— При той цене, которую вы заплатили, скорее всего нет. Все дело в назначении этой вещи. В том, что она собой символизирует. Дорин, скажу со всей откровенностью: это не тот амулет, который приносит счастье.
— То есть брошь приносит несчастья. Но каким образом?
— Когда-то я увлекался антропологией — точно так же, как ваш супруг резьбой по дереву. Судя по орнаменту и работе… полагаю, что эта брошь попала сюда с одного из южных островов, где ее, по всей видимости, изготовил шаман какого-то местного племени.
— Что? Шаман? — Дорин в испуге схватилась за горло.
— Именно, — кивнул Джеймисон. — Изготовив ее из сплава золота и какого-то блестящего металла, он наверняка собирался наложить на нее проклятие, а затем проследить, чтобы она попала к его злейшему врагу. Нечто вроде симпатической магии — правда, о «симпатии» к жертве речь не идет.
Дорин вновь взяла в руку шкатулку и впилась взглядом в ее содержимое.
— Сказать по правде, она мне никогда особенно не нравилась. Просто хотелось как-то поддержать Джилли — зная, что у них в доме появились хоть какие-то деньги, я спала бы спокойней. Из-за любовных похождений Джорджа они едва сводили концы с концами.
Джон Тремейн взял шкатулку из рук супруги, несколько мгновений пристально рассматривал брошь, а затем проговорил:
— Похоже, что вы правы, Джеймс. Вещица и впрямь какая-то неприятная. Словно откуда-то из другого мира. Все эти причудливые арабески — это ведь не листва земных деревьев, а скорее… переплетенные водоросли, если не щупальца осьминогов. А такие неровные края часто можно увидеть у морских раковин. Да, вещица и впрямь занятная — до тех пор, пока не приглядишься к ней поближе. Ну да, вы совершенно правы. Работа довольно грубая, явно творение рук какого-нибудь примитивного островитянина.
С этими словами он вернул шкатулку жене.
— Я немедленно ее продам! — воскликнула та. — Я знакома кое с кем из ювелиров, которым Джордж Уайт сплавлял свои так называемые драгоценности.
Она посмотрела на доктора.
— Только не подумайте, что я суеверна, но, как говорится, береженого бог бережет. Откуда мне знать, в чьих руках она успела побывать.
— Дорогая моя, вы совершенно правы, — произнес Джеймисон. — Однако признаюсь, что ваша брошь разбудила во мне искренний интерес — подобные вещицы всегда меня увлекали. Если решите ее продать, не несите лучше к ювелиру, а обращайтесь прямо ко мне. Сколько бы вы за нее ни заплатили, думаю, я в состоянии вернуть вам эту сумму. Если не больше.
— Как это мило с вашей стороны! — воскликнула Дорин, провожая гостя до двери. — Но вы уверены?
— Абсолютно уверен, — ответил Джеймисон. — Позвоните мне утром, как все хорошенько взвесите, и, не стесняясь, назовите вашу сумму.
Тремейны проводили гостя до его машины.
Зима наступила быстро и решительно, заперев почти всех деревенских жителей по домам. Рыбацкие лодки стояли на приколе в гавани, так что если где дела и шли хорошо, то исключительно в местной забегаловке.
Ведя машину по местами разбитой дороге на работу в расположенный в Сент-Остелле колледж, его директор Джон Тремейн проклинал тот день, когда купил дом в этих краях, погнавшись за: а) дешевизной и б) за «уединением и потрясающей красотой девственной природы». Что касается уединения, то по этой части все было в порядке, а вот потрясающая красота… Какая еще может быть красота в такой глухомани, особенно зимой? Ну а потрясений — вернее, сотрясений на ухабистой дороге — ему хватало по горло. Как только придет весна, если ему предложат хоть сколько-нибудь приличную должность, они с Дорин, не раздумывая, снимутся с места и переедут в Сент-Остелл. Конечно, недвижимость там дороже, но какая разница…
При необходимости можно продать машину и ездить на работу велосипедом — глядишь, сэкономишь на бензине и техобслуживании.
Что касается семейства Уайтов, то есть Джилли и Энн, они по большей части сидели дома, зато к ним стал регулярно наведываться старый американец. Для Джеймса Джеймисона эти люди стали как родные, и не было случая, чтобы он появился у них на пороге без какого-нибудь подарка или угощения. Чаще всего это были именно угощения: свежий пирог из пекарни, буханка хлеба или кусок сыра, изредка — бутылка хорошего вина. Его визиты оказались весьма кстати, поскольку на старой машине Джилли ездить стало небезопасно, Энн же приходилось посещать уроки игры на фортепьяно и иностранных языков. Джеймисон с готовностью отвозил девочку на занятия и обратно, ни разу не взяв и гроша за свои услуги.
Однажды, когда у Энн заболело горло, — от чего ее мать тотчас впала в истерику, — Джеймисон осмотрел юную пациентку и обнаружил у нее легкий ларингит. Предписанное им лечение — аспирин по таблетке три раза вдень и полоскание горла морской воды — сотворило чудеса как с Энн, так и с ее матерью. Однако его забота на этом не кончилась. Став свидетелем нескольких истерик у Джилли, добрый доктор прописал лекарство и ей. Женщина пробовала протестовать: мол, он не должен себя утруждать, ведь он уже на пенсии — и так далее, и тому подобное. Тем не менее приготовленные им пилюли сделали свое дело: нервы её заметно успокоились, чего она не знала уже очень давно. Разумеется, никакие пилюли не могли полостью избавить Джилли от тревог и волнений за дочь, однако даже в те минуты, когда она начинала суетиться, руки ее больше не дрожали так сильно, как раньше. Кроме того, теперь ей стало легче сосредотачиваться. И что самое главное, почти уже ставшие привычными кошмары определенного рода перестали посещать ее по ночам. Как-то раз Джилли с радостью заявила, что теперь спит гораздо лучше.
