При этом простом замечании страх туземца, казалось, усилился еще больше. Он развернул своего пони, оглянулся на меня с испуганным выражением лица и молниеносно поскакал обратно к ранчо.
Разозлившись, я последовал за ним. По пути я размышлял: гиены, знахарь, растерзанный вождь, целое племя перепуганных туземцев — какая связь между всем этим? Я был озадачен и сконфужен, но я был новичком в Африке, молодым и нетерпеливым, — и вскоре выбросил это из головы.
В следующий раз, когда Сенекоза пришел на ранчо, он стоял прямо передо мной. На мгновение его блестящие глаза встретились с моими. Я невольно вздрогнул и сделал шаг назад, чувствуя себя так, будто смотрю прямо в глаза змее. Казалось, знахарь ведет себя со мной обыкновенно, вовсе не ища ссоры, однако я ясно почувствовал скрытую угрозу. Когда во мне снова проснулась нордическая жажда битвы, его уже не было. Я никому не сказал про тот случай, но уяснил, что Сенекоза обозлился на меня и тайно замышляет мою смерть, — но почему? С того дня недоверие к знахарю переросло в глухую ярость, а затем и в горькую неприязнь.
А потом на ранчо прибыла Эллен Фарел. Почему она выбрала факторию на востоке Африки, чтобы отдохнуть от Нью-Йорка, я не знаю. Африка — не место для женщины. Людвиг, приходившийся ей двоюродным братом, тоже намекнул ей на это, но все равно был сам не свой от радости видеть ее. Женщины меня никогда особенно не интересовали — обычно рядом с ними я чувствовал себя дураком, а потому радовался, когда удавалось избежать их соседства. Однако белых в этом районе было немного, к тому же я начал уставать от однообразного общества Людвига.
Когда я впервые увидел ее, Эллен стояла на широком крыльце: стройная, славная молодая женщина с румяными щеками, золотыми волосами и большими серыми глазами. Краги, холщовые брюки, авиаторская куртка и легкий шлем — в этом откровенно мужском наряде она смотрелась на удивление очаровательно. Сидя на жилистом африканском пони и глазея на нее, я чувствовал себя крайне неуклюжим, грязным и глупым.
Она, в свою очередь, увидела перед собой коренастого парнишку среднего роста, с волосами соломенного цвета и водянистыми глазами за стеклами очков, в запыленной от частой верховой езды джинсовой куртке, перепоясанного патронташем, за которым торчали охотничий нож и крупнокалиберный кольт.
Я слез с лошади, и она подошла ко мне с протянутой рукой.
— Я Эллен, — представилась она, — а вы, должно быть, Стив. Кузен Людвиг рассказал мне о вас.
Я пожал ей руку и удивился тому, как занервничал от одного только прикосновения.
Ранчо ей сразу понравилось. Ей вообще, казалось, нравится все на свете. Редко видал я кого-то с бóльшим интересом к жизни и энтузиазмом, кто получает столько радости от любых повседневных впечатлений. Жизнерадостность буквально исходила от нее этакой золотистой аурой. Людвиг выделил ей лучшего скакуна из своих конюшен, и мы часто ездили верхом по ранчо и в степь.
Быт черных тоже заинтересовал Эллен — а те, со своей стороны, боялись ее, будучи абсолютно не привычными к виду белых женщин. Она охотно играла с негритятами, если те не разбегались при ее чудном виде, и не понимала, почему к неграм стоит относиться не более как к грязи под подошвами. Мы долго спорили с ней об этом. Мне не удалось ее переубедить, поэтому я прямо сказал ей, что она мало что смыслит в жизни — да и вообще, лучше ей прислушаться к бывалому человеку вроде меня. В ответ она бросила с укором:
— Ты ужасный чурбан, Стиви.
Когда я стал возмущаться такой несправедливой оценкой, она пришпорила скакуна — да так, что он понес с грацией антилопы, — и, заливисто смеясь, канула в вельд[13]. Ее волосы, свободно падавшие на плечи, развевались на ветру.
Будь я проклят, если ей не удалось очаровать меня! Как ни странно, мне и в голову не приходило, что я могу стать ее возлюбленным, — и не потому, что она была на несколько лет старше меня, и не потому, что у нее уже был любовник (или даже несколько, как я подозревал) в Нью-Йорке. Я просто обожал Эллен, ее присутствие опьяняло меня, и я не мог придумать ничего другого, чем просто исполнять ее прихоти, как преданный раб.
Однажды я чинил седло, когда она подбежала ко мне.
— О, Стиви! — воскликнула она. — К нам нынче пожаловал такой интересный человек из местных! Подойди скорее и скажи мне, как его зовут.
Она вывела меня на крыльцо.
— Вот он, — она простодушно указала в его сторону. Там стоял, скрестив руки и высоко, не без надменности, подняв голову, Сенекоза. Людвиг, который разговаривал с ним, не обращал внимания на девушку, пока не заключил со знахарем сделку. Затем он повернулся и схватил ее за руку, и они вместе вернулись в дом.
Я снова оказался один на один с этим дикарем, но на этот раз он смотрел не на меня. Невозможно описать охватившую меня ярость, когда я понял, что глядит он на Эллен, и его колкий, цепкий взгляд выражал такое…
В следующий момент мой пистолет был уже у него под носом. Меня охватил такой необузданный гнев, что рука дрожала, как лист на ветру. Надобно застрелить Сенекозу, этого змея подколодного, — да не просто застрелить, а колесовать, размотать в ворох тряпья!
