Огульные гонения обрушивались и на многих служащих религиозного культа. Правда, даже в годы Гражданской войны Советская Россия избежала тотальной войны против христиан, подобной той, что велась в Мексике. Тогда в 20-х гг. ХХ века в этой стране правительственные войска поголовно уничтожали не только священников, но и верующих, так называемых «кристерос». (Об этом ярко рассказал в своем известном романе «Власть и слава» английский писатель Грэхэм Грин, верный сын католической церкви.) Более того, Советские власти не помешали завершению Патриаршего Собора, который впервые после упразднения Петром Первым патриаршества возродил его.
Однако после начала Гражданской войны русская православная церковь, как правило, активно приветствовала приход белых армий и поддерживала антисоветские настроения среди населения в тылу Красной армии. Были случаи, когда священники активно участвовали в подрывной антисоветской деятельности. По этой причине в популярной песне тех лет с припевом: «С отрядом флотским товарищ Троцкий нас поведет в последний бой» содержался призыв: «Мы раздуем пожар мировой/ церкви и тюрьмы сравняем с землей». А в другой популярной песне на слова Демьяна Бедного говорилось: «Что с попом, что с кулаком/та ж беседа:/в брюхо толстое штыком мироеда».
Поэтому неудивительно, что, стремясь немедленно покончить с религией, власти закрывали церкви и арестовывали священников. Г. Е. Зиновьев сообщал делегатам VIII съезда партии, что в некоторых волостях «исполкомы запретили колокольный звон. Или же случалось, что закроют церкви и откроют кинематографы или как-нибудь наступят на ноги местному населению». Осуждая эти действия, Зиновьев говорил: «Они добьются того… что мужики, которые наполовину против попов и против колокольного звона, будут ждать колокольного звона как благовеста».
Стремление подавить прямое или косвенное сопротивление господствующей власти способствовало расправам с инакомыслящими или людьми, вызывавшими подозрения хотя бы по их внешнему виду. Охота за тайными врагами в любой стране, пораженной гражданской войной, неизбежно вызывает массовую паранойю. По словам персонажа из рассказа Марка Твена, в годы гражданской войны в США в Северных штатах «конца не было слухам о шпионах мятежников, – говорили, что они проникают всюду, чтобы взрывать форты, поджигать наши гостиницы, засылать в наши города отравленную одежду и прочее в том же духе». Следствием распространения аналогичных настроений в Советской России стали аресты невиновных людей, случайно заподозренных в подрывной деятельности. По этой причине сбившиеся с пути председатель ВЦИК М. И. Калинин и председатель ЦИК Украины, бывший депутат Госдумы от большевиков Г. И. Петровский были чуть не расстреляны бойцами С. М. Буденного по подозрению, что они – шпионы белых. Да и сам С. М. Буденный, встретив задержанных вождей Советской власти, решил по их «внешнему виду», что они или меньшевики, или эсеры. Подобных историй в Гражданскую войну было немало и не все они кончались благополучно.
Неограниченная власть, которой располагали противоборствующие вооруженные силы, позволяла им игнорировать правовые нормы и человечность. В ходе мятежа под руководством Савинкова в Поволжье немало местных руководителей Советов и сторонников Советской власти подверглись жестоким казням. Захваченных контрреволюционерами руководителей Советской власти уничтожали без суда и следствия. 26 членов Бакинской коммуны во главе с его руководителем, членом ЦК РКП(б) С. Г. Шаумяном были схвачены английскими оккупантами и переданы эсеровскому правительству в Туркмении. Там в песках под Красноводском они были расстреляны. Руководитель дальневосточных большевиков С. Г. Лазо, сожженный японскими интервентами в паровозной топке, был далеко не единственным, подвергнутым столь жестокой казни.
Вести о жестокостях контрреволюционеров вызывали ответную реакцию. На партийных съездах признавали, что местные советские руководители прибегали к «актам отмщения». На VIII съезде РКП(б) Г. Е. Зиновьев сообщал: «В Лодейнопольском уезде, когда пришло известие об убийстве т. Либкнехта, взяли да и убили нескольких человек из местной буржуазии, потому что, говорят, на убийство Либкнехта надо отвечать красным террором».
К террору прибегали не только власти двух противостоящих лагерей. Нередко чудовищные расправы творило восстававшее против всех властей население. Вадим Кожинов привел в своей книге «Россия. Век ХХ. 1901–1939» чудовищные факты изуверских расправ, собранные писателем К. Я. Лагуновым о Сибирском восстании против Советской власти. Жертвами восставших крестьян были не только коммунисты, но также учителя, избачи. Вадим Кожинов справедливо комментировал эти факты: «И это не было особенностью именно сибирской повстанческой власти».
Описывая деятельность на Полтавщине банды «зеленых», которой руководил атаман Шуба, В. Д. Матасов писал, что «за это время мы насмотрелись на жуткие дела шубинцев, не признававших ни человеческих, ни Божеских законов. Путь банды обозначался убийством крестьян, будь то сельские стражники или старшины. Каждый из убитых был замучен, со срезанными ушами и носом, полураздет (были и другие нечеловеческие издевательства)». Порой убийства совершались походя, словно между прочим. Так, на глазах будущего писателя К. Паустовского был застрелен одесский станционный смотритель проезжавшим в вагоне вождем анархистов Нестором Махно.
