Ленин предсказывал: «Надо смотреть не назад, а вперед… Начинается новый цикл… В этом новом цикле… будут еще многоразличные этапы и до окончательной победы контрреволюции, и до окончательного поражения… эсеров и меньшевиков и до нового подъема новой революции… Это был бы очень долгий и очень трудный процесс при «нормальных» условиях капиталистического развития, но и война и экономическая разруха ускорят дело в громадных размерах. Это такие «ускорители», которые месяц и даже неделю могут приравнять году».
Мысли Ленина были поддержаны большинством участников VI съезда РСДРП(б), на котором с отчетным докладом ЦК выступил впервые Сталин. После ХХ съезда КПСС не было принято много говорить о роли Сталина в событиях 1917 года. Между тем очевидно, что после того, как Ленин был вынужден скрываться в Разливе, Сталин стал фактически руководить делами партии. Его умелые действия во многом способствовали тому, что репрессии против партии не приняли столь значительных масштабов, а потому ей удалось избежать больших потерь.
Осветив в докладе развитие революции после апрельской конференции, Сталин представил хронику июльских событий по дням и даже часам. Сталин сказал в заключении: «Становится ясным, что эсеры и меньшевики, выдав большевиков, выдали и самих себя, выдали революцию, развязав и разнуздав силы контрреволюции. Поход контрреволюционной диктатуры против свобод в тылу и на фронте идет полным ходом. Судя по тому, что кадетская и союзная печать, вчера еще ворчавшая на революционную Россию, вдруг почувствовала себя удовлетворенной, можно заключить, что «дело» усмирения не обошлось без участия в походе отечественных и союзных денежных мешков».
Сталин выступил также с докладом о политическом положении в стране, в котором подчеркнул: «Мирный период революции кончился, наступил период немирный, период схваток и взрывов… Свержение диктатуры империалистической буржуазии – вот что должно быть лозунгом нашей партии».
В то же время, отвечая на вопрос делегата съезда («Какие формы боевой организации предлагает докладчик вместо Советов рабочих депутатов»), Сталин сказал: «Я считаю, что такая постановка вопроса неправильна… Если мы предлагаем снять лозунг: «Вся власть Советам!», отсюда еще не вытекает: «Долой Советы!». И мы, снимающие этот лозунг, в то же время не выходим даже из Центрального исполнительного комитета Советов, несмотря на всю жалкую роль его за последнее время. Местные Советы могут еще сыграть роль, так как им необходимо будет обороняться от притязаний Временного правительства, и в этой борьбе мы их поддержим».
Несмотря на июльское поражение партии, Сталин исходил из быстрого развития революционных событий. Он говорил: «События бегут, идет открытая борьба, нет никакой уверенности, что существующая власть завтра же не слетит». Сталин был уверен в новом наступлении революционных сил. Он заявлял: «Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабо развит, то утопично ставить вопрос о социалистической революции. Они были бы правы, если бы не было войны, если не… были бы расшатаны основы капиталистической организации народного хозяйства… С другой стороны, такой свободы, как у нас, нигде не существует в условиях войны. Затем нужно учесть громадную организованность рабочих… Нигде не было и нет таких широких организаций, как Советы рабочих и солдатских депутатов… Понятно, что пользовавшиеся максимумом свободы и организованности рабочие не могли отказаться от активного вмешательства в хозяйственную жизнь страны, не совершая над собой политического самоубийства».
Сталин утверждал: «Революция вплотную подошла к необходимости социалистических преобразований… Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия «подождала» с социалистическими преобразованиями, пока Европа не «начнет». «Начинает» та страна, у которой больше возможностей. Поскольку развиваются силы революции, взрывы будут, и настанет момент, когда рабочие поднимут и сплотят вокруг себя бедные слои крестьянства, поднимут знамя рабочей революции и откроют эру социалистической революции в Европе».
Возражая против поправки Преображенского, который предлагал иную редакцию резолюции (он настаивал на словах: «для направления ее к миру и при наличии пролетарской революции на Западе – к социализму»), Сталин заявил: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства… Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». После выступления Сталина состоялось голосование по поправке Преображенского и она была отклонена.
Для оптимизма Сталина и многих других делегатов съезда были веские основания. Ряды партии быстро росли. Съезд констатировал, что со времени своей апрельской конференции число местных организаций партии выросло с 78 до 162, а численность большевиков возросла с 100 до 240 тысяч. Благодаря тому, что партия сумела организованно отступить, ее потери были минимальны.
