707. Важно, что у галльского термина uidlua ‘провидица’ есть прямой эквивалент в древнеирландской традиции – имя пророчицы Федельм из «Похищения быка из Куальнге».
Характерно, что именно заклинаний женщин (наряду с магией друидов и кузнецов) более всего опасались первые христиане в Ирландии, судя по молитве «Крик оленя», приписанной св. Патрику708.
Женская магия, возможно, часто была связана с делами любовными. Как мы видели, в Британии царица Картимандуя сама провоцирует своих мужей на войну. На другом краю кельтского мира, в малоазийской Галатии, в начале I в. до н. э., верховная жрица Артемиды Малоазийской709 (или воплощение богини) Камма также послужила яблоком раздора между двумя правителями. Камма (‘злая женщина’?) была женой одного из могущественных царей-тетрархов Галатии, Сината. В нее влюбился другой царь-тетрарх Синорикс (‘старый царь’, сыном Синорикса был царь Дейотар Филоромей (‘Любящий Рим’), подзащитный Цицерона). Долго Синорикс пытался принудить Камму к измене, и наконец она сказала ему, что не изменит своему мужу, пока он жив. Слово было произнесено, и Синорикс обманным путем убил своего соперника. Затем он потребовал руки царицы и заручился поддержкой ее родственников. В конце концов Камма согласилась выйти за него замуж и отправилась с ним в храм Артемиды (Ма), чтобы заключить союз. У алтаря она пролила богине немного молока, смешанного с медом, из кубка, затем отпила сама и дала Синориксу710. Как только последний проглотил отравленное питье, жрица радостно возблагодарила богиню за свершившуюся месть: вскоре старый царь умер, за ним умерла и Камма711.
В древнеирландской литературе более всего соответствует образу кельтской властной женщины-воительницы королева Медб, правительница коннахтов во время их войны с уладами и похищения быка из Куальнге. Нет нужды напоминать искушенному читателю, что события, описанные в уладском цикле преданий и в основном в «Похищении быка из Куальнге», не относятся к какому-либо определенному историческому периоду, не дают нам картину некой исторической войны эпохи кельтской дохристианской Ирландии. Мир уладского цикла синтезирован из разновременных реалий: в нем отразились и память об аристократическом обществе эпохи бронзового века, и свежие воспоминания о скандинавских набегах, и черты традиционного кельтского общества, свойственные древним кельтам Британии и континента. Так и образ Медб – королевы, богини или воительницы – образ синтетический, впитавший в себя многие возможные взгляды на женщину в Древней Ирландии. И в то же время непредвзятый читатель традиционной ирландской литературы всегда будет видеть в королеве Медб один из идеальных типов ирландской женщины, женщины властной, свободной, мудрой и безжалостной.
Имя королевы Medb можно было бы с определенной долей стилизации перевести на русский как «медвяная» (тем более что правильнее транслитерировать это древнеирландское имя стоило бы как «Медв», но мы придерживаемся устоявшейся в переводах традиции). Конечно, речь здесь идет о пьянящем медовом напитке, известном и на Руси. Вероятно, имя королевы было связано с определенным ритуалом подношения медового напитка будущему королю, ритуалом, включавшим также брачный союз короля с подносившей ему мед королевой-богиней. Важно, что Медб, дочь верховного короля Ирландии Эохайда Фейдлеха, согласно одной довольно поздней повести XIII в. «Мужья Медб» (или «Битва при Бойне»), последовательно выходит замуж за четырех королей, три из которых стали королями Коннахта именно благодаря ей712. Относительно поздняя датировка текста вряд ли должна сбить нас со следа: мы явно сталкиваемся здесь с очень архаическим представлением о женщине, правительнице и жене. Еще Ж. Дюмезиль заметил поразительное родство истории Медб с древнеиндийским сюжетом о царевне Мадхави, дочери вселенского царя Яяти, из «Махабхараты». Мадхави также выходила замуж последовательно за четырех мужей, четырех царей, и при этом после рождения сыновей магическим образом восстанавливала свою девственность. Помимо типологического сходства, само имя Мадхави («медвяная») является санскритским аналогом имени ирландской королевы713. При этом в индоевропейском мифе явно присутствует и либеральное отношение к сексуальному поведению женщины, поэтому свободы, которых добивается Медб от своего последнего, юного мужа, Айлилля, в одном из вариантов «Похищения быка из Куальнге», вовсе не противоречат существованию еще трех мужей в прошлом. Более того, сам Айлилль признает, что стал королем Коннахта именно благодаря жене. Возможно, здесь было бы слишком смело говорить о Медб/Мадхави как о богине, наделяющей властью своего мужа (впрочем, явно языческая «Махабхарата» и не склонна наделять божественностью Мадхави). Скорее даже речь идет об определенных социальных реалиях архаического общества.