Кажется, что Гражданская война открыла шлюзы веками копившейся ненависти и ее жертвами пали миллионы людей. В пожаре Гражданской войны проходили массовые уничтожения людей по национальному признаку. Только на Украине в ходе еврейских погромов было уничтожено около 200 тысяч человек. В своем докладе на ХII съезде партии Сталин рассказал: «Я могу назвать целый ряд районов, где большинство армян всю остальную часть населения, состоящую из татар (т. е. азербайджанцев – Прим. авт.), вырезали, – например, Зангезур. Могу указать на другую провинцию – Нахичевань. Там татары преобладали, и они вырезали всех армян». Подавляющее большинство делегатов съезда впервые услыхало об этих вопиющих событиях, но эта информация не вызвала у них, участников Гражданской войны, шока. Один из делегатов даже сострил: «По-своему разрешили национальный вопрос».
Однако ни «красный», ни «белый» террор, ни жестокости «зеленых», махновцев, националистов или интервентов не могли вернуть стране былую жизнеспособность. Хозяйственный развал общества ставил в невыносимые условия и сражавшиеся армии. Летом 1919 года в период наиболее напряженных боев общие запасы винтовочных патронов в красных армиях Южного фронта составляли около 4 миллионов. Ветеран Первой мировой войны полковник царской армии Н. Е. Какурин в этой связи отмечал: «Следует иметь в виду, что в период империалистической войны один пехотный полк в день горячего боя расходовал до 2,5 миллиона винтовочных патронов».
Трудности усугублялись несоответствием реалиям Гражданской войны навыков ведения боевых действий, которые были приобретены военными в ходе Первой мировой войны и Русско-японской войны. Недостаточное число плохо вооруженных войск не могло прикрывать растянутые фронты. Когда войска Колчака развернули в ноябре 1918 года наступление против Красной Армии, они насчитывали 143 тысячи человек и у них было 210 орудий. Им противостояли красные войска Восточного фронта, в которых было 100 тысяч человек и 314 орудий. Эти противостоящие вооруженные силы примерно соответствовали по численности личному составу и артиллерии войск, сражавшихся под Ляояном в 1905 г. Тогда 152 тысячам русских противостояло 130 тысяч японцев; у русских было 606 орудий, у японцев – 508 орудий. Существенная разница была в следующем: бои под Ляояном шли на фронте в 60 километров, а Восточный фронт протянулся на 1400 километров. В этих условиях позиционная война стала невозможной.
Поэтому военные действия приобрели маневренный характер. Об этом впоследствии писал С. М. Буденный: «Это была война на широких просторах с весьма условной линией фронта, бои велись за наиболее важные города, железнодорожные узлы, села; всегда существовала возможность обхода, охвата, удара по флангам и тылам». История Гражданской войны полна рассказов о том, как белые или красные неожиданно врывались в города, села и на железнодорожные станции, где и не подозревали о такой возможности, захватывали врасплох многочисленные части противника. Порой то белые, то красные солдаты и даже командиры внезапно появлялись с гранатой или револьвером в руках в штабном вагоне противника и принуждали своих растерявшихся врагов к сдаче. Гражданская война требовала сочетания современного военного искусства с традиционными приемами партизанской борьбы.
Во время Гражданской войны приобрела огромное значение кавалерия. По примеру белых армий в Красной Армии стали возникать крупные кавалерийские соединения, созданию которых долгое время препятствовал председатель Реввоенсовета Л. Д. Троцкий. Как свидетельствовал в своих воспоминаниях С. М. Буденный, в ответ на его аргументы в пользу создания крупных соединений кавалерии Троцкий заявил: «Товарищ Буденный! Отдаете ли вы отчет в своих словах? Вы не понимаете природы кавалерии. Это же аристократический род войск, которым командовали князья, графы и бароны. И незачем нам с мужицким лаптем соваться в калашный ряд». Посетив конный корпус Буденного, Троцкий назвал это соединение «бандой», а их командира «современным Степаном Разиным». Однако, узнав об успехах Первой Конной армии, Троцкий выдвинул лозунг: «Пролетарий, на коня!».
Порой рукопашные схватки в кавалерийских сражениях напоминали жестокие битвы древности. Описывая один из боев с конницей Мамонтова, Буденный писал: «Сильный туман не позволял ни нам, ни противнику применять пулеметы и артиллерию». Бой «с первых же минут принял характер ожесточенной сабельной рубки». После боя Буденный вместе с другими военачальниками объезжал поле сражения. «Сталин, Ворошилов, Егоров, Щаденко и я медленно проезжали по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей. Все молчали, скорбно оглядывали следы жестокой кавалерийской сечи. Тяжело было смотреть на обезображенные шашечными ударами тела