Таким как Чубайс неизвестно, что в марте 1918 году Германия отнюдь не собиралась капитулировать перед странами Антанты. На самом деле после заключения Брестского мира в марте 1918 года Германия развернула столь крупную наступательную операцию на Западном фронте с 21 марта, что английские войска готовились к эвакуации на Британские острова, а правительство Франции собиралось бежать в Бордо. Союзники понесли большие потери, а немецкие войска продвинулись вперед. Новое наступление немецких войск было предпринято летом 1918 года.
Именно потому, что в начале 1918 года страны Антанты не считали Германию и ее союзников «проигравшей стороной», они так яростно выступали против переговоров о мире в Бресте. Разумеется, советские руководители, начав эти переговоры, не думали об интересах стран Антанты, а исходили из невозможности России продолжать войну. Поражения русской армии в 1917 году доказали, что отсутствие у нее боеспособности усугубилось. Зимой 1917–1918 года процесс распада армии ускорился. Когда советская делегация направлялась в Брест, то ее члены увидели брошенные траншеи и окопы: солдаты покидали фронт, чтобы принять участие в разделе помещичьих земель. Советское правительство было вынуждено исходить из срочной необходимости подписания мира, даже на самых тяжелых условиях. В то же время Ленин и его коллеги надеялись на то, что западные державы откликнутся на советские предложения о начале переговоров для прекращения мировой войны.
Однако Запад не отвечал на призывы Советского правительства к миру, прозвучавшие из Петрограда в первые же дни после начала Октябрьской революции. Лишь посол нейтральной Испании в Петрограде ответил на предложение Совнаркома к нейтральным странам взять на себя посредничество в организации переговоров о мире. Однако он тут же был отозван своим правительством. От имени стран Антанты американский офицер Керт заявил протест Совнаркому против таких переговоров.
В то же время Германия 14 (27) ноября выразила готовность приступить к переговорам о мире. В тот же день Ленин еще раз призвал все страны Антанты приступить 1 декабря к мирным переговорам. Страны Антанты не ответили Совнаркому. 2 (15) декабря в Бресте представители Советской России и стран Центрального блока подписали соглашение о перемирии. Через неделю 9 (22) декабря в Бресте начались переговоры о заключении мирного договора.
Выступая в Петроградском Совете, Троцкий уверял, что советская делегация превратит переговоры в суд над германским империализмом: «Под народным давлением правительства Германии и Австрии уже согласились сесть на скамью подсудимых. Вы можете быть уверены, что прокурор в лице российской мирной делегации справится с задачей и в свое время произнесет свое громкое обвинение дипломатии всех империалистов». Однако советской делегации во главе с А. А. Иоффе не удалось даже добиться принятия советского предложения о том, чтобы заседания в Бресте были открытыми.
На первом же заседании германская делегация потребовала сохранить за Германией территории, которые были захвачены ее войсками после начала военных действий. Эти земли включали российскую часть Польши, Литву, Курляндию, общей площадью в 150 тысяч квадратных километров. В ответ возглавлявший начало переговоров А. Иоффе и входивший в состав делегации Каменев безуспешно требовали отказа от аннексий и контрибуций.
Уже на третий день брестских переговоров было объявлено, что созданный под контролем германских оккупантов верховный орган Литвы (Тариба) провозгласил самоопределение Литовского государства. Одновременно Тариба декларировала «вечную, прочную связь с Германской империей». Одновременно германская делегация известила о готовности Украинской Центральной Рады подписать с Германией мирный договор, что означало бы распространение такого же «самоопределения», которое было провозглашено в Литве на богатейший край бывшей Российской империи. Потребность в захвате Украины усиливалась тяжелым положением Центральных держав, страдавших от блокады Антанты. К тому времени в Германии и Австро-Венгрии возникла нехватка продовольствия и стратегического сырья.
15 (28) декабря был объявлен перерыв на переговорах. К тому времени в России узнали о требованиях Германии и ее союзников. Все небольшевистские партии, включая левых эсеров, требовали отказа от подписания мирного договора. В большевистской партии многие поддержали позицию Н. И. Бухарина, который выдвинул лозунг «революционной войны». Разъясняя свою позицию, Бухарин объявлял, что в стране возобладала «линия мешочника», и лишь германская оккупация исправит такое положение. Бухарин рассуждал: «Единственно реальная перспектива относительно крестьян состоит в том, что эти крестьяне будут втягиваться в борьбу тогда, когда будут слышать, видеть, знать, что у них отбирают землю, сапоги, отбирают хлеб… Наше единственное спасение заключается в том, что массы познают на опыте, в процессе самой борьбы, что такое германское нашествие, когда у крестьян будут отбирать коров и сапоги, когда рабочих будут заставлять работать по 14 часов, когда будут увозить их в Германию, когда будет железное кольцо вставлено в ноздри, тогда мы получим настоящую священную войну».
