ВЧК принимала меры для раскрытия заговора в Казани. 27 июля 1918 г. председатель ЧК и Военного трибунала 5-й армии Восточного фронта М. И. Лацис докладывал Ф. Э. Дзержинскому в Москву: «Разоружены две эсеровские дружины, отнято 15 пулеметов, 160 винтовок, 150 тысяч патронов. Расстреляно 10 белогвардейцев».
По мере приближения отрядов белочехов к Казани принимались экстренные меры для эвакуации золота и других драгоценностей. С этой целью 28 июля из Нижнего Новгорода отправилась «Особая экспедиция» из пароходов и барж. Вывоз был намечен на 5 августа.
Однако 1 августа из захваченного белыми Симбирска вверх по Волге вышли 6 вооруженных пароходов и 15 вспомогательных судов с артиллерией. На них находилось 2 тысячи солдат. Их целью было золото, находившееся в Казани.
Пароходы и другие суда Особой экспедиции были вынуждены отступить вверх по Волге. 4 августа под Казанью развернулись бои, а 5 августа белые части сражались с красными уже в самой Казани. Пока на окраине города шли бои, удалось погрузить 100 ящиков с золотом в грузовые автомашины. Их сумели переправить из Казани. Однако основную часть золотого запаса вывезти не удалось, и белые отряды, которым помогали участники заговора, захватили Казанское отделение Государственного банка.
16 августа один из руководителей Комуча Фортунатов и особый уполномоченный Комуча Лебедев осмотрели подвалы Казанского банка. По их распоряжению золото и другие ценности были погружены на два парохода и перевезены в Самару, где находился Комуч.
Однако вскоре Красная армия развернула наступление на Восточном фронте и вернула Симбирск, а затем Казань. 10 сентября 1918 года белая газета «Волжский день» писала: «Теперь опасность грозит Самаре с востока, если советские войска, прельщенные громадными запасами и золотым фондом, находившимися в Самаре, захотят ее обойти с тыла и тем отрезать путь на Сибирь». Поэтому из Самары золотой запас в пяти железнодорожных эшелонах был перевезен в Уфу.
Когда его опять стали эвакуировать на восток в октябре 1918 года, на сей раз в Омск, он разместился уже не в пяти, а в двух железнодорожных эшелонах. Нет никаких ясных объяснений, почему число эшелонов стало меньше. Нет никаких сведений о том, что в двух эшелонах, которые везли в Омск, было такое же количество золота и других драгоценностей, какое имелось по пути из Самары в Уфу. Судя по этим и последующим сведениям, с августа 1918 года золото таяло, словно оно было сахарным песком или солью.
13 октября 1918 года золото прибыло в Омск, а 18 ноября в этом городе произошел военный переворот, во главе которого стоял адмирал А. В. Колчак. Уфимская директория, которая не признала правительство Колчака, направила распоряжение чехословацкому Национальному совету взять под охрану золотой запас, находившийся в Омске. Однако с 18 ноября 1918 года золотом стали распоряжаться Колчак и его правительство. Адмирал щедро расплачивался с западными державами за снабжение его армии золотом России. Только в марте 1919 года по распоряжению Колчака во Владивосток было отправлено 5 пульмановских вагонов с 1235 ящиками, в которых находились слитки с золотом, и 1 ящик с золотыми монетами. Общая стоимость вывезенного составила 69 миллионов золотых рублей. Из Владивостока золото уплывало в Японию, США и другие страны мира.
Что произошло в доме инженера Ипатьева
Чехословацкий мятеж превратил глубокий тыл России в место главных сражений Гражданской войны. Помимо Казани, куда был перевезен золотой запас, потому что этот город считался удаленным от фронтов мировой войны, на Транссибирской железной дороге находился Екатеринбург, который также считался безопасным местом. По этой причине сюда 30 апреля 1918 г. было эвакуировано семейство Романовых: бывший царь, бывшая царица и их дети.
После заключения под домашний арест в марте 1917 г. семья проживала в Царском Селе. Вскоре после их ареста министр иностранных дел П. Милюков и министр юстиции А. Керенский вступили в переговоры с английским правительством о высылке Николая и его семьи в Британию. Однако, как признал Керенский, после этих переговоров «мы получили от англичан сообщение, что до окончания войны въезд бывшего монарха в пределы Британской империи невозможен».
Поскольку в Петрограде часто звучали требования расправы над бывшим монархом и его супругой, а самосуды были часты в первые месяцы Февральской революции, Временное правительство в августе 1917 г. распорядилось перевезти Николая, его жену, их детей в Тобольск, где они и находились до весны 1918 года.
В Тобольск новости о бурных событиях в центральной России приходили с опозданием. Порой Романовы узнавали о требованиях расправиться с «тираном России и его семьей», но иногда до них доносились слухи о попытках вывезти семью в Германию. Узнав о планах «выкрасть» Романовых, Советское правительство решило перевезти их в Екатеринбург, а затем в Москву, чтобы там устроить суд над царем, а может быть и царицей. Позже Троцкий сокрушался, что этого не произошло, так как он рассчитывал стать прокурором на процессе против царя.
