Если грехи кающегося не были очень тяжелыми, жрец предписывал ему держаться поста, более или менее длительного. Только старики признавались в преступлениях in veneribits, так как наказанием за это была смерть, а молодые люди не желали идти на такой риск, хотя жрецам предписывалось соблюдать строгую секретность.
Отец Бургоа очень подробно описывает церемонию такого рода, которая попала в поле его зрения в 1652 году в деревне сапотеков Сан-Франциско-де-Кахонос. Во время своей инспекционной поездки он встретил старого местного касика, или вождя, с очень изысканными манерами и величавой осанкой, который одевался в дорогие одежды по испанской моде и к которому индейцы относились с величайшим почтением. Этот человек пришел к священнику, чтобы доложить, как продвигаются дела в духовной и мирской жизни его деревни. Бургоа оценил его учтивость и замечательное владение испанским языком, но по определенным признакам, искать которые научил его долгий опыт, понял, что этот человек — язычник. Он поделился своими подозрениями с приходским священником, но был встречен такими уверениями в крепости его веры, что поверил, что на этот раз ошибся. Однако вскоре после этого странствующий испанец увидел того вождя в укромном месте в горах за осуществлением идолопоклоннических ритуалов. Он позвал двух монахов, которые пошли вместе с ним на то место, где касика видели за исполнением языческих обрядов. На алтаре они нашли «перья разных цветов, обрызганные кровью, которые индейцы берут у себя из вен под языком и за ушами, ложки для ладана и остатки камеди; а посередине стоял ужасный каменный идол, который был богом, и ему они делали эти жертвоприношения во искупление своих грехов, в то время как они исповедались нечестивым жрецам и так сбрасывали с себя свои грехи: из прочной травы, специально собранной для этой цели, они сплели нечто вроде подноса и, бросая его перед жрецом, говорили, что пришли просить милости у своего бога и прощения за грехи, которые совершили в течение этого года и принесли их с собой, аккуратно перечисленные. Затем они вытягивали из ткани пары тонких нитей, сделанных из сухой кукурузной шелухи, и связывали их по две посередине узелком, что символизировало их грехи. Они клали эти нити на подносы из травы и протыкали над ними себе вены и давали крови стечь на них. Жрец относил эти жертвоприношения идолу и в длинной речи умолял бога простить этих людей, его сыновей, отпустить им грехи, принесенные ему, и позволить им радоваться и устроить праздник в его честь, их бога и повелителя. Затем жрец возвращался к тем, кто исповедался, выступал перед ними с длинным наставлением относительно того, что им еще предстояло сделать, и говорил, что бог простил их и что они могут опять радоваться и грешить снова».
Чалчиуитликуэ
Эта богиня была женой Тлалока, бога дождя и влаги. Ее имя означает «Госпожа изумрудной мантии», как указание на тот элемент, над которым отчасти главенствовало это божество. Ей особенно поклонялись водоносы Мехико и все те, чья профессия была связана с водой. У нее был необычный и интересный наряд: на шее замечательное ожерелье из драгоценных камней, с которого свисала золотая подвеска. Голову увенчивала корона из голубой бумаги, украшенная зелеными перьями. Брови были выложены, подобно мозаике, из бирюзы, а одежды были неопределенного сине-зеленого оттенка, напоминающего цвет морской воды в тропиках. Сходство усиливала кайма из водяных растений, одно из которых она также держала в левой руке, а в правой несла сосуд, увенчанный крестом. Он олицетворял четыре стороны света, откуда приходит дождь.
Мишкоатль
Мишкоатль был ацтекским богом охоты. Вероятно, это божество принадлежало местному мексиканскому племени отоми. Его имя означает Облако-Змей, и отсюда возникло предположение о том, что Мишкоатль олицетворял тропический вихрь. Вряд ли это верно, так как бог-охотник отождествляется с бурей и грозовой тучей, а молния должна изображать его стрелы. Подобно многим другим богам охоты, его представляют с чертами оленя или кролика. Обычно он изображается несущим пучок стрел, олицетворяющих удары молнии. Возможно, Мишкоатль был у отоми богом воздуха и грома и имел более древнее происхождение, чем Кецалькоатль или Тецкатлипока. При его включении в пантеон науа стало необходимым утихомирить их эмоции, и поэтому он получил статус бога охоты. Но, с другой стороны, мексиканцы, в отличие от перуанцев, взявших себе многих чужих богов в политических целях, мало заботились о чувствах других народов и принимали чужого бога в круг собственных, лишь имея на это веские причины, вероятно, главным образом, потому, что замечали нехватку такого идола в своей божественной иерархии. Страх перед каким-нибудь чужим богом также мог заставить их взять его в свой пантеон в надежде умиротворить его. Может быть, их поклонение Кецалькоатлю является тому примером.
Камаштли
Он был богом войны у жителей Тлашкалы — постоянных соперников ацтеков из Мехико. Для воинов Тлашкалы он был практически как Уицилопочтли для воинов Мехико. Его отождествляли с Мишкоатлем и с богом утренней звезды, в цвета которого раскрашивали его лицо и тело. Но по всей вероятности, Камаштли изначально был богом охоты, которого в более поздний период превратили в бога войны, потому что он обладает дротиком-молнией — символом божественной воинственной доблести.
