1096. Филиды, судя по всему, помимо составления законов и их версификации, изначально занимались и судопроизводством. В небольшом законодательном тексте, посвященном распределению мест во время слушания дела, говорится, что в суде председательствуют король, епископ и «мудрец, знающий все формы речи, со статусом оллава» (т. е., собственно, главный филид, оллав)1097.
В средневековой ирландской литературе есть некоторые свидетельства особой роли, которую играл филид при инаугурации короля туата или правителя более высокого статуса. К сожалению, свидетельства эти довольно поздние, и сложно сказать, насколько древними были эти ритуалы, связанные с филидами. Прозаическое предисловие к хвалебной песни в честь инаугурации короля Коннахта Фелима О Конховара, написанной придворным филидом, оллавом Торной О Маэл Хонаре (⨁ 1468), содержит описание ритуала и роли в нем самого поэта. Церемонию проводили на древнем кургане Карн Фриах (Карнфри в совр. граф. Роскоммон). Рядом с курганом присутствовали и епископы, и все короли Коннахта, но филид, судя по тексту, играл решающую роль в инаугурации короля: « …Именно О Маэл Хонаре имел право дать жезл королевской власти ему (королю – Г. Б.) в руки во время его инаугурации, и никто из коннахтских благородных мужей не имел права стоять с ним на кургане, кроме О Маэл Хонаре, который возводит его в королевское достоинство и О Коннахтана, который охраняет ворота кургана»1098.
Вообще, позднесредневековые ирландские филиды были гораздо теснее связаны со своими патронами, властью королей, а затем и территориальных вождей. Дело в том, что поддержка филидов Церковью после реформы XII в. прекратилась, монастырь перестал быть местом синтеза филидической и церковной ученостей, и единственную поддержку поэты могли найти при дворах правителей. К тому же английское присутствие и экспансия в стране давали недвусмысленно понять, что опору старому гэльскому порядку можно найти только у местных королей и вождей. В этот период оллав становится придворным поэтом (хотя в существовавших тогда же школах оллав был скорее преподавателем, профессором). Отношения придворного филида и короля/вождя часто описываются самими филидами в терминах брака или любовного союза. В XIV в. придворный филид Адам О Фиалан обращался к своему патрону Томасу Маг Хаврадану с таким страстным призывом:
Опусти свою округлую бровь, приблизь ко мне свои пурпурные уста, Подари мне пылкий поцелуй, то будет конец нашей ссоры1099.
В позднесредневековой ирландской литературе мы скорее всего имеем дело с обычной литературной гиперболой и особым обычаем, а не с гомосексуальными отношениями между филидом и королем/патроном. Повторим, что тема эта появляется в ирландской литературе довольно поздно и вряд ли восходит к каким-либо древним дохристианским отношениям между королем и филидом. В наиболее откровенных примерах из позднесредневековой ирландской поэзии отношения между патроном и филидом описываются как отношения между мужем и женой, делящими одно ложе:
Это не измена твоей жене —
Возлечь со мной и такими, как я…
Не будем же ждать, о прекрасный,
Возляжем вместе на одном ложе1100.
П. Бранах упоминает еще одно свидетельство XV в., в котором вполне прозаически описываются отношения некого писца/поэта со своим гэлизированным патроном английского происхождения. Ученый муж вспоминает поход Эдмунда Батлера в граф. Уэксфорд, во время которого патрон оказал ему особую благосклонность: «И вот причина, по которой я все это рассказываю, кроме победы и похода и взятия замков она состоит в том, что я был с ним в этом походе, отведал много вина, мяса и виски и разделил ложе с моим господином». В любом случае, сексуальная и брачная символика характерна для описания взаимоотношений поздних филидов и их патронов.
Подобный придворный филид обладал привилегией во время пира сидеть рядом с королем, он знал секреты короля разного свойства и часто был его советником в государственных делах. С филидом заключался своеобразный контракт, по которому придворный поэт, оллав, должен был по определенным поводам сочинять хвалебные песни для своего патрона. Оллав служил и своеобразным послом, распространяя славу короля за пределы его туата и участвуя в переговорах. Оллав назначался самим королем/вождем, и со временем поэт мог впасть в немилость и покинуть двор своего патрона. Это неизбежно вызывало соперничество между поэтами, потому как мест придворных филидов было не так много, и всем мастерам слова их было явно недостаточно1101.
Глава XIXУстное прошлое и письменное настоящее древнеирландской традиции. Как было найдено «Похищение быка из Куальнге» ?
