Затем Троцкий зачитал официальное заявление, подписанное всем членами советской делегации. В нем говорилось, что, «отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия, со своей стороны, объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту».
Д. Г. Фокке вспоминал: «Троцкий кончил. Впечатление – взорвавшейся бомбы. Декларация грянула, как гром среди ясного неба… Безмолвно сидело все собрание, выслушав эти странные и столь дико звучавшие слова… Кто-то чуть ли не генерал Гофман, после речи Троцкого, сказал вполголоса: «Неслыханно!».
Как ни был поражен Кюльман заявлением Троцкого, он сумел тут же внести ясность в суть дела: «На основании договора о перемирии военные действия, несмотря на продолжающееся состояние войны, пока прекращены. При аннулировании же этого договора военные действия автоматически возобновятся. То обстоятельство, что одна из сторон демобилизует свои войска, ни с фактической, ни с правовой стороны ничего не меняет в данном положении».
Одновременно Кюльман потребовал от Троцкого разъяснений, где проходит граница Российского государства и готово ли Советское правительство возобновить торговые и правовые отношения в пределах, соответствующих прекращению состояния войны и наступления мира. На вопросы Кюльмана Троцкий дал туманный ответ: «Что касается практических затруднений, вытекающих из создавшегося положения, то я не могу предложить никакой юридической формулы для их разрешения. Невозможно подыскать формулу, определяющую взаимоотношения российского правительства и Центральных держав». Более определенный ответ Троцкий дал относительно дальнейших переговоров: «Что касается нас, то мы исчерпали все полномочия, какие мы имеем и какие до сих пор могли получить из Петрограда. Мы считаем необходимым вернуться в Петроград, где мы обсудим, совместно с правительством Российской федеративной республики, все сделанные нам союзническими делегациями сообщения и дадим на них соответствующий ответ». Объявив, что в дальнейшем Германия может поддерживать связь с Петроградом по радио, Троцкий покинул зал заседаний, а вечером выехал из Бреста.
Его биограф И. Дейчер писал: «Троцкий возвращался в Петроград полный уверенности и гордый своим достижением». Поскольку германские газеты занимались дезинформацией, утверждая, что наступления не будет, Троцкий в течение нескольких дней изображал из себя героя, который развязал «гордиев узел» брестских переговоров, прекратив войну и не подписав «позорный» мир.
Между тем 13 февраля у кайзера Вильгельма II состоялось совещание, на котором было принято решение «нанести короткий, но сильный удар по российским войскам, который позволил бы Германии и Австро-Венгрии захватить большое количество военного снаряжения». Затем войска Германии и Австро-Венгрии должны были оккупировать Украину, Белоруссию, всю Прибалтику до Нарвы и оказать военную помощь Финляндии. По условиям прекращения перемирия военные действия могли быть возобновлены после предупреждения через семь дней. 16 февраля Германия объявила о прекращении перемирия и начале боевых операций с 12 часов дня 18 февраля.
Вечером 17 февраля состоялось заседание ЦК. Меньшинство (Ленин, Сталин, Свердлов, Сокольников, Смилга) выступило за «немедленное предложение Германии вступить в новые переговоры для подписания мира». Отвергнув это предложение, большинство (Троцкий, Бухарин, Иоффе, Урицкий, Крестинский, Ломов) предложило «выждать с возобновлением переговоров о мире до тех пор, пока в достаточной мере не проявится германское наступление и пока не обнаружится его влияние на рабочее движение».
18 февраля вопреки прогнозу Троцкого австро-германские войска начали наступление по всему фронту. В тот же день на заседании ЦК Ленин потребовал немедленно послать телеграмму в Германию с предложением мира. В ответ на требование Ленина Троцкий доказывал, что «сейчас масса начинает только переваривать то, что происходит; подписание мира теперь же внесет только сумбур в наши ряды; то же самое в отношении немцев, которые полагают, что мы только дожидаемся ультиматума. Возможно, что они рассчитывают на психологический эффект». После дискуссии предложение Ленина об отправке телеграммы было вновь отклонено 6 голосами против 7.
Вечером того же дня опять состоялось заседание ЦК. Его открыл Троцкий сообщением о взятии немцами Двинска (Даугавпилса) и их наступлении на Украину. На сей раз Троцкий предложил запросить правительства Австрии и Германии: «чего они требуют», вновь следуя «тактике затягивания». В ответ на это предложение Сталин заявил: «Надо сказать прямо, по существу: немцы наступают, у нас нет сил, пора сказать прямо, что надо возобновить переговоры». Только тут Троцкий изменил свою позицию и требование Ленина о немедленном возобновлении переговоров, наконец, получило поддержку 7 голосами против 5.
