Возросшая мощь военной техники Первой мировой войны превратила солдата в беспомощное существо. Ремарк писал: «Среди ночи мы просыпаемся. Земля гудит. Над нами тяжелая завеса огня… Блиндаж дрожит, ночь ревет и мечет молнии… Каждый ощущает всем своим телом, как тяжелые снаряды сносят бруствер окопа, как они вскапывают откос блиндажа и крошат лежащие сверху бетонные глыбы… Фронт – это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой – траектории снарядов; мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая. Когда на меня летит снаряд, я могу пригнуться, – и это всё; я не могу знать, куда он ударит, и никак не могу воздействовать на него… Меня могут убить, – это дело случая. Но то, что я остаюсь в живых, – это опять-таки дело случая. Я могу погибнуть в надежно укрепленном блиндаже, раздавленный его стенами, и могу остаться невредимым, пролежав десять часов в чистом поле под шквальным огнем. Каждый солдат остается в живых лишь благодаря тысяче разных случаев. И каждый солдат верит в случай и полагается на него».
Ожидание смерти в ходе артобстрела сменялось атакой, и тогда солдаты деловито готовились к беспощадной схватке, в которой не признают никаких правил, не знают никакой жалости. Война, утверждал Ремарк, уничтожала в солдатах все человеческое: «Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей, – какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?… Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы – в дьяволов, и, вселяя в нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы… Мы утратили всякое чувство близости друг к другу, и когда наш затравленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать».
Захват вражеских позиций позволял солдатам завладеть трофейной едой. Ремарк писал: «Трофейная тушенка славится по всему фронту. Она даже является иногда главной целью тех внезапных ударов, которые время от времени предпринимаются с нашей стороны, – ведь кормят нас плохо, – и мы постоянно голодны». Борьба с голодом, как показал Ремарк, это тоже часть солдатских будней, как борьба со вшами и огромными крысами, питавшимися трупами солдат.
Описания боев и фронтовой жизни по другую линию боевых позиций, которое оставил Анри Барбюс в романе «Огонь», мало отличаются по содержанию от романа Ремарка. Французский писатель свидетельствовал: «Вокруг нас дьявольский шум. У меня небывалое ощущение беспрерывного нарастания, бесконечного умножения всемирного гнева. Буря глухих ударов, хриплых, яростных воплей, пронзительных, звериных криков неистовствует над землей, сплошь покрытой клочьями дыма; мы зарылись по самую шею; земля несется и качается от вихря снарядов… Ружейные выстрелы, канонада, Над нами везде треск или грохот – продолжительные раскаты или отдельные удары. Черная огненная гроза не стихает никогда, никогда. Уже больше пятнадцати месяцев, уже пятьсот дней в этом уголке мира перестрелка и бомбардировка идут непрестанно: с утра до вечера и с вечера до утра. Мы погребены в недрах поля вечной битвы…»
Еще один участник войны – английский писатель Ричард Олдингтон так рассказал об артподготовке перед наступлением: «Всё происходившее не поддавалось описанию – ужасающее зрелище, грандиозная симфония звука. Дьявол-постановщик этого спектакля был мастером, по сравнению с которыми все другие создатели величественного и ужасного были просто младенцами. Рёв пушек превосходил остальной шум – он был полон мощной, ритмичной гармонии, супер-джазом громадных барабанов. Это был «полёт валькирий», исполненный тремя тысячами пушек. Интенсивный треск пулеметов вёл сопровождающую мелодию ужаса. Было слишком темно, чтобы разглядеть наступающие войска, но Уинтерборн понимал с ужасом, что каждая из этих устрашающих вибраций звука означает смерть и уничтожение. Он думал о рваной линии британских войск, которые, спотыкаясь, бредут вперед в дыму и огне, крошась под напором немецкого защитительного огня и резервной линии пулеметов. Он думал о немецкой линии обороны, уже уничтоженной под беспощадным ливнем взрывов и летящего металла. Ничто не могло остаться в живых в зоне действия этого шторма, разве что благодаря чудесному случаю. Уже за полчаса этой бомбардировки сотни и сотни людей были жестоко убиты, раздавлены, разорваны, раздолблены, раздроблены, покалечены».
Между тем число участников войны росло. На стороне Германии и Австро-Венгрии выступили Османская империя и Болгария. На стороне Антанты – Япония, Китай, Италия и ряд других стран. К концу войны число ее участников достигло 33 (из 59 независимых государств) с населением свыше 1,5 миллиарда человек (что тогда составляло 87 % населения планеты). Военные действия происходили в Европе, Азии, Африке и на островах Тихого океана.
