же время, если мы согласимся с тем, что ветхозаветный пассаж повлиял на редактора предания, такие реалии, как котел и варящееся в нем мясо, приходящие гости явно принадлежат древнеирландской действительности. Вареное мясо было основным блюдом для гостей, недаром в законах оговаривается, что хозяин гостеприимного дома должен постоянно иметь под рукой «три живых мяса, три красных мяса и три вареных мяса»445. Интереснее здесь библейский контекст, с которым редактор связывает сцену: жертвенное мясо, жрец, получающий свою долю по воле Бога. Дохристианское прошлое страны связывается с ветхозаветными реалиями, как это часто бывает в древнеирландской литературе. Не было ли у автора/редактора предания в этом случае подспудной ассоциации с жертвенным мясом в заезжем доме, хозяином дома в роли жреца?
Одно древнеирландское предание, «Плавание лодки потомков Корры», начинается с красочного описания идеального гостеприимного хозяина и его дома:
Владычный хозяин гостеприимного дома, сотенный, победоносный, родился однажды в прекрасной пятине Коннахта. То был Коналл Красный, потомок Корры Белого. Таков был этот хозяин: муж благополучный, богатый, самый удачливый. Никогда его дом не стоял без трех криков в нем: крика цедителей, цедящих эль, крика слуг над котлами, готовящих еду для гостей, и крика воинов над игрой в фидхелл, побеждающих друг друга. И никогда дом его не стоял без трех мешков в нем: мешка солода для приготовления закваски, мешка пшеницы, чтобы накормить гостей, и мешка соли для хорошего вкуса446.
Интересно, что три звука, связанные с заезжим домом, появляются еще в раннем предании о доме Бухета, собственно оттого и названном «Песни дома Бухета». Эти звуки: «Песнь пятидесяти воинов в пурпурных одеждах, снаряженных, что играли музыку, когда все напивались. Песнь пятидесяти девушек, что стояли посреди дома в пурпурных плащах с падающими на них золотистыми волосами и развлекали гостей пением. Песнь пятидесяти арф, что до утра тешили гостей своей музыкой»447. Такое тройственное упоминание веселых звуков заезжего дома становится особой значимой триадой, порой представляющей лишь идеальную картину, а иногда показывающей яркие черты повседневности.
Перед застольем, иногда продолжавшимся всю ночь, гости могли вымыться в натопленной бане. Особенно важным считалось омовение ног после дороги, ведь большинство путешественников передвигались по стране пешком448. Подобно гостеприимным домам континентальных кельтов, заезжий дом в средневековой Ирландии не в последнюю очередь играл роль питейного заведения. Попойка сопровождала приезд любой компании гостей. В доме подавали и привозное «вправду доброе вино», эль, но главным напитком был, несомненно, «веселый пьянящий мед», который подавали в чашах, в рогах и в иных сосудах449