Бухарин исходил из того, что оккупационные силы будут увязать в партизанской войне, нести потери, а это вызовет рост недовольства в Германии и Австро-Венгрии, а затем – взрыв революционных выступлений, которые перерастут в мировую революцию.
Бухарина поддержали немало видных членов партии: Г. И. Ломов, И. Н. Осинский, А. С. Бубнов, А. М. Коллонтай, М. С. Урицкий и другие. Они объединились во фракцию «левых коммунистов» и стали издавать газету «Коммунист». Излагая позицию «левых коммунистов», А. С. Бубнов заявлял: «Здесь мы ставим ставку… на мужика, в том самом смысле, что нам нужно в процессе борьбы против мирового империализма втянуть в нее мужика. И нужно сказать, что только партизанская борьба и может к этому привести, потому что германский империализм непосредственно замахивается на мужицкую землю. Таким образом, и здесь произойдет это вовлечение мужика в процесс борьбы… Мы должны поднимать его до себя, приобщать эту крестьянскую полупролетарскую массу к рабочим, борющимся против мирового империализма».
Ленин резко осуждал позицию «Коммуниста» относительно переговоров в Бресте и возможного подписания мира: «Когда товарищи из «Коммуниста» рассуждают о войне, они апеллируют к чувству… Что они говорят? «Никогда сознательный революционер не переживет этого, не пойдет на этот позор». Их газета носит кличку «Коммунист», но ей следует носить кличку «Шляхтич», ибо она смотрит с точки зрения шляхтича, который сказал, умирая в красивой позе со шпагой: «мир – это позор, война – это честь». Они рассуждают с точки зрения шляхтича, а я – с точки зрения крестьянина».
Такое же игнорирование интересов народов России и преувеличение возможности мировой революции были характерны и для Троцкого. Однако он исходил из того, что переговоры в Бресте продолжать необходимо, так как они могут спровоцировать революционный взрыв в Германии и Австро-Венгрии. Поэтому он предложил вести переговоры, но не подписывать мирный договор. Троцкий назвал эту позицию «ни мира, ни войны». Выступая на расширенном заседании ЦК 8 (21) января 1918 г., Троцкий уверял, что вероятность того, что на отказ подписать договор Германия и ее союзники скорее всего не ответят возобновлением военных действий. Он утверждал, что существует лишь 25 % вероятности того, что «германцы смогут наступать». Троцкий считал, что, скорее всего, ответом на его формулу «ни мира, ни войны» станет революция в Германии и Австрии.
Сознавая опасность германского наступления, Сталин был один из немногих членов ЦК, который поддержал требование Ленина продолжать переговоры в Бресте вплоть до предъявления Германией и ее союзниками ультиматума, а затем подписать договор на германских условиях. Выступая на том же совещании, Сталин заявлял: «Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позицию Троцкого невозможно назвать позицией. Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию».
Однако лишь меньшинство руководителей партии разделяли реалистические оценки. Большинством голосов совещание высказалось за «революционную войну» (32 голоса). За позицию Троцкого было подано 16 голосов. За ленинскую позицию проголосовало 15 человек. Однако, будучи председателем Совнаркома, Ленин настоял на том, чтобы Троцкий, который возглавил делегацию в Бресте, всемерно затягивал переговоры, но немедленно подписал мирный договор, если Центральные державы предъявят ультиматум.
Переговоры в Бресте продолжались. Скоро стало очевидным, что тактика их затягивания не дала положительных результатов. Тем временем Центральная Рада была изгнана из Киева советскими войсками, и тогда в Брест прибыли представители нового советского правительства. Однако Центральные державы не признали их полномочий. Тем временем 27 января (9 февраля) представители Центральной Рады подписали мирный договор с Центральными державами. В обмен на поставки продовольствия Германия и Австро-Венгрия обещали Раде военную помощь.
На другой день, 28 января (10 февраля), глава германской делегации Кюльман представил Троцкому ультиматум. Однако Троцкий нарушил указания Ленина. Военный эксперт советской делегации Д. Г. Фокке вспоминал: «Троцкий встает, нервно подергивая мефистофельскую бородку. Глаза горят злым и самоудовлетворенным блеском. Горбатый нос и выступающий вперед острый подбородок сливаются в одно обращенное к противной стороне оскаленное острие. Троцкий читает звонким, металлическим голосом, отчеканивая каждое слово».
Троцкий объявил: «Мы выводим нашу армию и наш народ из войны… Мы выходим иэ войны… Мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов… Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ… Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора».