Вдруг Констанс вскрикнула и вырвалась из его объятий. Мак-Грат застыл от выражения ужаса в ее глазах — и тут же получил сильнейший удар по голове. Он не потерял сознание, но внезапно перестал чувствовать свое странно парализованное тело. Он рухнул на каменный пол, как пустой мешок, и распластался, будто мертвый. Он мог только беспомощно смотреть, как над ним разворачивалась дальнейшая сцена, и собственное бессилие доводило его до безумия — Констанс в диком отчаянии отбивалась от человека, которого он знал как Али ибн Сулеймана; теперь тот выглядел ужасно изменившимся.
Он снял тюрбан и очки. Даже белки его глаз потемнели, и теперь в них Мак-Грат мог видеть правду во всей ее зловещей полноте — этот человек не был арабом. Он был мулатом, наполовину черным. Впрочем, в его жилах наверняка текла и арабская кровь: его лицо имело типичные восточные черты, которые вместе с соответствующей одеждой делали его похожим на настоящего араба. Однако все это исчезло теперь разом, так что на первый план выступили черты ниггера; даже голос, ранее имевший звонкий арабский оттенок, теперь звучал гораздо гортаннее.
— Ты убил его! — кричала девушка, тщетно пытаясь освободиться от жестоких рук, крепко сжимавших ее белые запястья.
— Он еще не умер, — засмеялся мулат. — Дурак выпил отравленный бренди! Этот яд водится только в джунглях Большого Зимбабве. Он безвредно дремлет в теле жертвы до тех пор, пока нервная система не будет поражена сильным ударом, — тогда эффект налицо.
— Ты должен помочь ему! Пожалуйста! — умоляла она.
Притворщик ответил ей с жестоким смешком:
— Я? Должен? Он свою роль отыграл. Брошу его тут — и да обглодает его кости мерзкая болотная живность! Я бы хотел на это посмотреть, но мы будем далеко до наступления темноты. — Глаза злодея блестели, как будто он был животным, наслаждающимся своей добычей. Вид белой красавицы, отчаянно пытающейся вырваться из его хватки, казалось, наполнил человека из джунглей дикой похотью.
Ярость Мак-Грата, его агония отражались только в налитых кровью глазах. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами.
— Хорошо, что я вернулся на виллу один, — снова засмеялся мулат. — Подкрался к окну, пока этот дурак разговаривал с Ричардом Болвиллем. Тогда мне пришло в голову, что он может привести меня к тому месту, где ты спрятана. Я и не знал, что где-то в этих болотах может быть убежище. Я взял плащ, туфли и тюрбан араба — подумал, что они могут когда-нибудь пригодиться. Очки тоже помогли. Прикинуться не составило труда! К тому же этот человек никогда не видел Джона де Эльбора. Я родился в Восточной Африке и вырос рабом в доме араба; потом бежал в Большой Зимбабве. Но хватит болтовни — надо идти. Барабаны бьют весь день. Черные беспокойны. Я обещал им жертву для Зембы. Думал отдать служку Ахмада, но, когда выпытал из него все что нужно, — оказалось, больше он ни на что не годен. О, пусть стучат в свои дурацкие барабаны. Они хотят, чтобы ты стала невестой Зембы, но они не знают, что я нашел тебя раньше. Я спрятал моторную лодку в нескольких милях отсюда…
— Ты беспросветный идиот! — завопила Констанс, снова вырываясь. — Как тебе удастся перевезти через реку белую девушку, будто рабыню, с твоей-то черной рожей? Не думал?
— Я накачаю тебя дурманом, и ты станешь совсем как мертвая, — ответил он. — Тогда я положу тебя на дно лодки и накрою мешками. Когда сяду на пароход, который увезет нас отсюда, тебя отнесут в мою каюту в большом, хорошо проветриваемом сундуке. Ты даже не заметишь неудобств путешествия и проснешься уже в Африке…
Он стал искать что-то в кармане, и ему пришлось отпустить одну руку девушки. С негодующим криком Констанс отчаянно толкнула его, вырвалась на свободу и скрылась в тоннеле. Джон де Эльбор взревел от гнева и бросился за ней.
Красная пелена опустилась на воспаленные глаза Мак-Грата. Девушка умрет в трясине, если не вспомнит знаки… но, возможно, Констанс желала смерти. Возможно, она предпочла бы ее той судьбе, которую уготовил ей несносный мулат.
Оба теперь скрылись из виду в тоннеле; но вдруг Мак-Грат снова услышал крик Констанс, еще более ужасный, чем прежде. Взволнованные, хриплые обрывки речи достигли ушей Мак-Грата. Голос де Эльбора повысился в гневном протесте. Констанс жалобно зарыдала. Затем голоса исчезли. Мак-Грат мельком увидел сквозь густую завесу растений группу из нескольких человек, вышедших из тоннеля. На его глазах полдюжины черных великанов уволокли Констанс; мужчины выглядели как типичные обитатели этих сосновых лесов. Джон де Эльбор, протестуя и дико жестикулируя, спешил за ними. Все это промелькнуло в один миг, а потом у входа в пещеру стало пусто, и плеск воды — звук шагов черномазых — постепенно стих.
4. Голод Черного Бога
Бристоль Мак-Грат лежал в тишине пещеры, глядя в пустоту. Его душа саднила. Как же так! Как легко оказалось одурачить его, обвести вокруг пальца! Но откуда он мог знать? Он никогда прежде не видел де Эльбора — и думал, что тот черен как ночь. Болвилль звал его «черным зверем», вероятно, имея в виду его душу. Де Эльбор мог легко сойти за белого где угодно, и только дикарская искра в глазах обличала его.