В ночь с 18 на 19 февраля Ленин направил радиограмму германскому правительству, в котором сообщал, что «Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своей готовности формально подписать тот мир, на тех условиях, которых требовало в Брест-Литовске германское правительство». Однако Германия не отвечала, а стремительное продвижение германских и австрийских войск по российской территории продолжалось. Вражеские части приближались к Петрограду.
21 февраля была направлена телефонограмма ПК РСДРП(б) с призывом «организовать десятки тысяч рабочих и двинуть поголовно всю буржуазию под контролем рабочих на рытье окопов под Петербургом». Одновременно Сталин направил телеграмму Народному секретариату Украинской Советской республики, в котором призывал «киевлян… организовать… отпор от Киева с запада, мобилизовать все жизнеспособное, выставить артиллерию, рыть окопы, погнать буржуазию под контролем рабочих на окопные работы, объявить осадное положение и действовать по всем правилам строгости. Общее задание – отстоять Петроград и Киев, задержать банды германцев во что бы то ни стало».
Однако попытки остановить продвижение германских войск оказались безуспешными. Даже если бы мирный договор не был подписан, российских войск, которые могли бы сдержать захватчиков, не существовало и войска Германии и Австро-Венгрии могли беспрепятственно продвигаться, оккупируя все новые и новые земли. Поэтому утверждать, что Советская Россия понесла огромные территориальные потери из-за договора, бессмысленно.
Лишь 23 февраля Центральные державы дали ответ Советскому правительству, предъявив новые условия мира, значительно более тяжелые, чем раньше. Теперь советские войска должны были покинуть Лифляндию, а также Эстляндию, Украину, округа Ардагана, Карса и Батума. На вновь оккупированных землях немцы в марте 1918 г. создали под своим протекторатом «Белорусскую Народную Республику», а в конце 1918 г. были созданы «государства» Латвии и Эстонии, также находившиеся под властью оккупантов. Россия теряла земли площадью в 1 миллион квадратных километров. Кроме того, Россия должна была осуществить демобилизацию армии и флота, признать договор Центральных держав с Украиной и определить границу между Россией и Украиной. Были выдвинуты и требования обременительных контрибуций.
На заседании ВЦИК был поставлен вопрос о принятии этих условий. 23 февраля большевики проголосовали за них, левые эсеры высказались против. 3 марта мирный договор был подписан в Бресте.
6 – 8 марта 1918 года состоялся VII (экстренный) съезд большевистской партии. Главным на съезде стал вопрос об отношении к Брестскому миру. Не выступая против ратификации договора, Троцкий в то же время заявлял, что «для революционного пролетариата Советская власть является слишком тяжелой ношей… мы явились слишком рано и должны уйти в подполье».
«Левые коммунисты» яростно возражали против ратификации договора. А. М. Коллонтай заявляла: «И если погибнет наша Советская республика, наше знамя поднимут другие. Это будет защита не отечества, а защита трудовой республики. Да здравствует революционная война!». Бухарин полагал, что «Германия неминуемо должна будет заняться самым наглым грабежом России». Обращая одновременно внимание на «выступление Японии», он говорил о неизбежности движения против России полчищ «германских и японских империалистов». Бухарин считал, что лишь германо-японская оккупация страны способна «пробудить» крестьян России.
Отстаивая необходимость ратификации Брестского договора, Ленин 18 раз выступал на съезде. Он решительно отвергал расчеты «левых коммунистов» на скорую революцию на Западе. Он говорил: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень хорошая сказка, очень красивая сказка, – я вполне понимаю, что детям свойственно любить красивые сказки. Но я спрашиваю: серьезному революционеру свойственно ли верить сказкам?». Съезд 30 голосами против 12 при 4 воздержавшихся одобрил ленинскую резолюцию об утверждении Брестского договора.
Условием Брестского мира была его скорейшая ратификация. Командующий германских войск генерал Гофман писал в дневнике 7 марта, что Россия должна ратифицировать договор «через 13 дней, иначе мы пойдем на Петроград».
15 марта состоялся чрезвычайный четвертый всероссийский съезд Советов, на котором был поставлен вопрос о ратификации Брестского мира. Из 1246 делегатов коммунистов (большевиков) было 814, эсеров – 238, членов других партий – 96, беспартийных – 18. За резолюцию Ленина о ратификации договора проголосовало 784 делегата, 261 – против, воздержалось 115 (в том числе «левые коммунисты»), не голосовало – 84.
Сразу же после голосования руководство партии левых эсеров отозвало своих представителей из Совнаркома. Так рухнула двухпартийная коалиция в Советском правительстве. Эсеры не ограничились выходом из правительства. В руководстве партии велись дискуссии относительно подготовки переворота, ареста Ленина и его сторонников. Одновременно они установили контакт с Бухариным и другими «левыми коммунистами», стремясь найти в них поддержку в рядах РКП(б).