Иштлильтон
Иштлильтон (Некто маленький и черный) был мексиканским богом медицины и врачевания и поэтому часто упоминался в качестве брата Макуильшочитля, бога благосостояния и везения. Из описания его храма — это было строение из раскрашенных досок — может показаться, что его прообразом был примитивный шалаш или жилище знахаря или шамана. В нем стояло несколько сосудов с водой под названием tlilatl (черная вода), содержимое которых прописывали нездоровым детям. Родители детей, которым помогло лечение, давали в честь этого бога пир. Идола этого бога приносили в дом благодарного отца ребенка и устраивали перед ним ритуальные танцы и жертвоприношения. Полагали, что Иштлильтон после этого спускался во двор дома, чтобы открыть новые сосуды с пульке, предназначенные для пирующих. И праздник заканчивался осмотром ацтекским эскулапом этих предназначенных ему сосудов с пульке, которые стояли во дворе для повседневного использования. Если признавали, что они находятся в неудовлетворительном состоянии, то считалось, что хозяин дома ведет дурную жизнь, и жрец давал ему маску, чтобы спрятать лицо от насмешек приятелей.
Омакатль
Омакатль был мексиканским богом праздников и радости. Его имя означает Две камышинки. Ему поклонялись главным образом бонвиваны и богачи, которые устраивали в его честь великолепные пиры и оргии. Изображение бога неизменно ставили в той комнате, где все это должно было происходить, и у ацтеков считалось ужасным оскорблением, если во время застолья происходило что-то унижающее достоинство бога или если случалась какое-то отклонение от предписанной формы проведения таких сборищ. Считалось, что если хозяин был в чем-то невнимателен, то пораженным гостям явится Омакатль и сурово укорит устроителя этого праздника, сказав, что больше не будет считать его своим верующим и впредь покинет его. Вскоре после этого гостей охватит ужасная болезнь, похожая на эпилепсию. Но так как ее симптомы похожи на те, что связаны с острым несварением желудка и другими желудочными болезнями, то, вероятно, гурманы, которые отдали дань уважения богу доброго веселья, могли страдать оттого, что слишком рьяно ему поклонялись. Идея причащения, которая лежала в основе многих мексиканских обрядов, без сомнения, вошла и в культ Омакатля, так как перед застольем в его честь участники делали из маисового теста большую кость, притворяясь, что это одна из костей бога, в чьих веселых обрядах они собираются участвовать. Эту кость они поедали, запивая немалым количеством пульке. У идола Омакатля имелась в районе живота полость, которую набивали едой. Он изображался сидящим на корточках, раскрашенным черной и белой краской, увенчанным бумажной короной и увешанным разноцветной бумагой. Другими символами величия, которые носил этот мексиканский Дионис, были жезл и плащ с цветочной каймой.
Опочтли
Опочтли (Левша) был богом священным для рыбаков и птицеловов. В какой-то период он, вероятно, был очень важным божеством, так как многие поколения ацтеков жили на болотах и их ежедневный рацион зависел от рыбы, выловленной сетями в озерах, и от птиц, пойманных в силки в камышах. Они приписывали этому богу изобретение гарпуна или трезубца для ловли рыбы, а также рыболовной удочки и сетки для ловли птиц. Мексиканские рыбаки и птицеловы иногда устраивали особый праздник в честь Опочтли, во время которого потребляли некий спиртной напиток под названием octli. После этого собиралась процессия из стариков, которые посвятили себя поклонению этому богу, возможно, потому, что не могли найти других средств к существованию помимо тех, что давала профессия, хранителем и покровителем которой он был. Его изображали в виде человека, раскрашенного черной краской, голову которого украшали перья местных диких птиц и бумажная корона в форме розы. Одеяние его было из зеленой бумаги, которое ниспадало до колен, а на ногах были надеты белые сандалии. В левой руке он держал щит, окрашенный красной краской, в центре которого находился белый цветок с четырьмя лепестками, расположенными крестом, а в правой руке у него был скипетр в виде кубка.
Якатекутли
Якатекутли был покровителем путешественников-купцов, которые поклонялись ему так: они составляли вместе свои посохи и окропляли их сверху кровью из носов и ушей (посох путешественника был его символом). К Якатекутли обращались с молитвами, приносили цветы и для него курили ладан.
Каста жрецов у ацтеков
В руках жреческого сословия находилась значительная часть власти высших классов, особенно та, что касается образования и жертвоприношений. Того простого факта, что члены этой касты обладали властью выбирать приносимых в жертву, вероятно, было достаточно, чтобы вознести их на недосягаемую высоту. Их пророчества, основанные на искусстве гадания, были важной составляющей жизни ацтеков, которые зависели от них с рождения и до смерти, — вероятно, помогали им удерживать власть над воображением народа. В то же время свидетельства беспристрастных испанских церковнослужителей, таких как Саагун, показывают, что они использовали свое влияние во благо и умело наставляли своих подопечных по части четырех главных добродетелей; «короче, — пишет почтенный монах, — выполняли свои обязанности, на которые ясно указывала их природная религия».