Многие исследователи изучали древнеирландскую традицию, пытаясь вычленить в древне- и среднеирландских текстах осязаемые осколки далекого прошлого ирландской и в целом кельтской дохристианской культуры. Сохранение этих фрагментов означало существование каких-то особенных методов передачи традиционных ценностей. Проблема функционирования таких методов – самой передачи традиции и сословия, осуществлявшего эту передачу, – стимулировала споры в кельтологической литературе о языческих или христианских компонентах в средневековой ирландской и валлийской культурах, об устном или письменном характере различных типов текстов и их элементов. И если дискуссии об устном / письменном происхождении текстов, как представляется, обоснованы и приводят к ряду положительных результатов, то в ходе спора о языческих или христианских компонентах часто одни и те же мотивы в раннеирландских текстах объясняются с противоположных точек зрения. Существует также представление о том, что близость друидической традиции и христианства в сочетании с социальной подвижкой («революцией кшатриев»1102) IV—V вв. привела к безболезненному принятию христианства в Ирландии1103.
Псевдоисторией же в ирландской историографии, начиная с Т. О’Рахилли, называют совокупность раннесредневековых генеалогий, хронологических компендиумов и преданий, созданных монахами и филидами. (Филиды – светское ученое сословие поэтов, историков, знатоков генеалогии. В некоторых ранних ирландских источниках термины «филид» и «друид» взаимозаменяемы.) Все эти источники часто исторически недостоверны и стремятся примирить дохристианские мифологические и генеалогические данные с библейской и античной историей, Евсевием и Иеронимом, которые стали известны в Ирландии после принятия христианства. Э. Мак-Нилл использовал другой термин – синтетическая история, подразумевая тот самый синтез местной и христианской традиций в отношении к прошлому (MacNeill E. Phases of Irish History. Dublin; Sydney, 1968. P. 89). К тому же важно, что псевдоистория воспринималась ее компиляторами как вполне реальная история и порой она может содержать фрагменты исторической действительности. Все это заставляет современных историков-ирландистов все чаще пользоваться термином «синтетическая история» (McCone K. Pagan Past and Christian Present in Early Irish Literature. Maynooth, 1990. P. 54, 55).
Итак, два противостоящих направления, ведущие эти то затухающие, то разгорающиеся споры в кельтологии, – это так называемые нативисты и антинативисты. Такое деление привело к горячим дискуссиям после выхода в свет в 1990 г. книги К. Мак-Кона «Языческое прошлое и христианское настоящее в ранней ирландской литературе»1104, ставшей наиболее ярким критическим ответом антинативистов на не всегда удачные спекуляции противоположного направления. Сам термин, нативизм, был предложен К. Мак-Коном для обозначения основного, господствовавшего долгое время, взгляда на раннюю ирландскую культуру как на архаичную, изолированную, сочетающую в себе элементы язычества с поверхностным христианством, и на раннеирландские тексты как на изначально устные, иногда ритуальные. В качестве примера таких нативистских исследователей можно привести братьев Алвина и Бринли Рисов с их исследованием «Наследие кельтов» (“Celtic Heritage”)1105 и П. Мак Кану (кроме множества статей, его известнейшая работа – «Кельтская мифология» (“Celtic Mythology”)1106).
Взгляды Рисов очень характерны для направления нативистов и заслуживают внимания, несмотря на все оплошности и даже тенденциозность авторов, намеренно пренебрегающих историческим контекстом при анализе традиционной ирландской и валлийской литератур. Их книга посвящена «традиционным преданиям» (traditional tales) Ирландии и Уэльса. Рисы пишут о корпусе ирландской традиционной литературы: «Традиционные предания передавались жреческой корпорацией в кельтских землях, и различные блага доставались тем, кто их слушал. Прототипы этих преданий, очевидно, были частью устной традиции дохристианских кельтов»1107 (не совсем ясно, что имеют в виду Рисы, разделяя устные предания жрецов / друидов и некие прототипы из устной же «традиции»).
Таким образом, Рисы признавали существование устных пратекстов репертуара филидов, наследников «жреческой корпорации» друидов, однако перед ними и другими исследователями-нативистами вставала проблема реальных текстов в рукописях, созданных в монастырях и содержащих множество христианских интерполяций. Рисы призывали рассматривать повести в средневековых рукописях как «сознательно измененные и реструктурированные». Причем невозможно установить даже, как далеко заходила такая «редакторская правка». В любом случае, авторы «Наследия кельтов» дали стимул многим будущим исследователям искать в раннеирландских текстах «отблески традиции» (формулировка, близкая идеям Р. Генона):