В отдельные дни, когда непогода делала передышку, Энн отправлялась на уроки музыки к миссис Хардинг, живущей на другом конце поселка, пешком. Джилли обыкновенно провожала дочь до половины пути и пользовалась подвернувшейся возможностью, чтобы заглянуть в булочную или пополнить на почте запасы провизии. Поскольку зима выдалась холодной, такая возможность подворачивалась ей редко. Чаще всего Джеймисон подкатывал к их дому на машине, чтобы отвезти Энн на занятия. Дошло до того, что Джилли уже стала его ждать, а Энн — натура замкнутая и необщительная — начала воспринимать старого доктора как отца или по крайней мере как деда.
Однажды, в середине января, когда ветер гнал на берег высокие волны, а с моря, почти параллельно земле, неслась снежная колючая крупа, старик и его юная пассажирка прибыли к дому миссис Хардинг, где их уже поджидал Том Фостер. Точнее, поджидал он Джеймисона. Было видно, что рыбак чем-то взволнован.
Старик пару раз уже сталкивался с ним в пивной. Это был хмурый бородатый громила со скрипучим голосом. Водилась за ним дурная привычка громко стучать по стойке пустой кружкой, дабы привлечь внимание бармена и заказать очередную пинту. Приятелей даже среди рыбаков у него почти не имелось — в общем, другого такого нелюдима еще надо было поискать. Тем не менее сегодня ему в срочном порядке понадобился друг — вернее сказать, не друг, а доктор.
Местная старая дева, мисс Джулия Хардинг, отправила рыбака ждать в небольшую оранжерею рядом с прихожей — он был не из тех, кого принято приглашать в дом. Однако Фостер, до того нервно расхаживавший по тесному помещению взад-вперед — несколько шагов вправо, несколько влево, — кинулся к Джеймисону, стоило пожилому врачу переступить порог.
— Мальчишка! — прохрипел он, хватая доктора за руку. — Спать не может, так доконала его чертова чесотка. Я знал, что вы приедете сюда с барышней, вот и решил подождать. Я был бы вам благодарен, а уж поверьте, Том Фостер не из тех, кто забывает сделанное добро. Дело даже не во мне, а в Джеффе. Он так расцарапал себе кожу, что на ней места живого нет, а он все скребет ее и скребет. А у меня, чтобы отвезти его в город, машины нет. Да и вообще, мне не очень-то и нужен городской лекарь. Довольно будет, если парня вы посмотрите…
— Я уже давно не практикую, — было видно, что пожилой врач в растерянности.
Но тут его за руку схватила Энн.
— Прошу вас, помогите ему! Я вас умоляю, посмотрите Джеффа! Я тоже поеду с вами.
Мисс Хардинг погрозила девочке пальцем:
— Вот как. А как же ваш урок, моя милая? — Она посмотрела сначала на Фостера, потом на Джеймисона, в надежде, что те поддержат её, но поскольку те явно не собирались этого делать, молча покачала головой — мол, нет так нет. — Господи, да что это я? Если с бедным парнем творится что-то неладное, то о каких уроках может идти речь? А с ним беда, никаких сомнений, потому что мистер Фостер не из тех, кто стал бы поднимать шум — если только речь не идет о рыбной ловле. Тем более не в такую погоду.
— Что верно, то верно, — буркнул Фостер, либо пропустив мимо ушей, либо вовсе не заметив шпильку, отпущенную в его адрес.
— Ну как, едем? — спросил он у Джеймисона.
— Что ж, — вздохнул старик. — Вреда от этого точно не будет. К тому же у меня но старой привычке всегда лежит в багажнике докторский чемоданчик. Правда, лекарств в нем нынче не слишком много, однако…
Он всплеснул руками, усадил Фостера рядом с девочкой на заднее сиденье и повез их к жилищу рыбака. Это был старый дом у самого берега моря, на другой стороне гавани.
Жена Тома Фостера, невысокая, смуглая, черноволосая, однако не такая хмурая, как ее супруг, вытерев руки о фартук, схватила Джеймисона за руку и повела за собой в дом. Она ничего не сказала — лишь указала на полуоткрытую дверь, ведущую в спальню.
Там, за дверью, находился Джефф. Под грубым одеялом вырисовывались очертания его мощного тела. А еще в комнате стоял запах, который даже при желании ни с чем не спутаешь — запах рыбы. С другой стороны, рыбой провонял и весь дом. Джеймисон, поморщив нос, посмотрел на Энн, однако та, судя по всему, даже не замечала бившую в нос вонь. Куда больше ее волновало состояние здоровья захворавшего друга. Она шагнула ближе к его постели. Джефф, очевидно, почувствовал ее присутствие, потому что в следующий миг из-под одеяла показалась круглая голова, и он посмотрел на нее пронзительным взглядом зеленых глаз.