Мимолетное выражение исчезло из его глаз; теперь они сосредоточились на мне — и не выражали никакого беспокойства. Просто так взять и застрелить спокойного, безоружного человека я не мог!
Мы смотрели друг на друга мгновение. Затем он повернулся и ушел, а я смотрел ему вслед и скрежетал зубами в бессильном гневе.
Я уселся прямо на крыльцо. Каким загадочным был этот дикарь! Какими особыми способностями он обладал? Не ошибся ли я, уловив в его взгляде на Эллен мужской интерес? В моем юношеском пылу казалось невероятным, что чернокожий, какое бы положение он ни занимал, может вот так смотреть на белую женщину. Но удивительнее всего для меня было то, что я не смог выстрелить в него…
Я подпрыгнул, когда кто-то взял меня за локоть.
— Что у тебя на уме, Стиви? — спросила Эллен с улыбкой и, прежде чем я успел ей ответить, добавила: — Ну разве не великодушен этот вождь — или кто он там, — благородный этот дикарь? Пригласил нас в гости к себе в крааль[14] — так это, кажется, зовется? Это где-то в степях, и мы туда отправляемся.
— О нет! — в ужасе воскликнул я, вскакивая. — Нечего там делать!
— Но, Стив, — удивилась она, — как ты груб! Вождь настоящий джентльмен, не так ли, кузен Людвиг?
— Да-да, — спокойно кивнул тот, — возможно, скоро мы навестим его в краале. Действительно, это славный дикарь. Может быть, я смогу заключить хорошие сделки и с его верховным вождем.
— Нет! — сердито повторил я. — Если кому-то позарез нужно поехать туда, тогда пусть это буду я, — а Эллен и близко не подойдет к этому шельме!
— Что еще за новости! — вскричала Эллен возмущенно. — Похоже, этот благородный юноша возомнил, что он — мой босс!
Настолько же красива, сколь и упряма! Хоть я долго отговаривал ее, на следующий день она все же решила посетить деревню вместе с Людвигом.
Ночью я сидел на крыльце в лунном свете, когда девушка вышла из дома и присела на подлокотник моего кресла.
— Ты не злишься на меня, правда, Стиви? — грустно спросила она, обнимая меня за плечи. — Ты не сердишься, не так ли?
Сердился ли я?.. Нет, едва ли. Но меня чуть с ума не сводило ощущение ее нежного тела — я чувствовал безоговорочную рабскую преданность к ней. Мне хотелось ползти по грязи перед ней и целовать ее изящные туфли. Неужто женщины никогда не поймут, какое влияние они оказывают на мужчин?
Я нерешительно взял ее руку и прижал к своим губам. Я подозреваю, что она могла чувствовать то же, что и я, — хотя бы отчасти.
— Мой дорогой Стив, — пробормотала она, и ее слова показались мне усладой для ушей. — Давай немножко прогуляемся при лунном свете.
Мы отошли от забора; следовало лучше подготовиться к этой прогулке: у меня не было с собой оружия, кроме большого турецкого кинжала, который я всегда носил с собой, так как использовал его как охотничий нож, — но ее желание было для меня законом.
— Расскажи мне об этом Сенекозе, — попросила она, и я решил воспользоваться такой оказией. Но в следующий же момент я задался вопросом, что я мог бы сказать ей на самом деле. Что гиены растерзали вождя масаи? Что туземцы боялись знахаря? Что он явно питал к ней неподобающий интерес?
Внезапно девушка громко вскрикнула, когда из высокой травы выскочила неясная фигура. В лунном свете она была видна лишь наполовину.
Затем тяжелое мохнатое нечто врезалось мне в плечи, и агрессивные клыки впились в мою вытянутую руку. Я упал на землю и стал отбиваться с необузданной силой, которую придал мне ужас. Исполосовав куртку в лохмотья, клыки уже были близки к тому, чтобы зарыться мне в горло, — но тут моя рука нащупала нож, вытащила, рубанула вслепую. Враг почти сразу отпрянул, улепетнул черной тенью — я отчетливо почувствовал, как лезвие вошло в его тело. Я вскочил на ноги и встал, покачиваясь. Эллен обняла меня и помогла мне кое-как отдышаться.
— Что это было? — выдохнула она, ведя меня к забору.
— Гиена, — ответил я. — Эту тварь легко узнать по запаху. Но я впервые сталкиваюсь с тем, чтобы она вот так бросалась на человека…
Эллен вздрогнула. Позже, когда моя разорванная рука была перевязана, она подошла ко мне очень близко и сказала красивым приглушенным голосом:
— Стив, я решила не ходить в деревню, если ты этого не хочешь.
Когда раны на моей руке зажили, мы с Эллен снова стали регулярно кататься верхом. Однажды мы ушли довольно далеко в степь, и она вызвала меня на скачки. Ее лошадь легко обогнала мою. Наконец она остановилась и подождала меня, смеясь. Она встала на небольшой холм и указала на группу деревьев поодаль.
— Смотри, там лесок! — сказала она. — Поехали туда. В степи так мало деревьев.
Вскоре она уже мчалась вниз по склону. Я последовал за ней, но инстинкт подсказал мне быть осторожным, поэтому я расстегнул кобуру и вытащил нож, сунув его в ботинок, чтобы он не был на виду. Мы были на полпути к деревьям, когда из высокой травы появились Сенекоза и человек двадцать воинов; они бросились на нас.