Число погибших в ходе этой войны было беспрецедентным в мировой истории. Из 73515 тысяч мобилизованных всеми воюющими странами было убито и умерло от ран около 10 миллиона человек, ранено и искалечено 20 миллионов. Около 10 миллионов умерло от голода и эпидемий инфекционных заболеваний. Жертвами мировой войны стало армянское население Турции, которое с апреля 1915 года было подвергнуто геноциду. Зверские расправы с армянами под предлогом их сотрудничества с наступавшими российскими армиями привели к уничтожению 1,5 миллиона людей.
Мировая война нанесла огромный урон хозяйству многих стран мира. Сильно сократилось производство гражданских видов продукции. Это порождало товарный голод, повышение цен, спекуляцию. Изнашивалось и не заменялось оборудование на заводах, разрушался транспорт. Пришло в упадок и сельское хозяйство. Сократилось и поголовье скота, особенно лошадей. Реальная заработная плата во многих странах сократилась. В Германии резко сократилось потребление продовольствия: многие страдали от недоедания. Зато прибыли капиталистических предприятий росли. Чистая прибыль 416 германских акционерных обществ выросла в первые два года войны в 1,5 раза. Чистые прибыли американских корпораций США увеличились за годы войны более чем в 2 раза.
Бесчеловечность мировой бойни, совершавшейся ради баснословных прибылей горстки капиталистов, была уже тогда очевидной для всех мыслящих и честных людей. И все же значительная часть «цивилизованного» мира не осуждала этого вопиющего кровопролития. Тем гаже выглядят те, кто и ныне, когда все известно про чудовищный характер Первой мировой войны, осуждает позицию Ленина, большевиков и немногих социалистов из других стран Западной Европы, поднявшихся против истребления человечества и его творений и выступивших за революционное свержение капиталистического строя.
На конференции в Циммервальде, открывшейся 5 сентября 1915 г., левые во главе с Лениным выдвинули проект резолюции и проект Манифеста к рабочим Европы, в которых разоблачалась официальная ложь о том, что мировая война ведется в защиту демократии. В этих документах подчеркивалось, что ликвидация капитализма со всеми его противоречиями возможна лишь «посредством социалистической организации передовых капиталистических стран, для чего уже созрели объективные условия». Проект требовал, чтобы министры-социалисты сложили свои полномочия, а депутаты-социалисты использовали парламентскую трибуну для того, чтобы помочь «рабочему классу вновь начать классовую борьбу. Проект Манифеста к рабочим Европы провозглашал: «Вы должны идти на улицу, бросить господствующим классам в лицо клич: довольно резни!». Проект резолюции содержал лозунг: «Не гражданский мир, а гражданская война!».
Пафос этих призывов позже отразил Владимир Маяковский в своей поэме «Владимир Ильич Ленин». Поэт писал: «Среди всего сумасшедшего дома трезвый встал один Циммервальд. Отсюда Ленин с горсткой товарищей встал над миром и поднял над мысли ярче всякого пожарища, голос громче всех канонад».
Несмотря на убедительность аргументов, выдвинутых левыми, большинство делегатов на конференции не было готово поддержать Ленина и его сторонников. Несмотря на то, что конференция не приняла проекты документов, внесенных левыми, многие положения из них вошли в манифест Циммервальдской конференции. В своей статье «Первый шаг», опубликованной в газете «Социал-демократ», Ленин констатировал, что в манифесте был проведен «ряд основных мыслей революционного марксизма».
В то же время Ленин критиковал непоследовательность и недоговоренность манифеста. Хотя в манифесте война была охарактеризована как империалистическая, его авторы уклонились от констатации того, что в ряде стран мира уже сложились предпосылки для перехода к социализму. Хотя манифест обвинил лидеров II Интернационала в нарушении своего долга при голосовании за военные кредиты, направив членов своих партий в буржуазные правительства, провозгласив «гражданский мир», в нем не содержалось разбора причин их перерождения.
И все же Ленин считал, что большевики и западноевропейские левые поступили правильно, подписав манифест, так как в нем был сделан шаг вперед к борьбе против оппортунизма и разрыву с ним. Ленин писал: «Было бы сектантством отказываться сделать этот шаг вперед вместе с меньшинством немцев, французов, шведов, норвежцев, швейцарцев, когда мы сохраняем полную свободу и полную возможность критиковать непоследовательность и добиваться большего».
Ленин справедливо оценил Циммервальдскую конференцию как первый шаг вперед на пути возрождения революционного марксизма, отвергнутого капитулянтами из II Интернационала. Несмотря на то, что на конференции господствовали центристы, которые встали затем во главе ИСК, они не смогли противопоставить представителям левых весомых аргументов при подготовке манифеста, кроме трусливых ссылок на тогдашний разгул шовинизма в обществе. В Циммервальде левые партии и группы, сохранившие верность революционным идеям основоположников научного коммунизма, обрели признание в международном социалистическом движении как наиболее динамичная сила.