По поручению и от имени съезда Центральный Комитет партии издал Манифест «Ко всем трудящимся, ко всем рабочим, солдатам, крестьянам России». В нем говорилось, что торжество контрреволюции временно, непрочно, что репрессиями и террором буржуазия не спасет себя от народного гнева. Партия призывала трудящихся довести борьбу против буржуазии и помещиков до полной победы. В заключении «Манифест» провозглашал: «Грядет новое движение и настанет смертный час старого мира. Готовьтесь к новым боям, наши боевые товарищи! Стойко, мужественно и спокойно, не поддаваясь на провокацию, копите силы, стройтесь в боевые колонны! Под знамя партии, пролетарии и солдаты! Под наше знамя, угнетенные деревни!».
Как рождались мифы о генерале Корнилове
Уверенность Ленина, Сталина и других руководителей большевистской партии в неспособности власть имущих контролировать положение в стране вскоре нашла подтверждение. Явная неудача попыток загипнотизировать массы речами Керенского заставила правящие классы искать иного кумира, который бы смог очаровать публику, но на сей раз действовал бы как военный диктатор. Кандидатом в таковые был избран генерал Л. Г. Корнилов. Такой выбор опять свидетельствовал о неспособности правящих кругов России принимать трезвые и разумные решения, что уже не раз проявилось накануне Февральской революции и с первых ее дней.
О Корнилове как военном руководителе наиболее полно и веско высказался его бывший начальник А. А. Брусилов. В своей книге воспоминаний бывший царский генерал подробно охарактеризовал своих коллег по военной кампании 1914–1917 гг. Хотя после 1917 г. многие из них, в отличие от автора воспоминаний, встали в ряды белого движения, Брусилов высоко оценил военные таланты будущих врагов Советской власти. В этой книге, изданной в советское время, когда имена руководителей белого движения были предметом однозначно отрицательных оценок, Брусилов не раз упомянул о некоторых достоинствах Корнилова («Он был очень смелый человек»… «безусловно храбрый человек») и замечал: «Теперь, когда он давно погиб, я могу только сказать: «Мир праху его». В то же время на протяжении всей книги не было сказано ни единого доброго слова о способностях Л. Г. Корнилова как военачальника. Брусилов познакомился с Корниловым в 1914 г., когда он командовал дивизией в составе его армии. Автор смог вспомнить лишь вопиющие нарушения Корниловым приказов, которые приводили к ненужным потерям солдат и, в конечном счете, вели его дивизию к поражениям.
Описывая боевые действия в конце августа 1914 г. на Юго-Западном фронте, Брусилов писал о Корнилове: «В первом же сражении, в котором участвовала его дивизия, он вылез без надобности вперед, и когда я вечером отдал приказ этой дивизии отойти ночью назад, так как силы противника, значительно нас превышавшие, скапливались против моего центра, куда я стягивал свои силы, – он приказа моего не исполнил и послал начальника корпуса ко мне с докладом, что просит оставить его дивизию на месте. Однако он скрыл эту просьбу от командира корпуса Цурканова. За эти действия я отрешил начальника корпуса Трегубова от должности. Наутро дивизия Корнилова была разбита и отброшена назад, и лишь 12-я кавалерийская дивизия своей атакой спасла 48-ю пехотную дивизию от полного разгрома, при этом дивизия Корнилова потеряла 28 орудий и много пулеметов. Я хотел тогда же предать его суду за неисполнение моего приказа, но заступничество командира корпуса Цурканова избавило его от угрожавшей ему кары».
Урок не пошел впрок Корнилову. В ноябре 1914 г., когда происходило наступление Юго-Западного фронта, 24-му корпусу, в который входила дивизия Корнилова, «было приказано, – по словам Брусилова, – не спускаться с перевала, но тут генерал Корнилов опять проявил себя в нежелательном смысле: увлекаемый жаждой отличиться и своим горячим темпераментом, он не выполнил указания своего командира корпуса и, не спрашивая разрешения, скатился с гор и оказался, вопреки данному ему приказанию, в Гуменном; тут уже хозяйничала 1-я сводная казачья дивизия, которой и было указано, не беря с собой артиллерию, сделать набег на Венгерскую равнину, произвести там панику и быстро вернуться. Корнилов возложил на себя, по-видимому, ту же задачу, за что и понес должное наказание. Гонведовская (венгерская. – Прим. авт.) дивизия, двигавшаяся от Ужгорода к Турке, свернула на Стакчин и вышла в тыл дивизии Корнилова. Таким образом, он оказался отрезанным от своего пути отступления; он старался пробиться обратно, но это не удалось, ему пришлось бросить батарею горных орудий, бывших с ним, зарядные ящики, часть обоза, несколько сотен пленных и с остатками своей дивизии… вернуться тропинками».