В начале событий «Похищения быка из Куальнге» мужем Медб, ее избранником, является король Айлилль, играющий чаще всего лишь роль короля-консорта. Сам текст «Похищения…» (точнее, его вторая среднеирландская редакция) начинается со знаменитого «разговора на подушках». Айлилль и Медб лежали на своем королевском ложе в крепости Круахан, головами на подушках, и начали разговор, который и привел к кровопролитной войне. Помимо всего прочего, разговор этот показывает и причины странного распределения власти между Айлиллем и Медб. Айлилль первый затеял спор: «Правду говорят, девочка, – хорошо быть женой доброго мужа». Тут Медб соглашается с ним, но спрашивает, почему, собственно, он задумался об этом. Айлилль горделиво заметил, что с тех пор, как взял он ее в жены, богаче стала она. Медб возмутилась и стала перечислять свои привилегии и достоинства до замужества: она была дочерью верховного короля Ирландии Эохайда Фейдлеха, и из всех его дочерей была самой высокой и видной, самой милостивой и щедрой, самой воинственной. Ее отец дал ей пятину Коннахта в управление, и свататься к ней приходили короли всех других пятин Ирландии. Всем им было отказано, ведь Медб требовала, чтобы ее будущий муж был «без низости, ревности и страха».
«Если бы мой муж был боязливым, – говорила она, – наш союз был бы неравным, ибо я сама бросаюсь в битву и поединки. Позор для жены, если она смелее собственного мужа, но нет позора, если они оба смелы. Если бы я вышла за ревнивого мужа, это тоже было бы худо: ибо никогда не было у меня мужчины без другого, который ждал бы в его тени»714. Требование сексуальной свободы было одним из условий Медб, и надо сказать, что Айлилль действительно смотрел сквозь пальцы на временных или постоянных любовников своей жены (лишь один раз ревность дала себя знать, когда был убит самый известный любовник Медб, Фергус мак Ройх). Важно, что подобная сексуальная независимость женщины принадлежит языческому мировоззрению, и в случае Медб мы явно имеем дело с языческим прошлым, а не христианским настоящим средневековой Ирландии.
В любом случае, Айлилль оказался для Медб идеальным мужем. Более того, брачный союз, заключенный между ними, имел особые черты: это был брак «с женским правлением» (lánamnas for bantinchur). Дело в том, что согласно ирландским законам в семьях без отпрысков мужского пола все права наследников оставались у дочерей, которые, если вступали в брак, то получали законные права «мужа», а муж – законные права «жены». Причем такая форма брака в раннесредневековой Ирландии была довольно распространена715. Таким образом, Медб выплачивает Айлиллю выкуп: одежду, которой можно было одеть двенадцать человек, колесницу ценой в трижды семь кумалов, красного золота шириной в его лицо и светлого золота весом с его левую руку. За позор мужа цену его чести должны были платить королеве Медб, а не ему716.
В оправдание Айлилль приводит довольно спорные аргументы: дескать, Коннахт был единственной пятиной Ирландии, которой управляла женщина, вот он и пришел, чтобы взять в этой пятине королевскую власть как наследство своей матери Маты Мурешк, дочери Магаха (интересно, что Айлилль, подобно своим союзнику, Фергусу, и сопернику, Конхобару уладскому, всегда упоминается вместе с именем своей матери, а не отца). Возможно, здесь имеет место просто удобная ассоциация Айлилля с женским началом, детерминирующая его подчиненное положение. В любом случае, для раннесредневековой Ирландии передача королевства по наследству от матери неизвестна и невозможна, т. е. мы имеем дело либо с искусственными условиями матриархата, из которых растет сюжет, либо с памятью о подобном матриархате, характерном для далекого прошлого острова.
Спор о богатстве между супругами зашел далеко, и им пришлось подняться со своих подушек. Сокровища и драгоценности Айлилля и Медб были поднесены им и подверглись сравнению, дальше меря-лись они количеством и откормленностью своих стад и табунов. Овец, лошадей, свиней подвели к королю и королеве, и всего-то у них оказалось поровну: на каждого крупного барана в стаде Айлилля находился не меньший баран в стаде Медб, на каждого жеребца – не меньший жеребец. И лишь когда стали они сравнивать стада своих коров, в стаде Айлилля оказался огромный бык, Белорогий, рожденный одной из коров Медб. У королевы же не оказалось подобного быка, и опечалилась она. Тут же она узнала, что равный по стати бык есть в Ирландии лишь у Даре, сына Фиахны, в области Куальнге в Уладе (здесь стоит напомнить, что оба этих быка были на самом деле перерождениями двух волшебников-свинопасов из сида, забывших о своей изначальной форме и помнивших лишь свой давний спор). Медб пожелала достать быка из Куальнге любым способом. Так из-за гордыни королевы началась война четырех пятин Ирландии против Улада за Бурого быка из Куальнге