Очевидцы вспоминали, что «по пути в деревнях все знали, что везут бывшего царя и бывшую царицу, хотя организаторы переезда старались не разглашать этого… Наблюдали большей частью молча, но иногда до Николая доносились насмешливые выкрики вроде: «Что, доцарствовался?», «Ну как, довоевался?», «Наломал наших костей, а?». Однако один старик, узнав, что царя везут в Москву, сказал: «Ну, сла те господи, что в Москву. Таперича, значит, будет у нас в Расее опять порядок».
30 апреля 1918 г. поезд, в котором ехала семья Романовых, прибыл в Екатеринбург. Ее встретили председатель Уральского Совета А. Г. Белобородов, его заместитель Б. В. Дидковский, член Президиума Совета Ф. И. Голощекин. Все решения по пребыванию Романовых в уральской столице принимал Исполком Совета, в который, помимо означенных выше, входили Г. Н. Сафаров и Н. Г. Толмачев. Романовых разместили в одном из лучших домов Екатеринбурга, который до революции принадлежал инженеру Н. Н. Ипатьеву. Комендантом дома был сначала рабочий Н. Д. Авдеев, а его заместителем – рабочий А. М. Мошкин. С 4 июля комендантом стал Я. М. Юровский, а его заместителем – Г. П. Никулин.
К настоящему времени обстоятельства последних двух с половиной месяцев жизни бывшего самодержца и членов его семьи, а также их смерти, подробно описаны во множестве книг. Однако задолго до знакомства с этими книгами я узнал о пребывании Романовых в доме инженера Ипатьева от своих родителей, которые слышали рассказ об этом лично из уст Ф. И. Голощекина. Позже, прочитав книгу двух английских историков Энтони Саммерса и Тома Мэнголда «Досье на царя», я узнал, что мои родители были среди многих людей, которые слышали рассказы Голощекина, так как он часто прилюдно вспоминал эти драматические события. За исключением некоторых деталей версия Голощекина мало отличалась от того, что было написано в книгах на эту тему. По словам моих родителей, Голощекин утверждал, что следователь Соколов, который после занятия Екатеринбурга белыми отрядами реконструировал обстоятельства пребывания Романовых в доме Ипатьева и их казни, точно воспроизвел происшедшие события. Голощекин говорил: «Как будто он стоял у нас за спинами».
Характеристики, которые дал Голощекин бывшему царю и бывшей царице, в основном совпадали с описаниями этих людей и их поведения в Екатеринбурге другими авторами. Голощекин замечал, что с Николаем Романовым можно было «нормально разговаривать», но Александра Федоровна была особой неуравновешенной, и поэтому разговор быстро переходил на крик. Практически ничего Голощекин не рассказывал про детей Романовых.
Объясняя прибытие Романовых из Тобольска стремлением избежать их похищения в Сибири белыми, Голощекин не давал объяснений, почему бывшую царскую семью решили задержать в Екатеринбурге с 30 апреля и когда их пребывание в столице Урала должно было завершиться. Из рассказа следовало, что руководство уральских большевиков пребывало в растерянности после начала мятежа чехословацкого корпуса, так как и не знало, что им делать с Романовыми. Голощекин не говорил о том, связывались ли он, Белобородов и другие с Москвой по этому поводу, но из его рассказа следовало, что никаких указаний от Совнаркома на этот счет они не получали.
Голощекин утверждал, что по мере приближения белочехов к Екатеринбургу нервозность руководящих большевиков Урала росла. Кроме того, охрана Романовых жаловалась на «подозрительное поведение» членов семьи. Как-то с наступлением темноты охранникам показалось, что из окна спальни бывшего царя подавались сигналы кому-то за пределами дома. Тогда охранники дали два предупредительных выстрела.
Подозрения Голощекина и других переросли в уверенность, когда охранники предъявили руководителям уральского Совета записку, которую они обнаружили в парке перед домом Ипатьева. Дело в том, что Алексей Романов время от времени пускал из лука стрелы в парке. Однако, когда охранники подобрали найденную ими стрелу, они обнаружили привязанную к ней записку, написанную взрослым почерком. Записка содержала указания, что надо делать пленникам, когда они получат сигнал о прибытии отряда для их освобождения. Было решено, что стрела была запущена кем-то по ту сторону забора. Это означало, что сторонники бывшего царя находятся возле дома Ипатьева.
После этого охрана была усилена, Алексею было запрещено пускать стрелы из лука, а руководство Уральского совета стало опять обсуждать, как поступать с Романовыми. 12 июля 1918 г. на заседании исполкома Уральского совета было вынесено решение предать всех Романовых и их спутников смерти. Подписались под приговором Белобородов, Голощекин, Дидковский и Толмачев. Приведение в исполнение приговора было поручено Юровскому и его заместителю Никулину.
В своем рассказе о расправе с царской семьей Голощекин исходил из того, что для него и других членов исполкома Уральского совета было очевидным: если бы Николай Романов или кто-либо из членов его семьи попал в руки «белых», те использовали бы представителей древней династии в своих интересах. Но как это могло произойти, Голощекин не объяснял. Вряд ли эсеровское правительство, созданное после чехословацкого мятежа, отреклось бы от власти в пользу Николая Романова. Западные державы, которые