Присутствие этих чернокожих могло означать только одно: они последовали за ним и де Эльбором и поймали Констанс, когда она выбегала из пещеры. Явный страх де Эльбора свидетельствовал о том, что он боялся чего-то ужасного; и разве он не сказал, что негры хотели принести в жертву Констанс? Теперь она попала в их руки.
— Боже всемогущий! — Эти два слова вырвались из груди Мак-Грата в необычайно сильном порыве, нарушив тишину и слегка напугав даже его самого. Тело ощущалось будто наэлектризованным. Несколько секунд он еще оставался неподвижным, но вот обнаружил, что может пошевелить губами, языком… Жизнь вползала в его тело через одеревеневшие конечности — они покалывали, будто в них восстанавливался кровоток. Двигая пальцами, кистями и запястьями, Бристоль как мог ускорял, разгонял этот процесс — и вот, сам не веря своей удаче, понял, что чувствительность рук и ног частично восстановлена. Либо де Эльбор не рассчитал дозу яда, либо не таким уж и действенным тот был. А может, всему виной было данное природой бычье здоровье Мак-Грата.
Они не заперли ворота тоннеля, и Мак-Грат знал почему: они не хотели блокировать доступ болотной фауне, которая вскоре накинулась бы на его беспомощное тело. Ну что ж, теперь исход не так однозначен. Мак-Грат встал; он шатался, как пьяный, но его железная воля к жизни крепла с каждой секундой.
Выйдя из пещеры, он не увидел ни одной живой души. Прошли часы с тех пор, как черные ушли со своей добычей. Он внимательно слушал барабаны. Все было спокойно. Мрачная тишина окутала окрестности невидимым туманом. Он спотыкался в воде, следуя каменистой тропой, которая привела его обратно на материк. Вернули ли негры своих пленников в особняк — или увели глубже в сосновый бор?
Их глубокие следы были хорошо видны в грязи: полдюжины босых, широких ступней, узкие следы ботинок Констанс и отметины турецких тапочек де Эльбора. Когда местность поднялась, а земля затвердела, ему стало трудно отслеживать путь.
Не увидь он клочок шелка, развевающийся на легком ветру, — ни за что не понял бы, где именно процессия свернула с темной тропы. Должно быть, платье Констанс зацепилось за ствол дерева, и его грубая кора сорвала немного ткани. Группа направлялась на восток, к вилле. В том месте, где он заметил лоскут платья, она резко повернула на юг. На ковре из сосновых иголок не было следов, но по сломанным стеблям и веткам Мак-Грат проследил их путь, пока наконец эти указатели не привели его к тропинке, ответвлявшейся на юг.
Кое-где на тропе были грязные пятна — там он находил отпечатки босых ног и ботинок. Мак-Грат спешил по дорожке с револьвером в руке, наконец обретя полный контроль над собой. Лицо его было мрачным и бледным. Нанеся коварный удар, де Эльбор не потрудился обезоружить его! И мулат, и местные негры считали, что он беспомощно лежит в Забытой пещере. По крайней мере, это было для него сейчас существенным преимуществом.
Мак-Грат продолжал тщетно прислушиваться к барабанам, как и ранее днем. Пока — затишье, но уверенности это ему не прибавило. При жертвоприношениях вуду барабаны должны были звучать непрерывно и неистово, но он знал, что здесь имеет дело с ритуалами более древними и отвратительными.
В конце концов, вуду — сравнительно молодая религия, зародившаяся в горах Гаити. Вуду было лишь вершиной айсберга — а ниже громоздились туземные африканские религии в неподвластном подсчету объеме. Ужасы вуду меркли и терялись в тени черного древнего колосса, возвышавшегося с незапамятных времен над древними землями Африки. Большой Зимбабве! Одно название пробуждало в Мак-Грате дрожь, символизируя ужас и боль. Не просто название позабытого древнего города и племени, населявшего его давным-давно, — что-то ужасно старое и злое, пережиток воистину темных эпох, культ народа Ночи, для которого никогда не было Бога, а только боги — очень темные боги.
Мак-Грат не увидел пока ни одной негритянской хижины. Он знал: они расположены дальше к юго-востоку, вдоль берега реки, у ручьев-притоков. Инстинкт понукал ниггеров строить жилища у воды точно так же, как они строили их в Африке вдоль Конго и Нила с незапамятных времен. Большой Зимбабве! Эти слова грохотали громом в голове Бристоля Мак-Грата. Даже спустя века душа черных не изменилась. Перемены могут прийти с шумом городских улиц, с грубыми ритмами Гарлема; но болота Миссисипи не столь отличаются от болот Конго, чтобы преобразить дух целого племени, древнего уже тогда, когда первый белый король повелел собрать солому для своего плетеного дворца.
Следуя по извилистой тропке в полумраке высоких сосен, Мак-Грат не мог не восхититься той стойкостью, с которой черные слизистые щупальца этого культа сумели протянуться через полмира из недр Африки сюда, на далекую чужбину. Но разве не здесь, в условиях, предельно близких к исконным туземным, подобной заразе цвести буйно и вольготно? Дебри соснового бора у реки были столь же непроходимы, как зловонные и густые джунгли Африки.