Не нужны тебе, ведь глубже тайны мертвым здесь открыты…
Для любви не встал — хотя бы песню не проспи ты!
Первым рифмой съединил ты жизни радость и печали,
Саги о любви и войнах в той поэме прозвучали,
Но утрачено величье, и в преддверье тяжких дней
Жизнь ирландцев ты украсишь только песнею своей.
Фергус встал; туман поднялся, сумрак молнией сверкнул.
Сделал шаг — зеленый плащ полой плеснул.
Так темна была та туча, что сгустилась вкруг него,
Что Эмин увидел только дым и больше ничего.
Верный брат пытался трижды мрачный сумрак превозмочь,
Но туман не расступался, трижды гнал Эмина прочь.
Наконец разнесся голос от земли до облаков —
Ночь прислушалась, раскинув синий звездный свой покров.
Словно бы пастух небесный сбросил вниз овечий пух,
Греческих божеств от зависти смутился дух,
И туман блестит и вьется, а на небесах горят
Звезд сияющие очи, и внимателен их взгляд.
Вкруг певца туман сгустился, как чудовищная гроздь,
До утра глубокий голос говорил под сенью звезд,
Но, когда рассвет забрезжил и развеялся туман,
Только Муирген остался, вдохновеньем обуян:
— К Сэнхану! Отец, скорее, не упустим звездный час!
Слушай песню, что утрачена была и вновь нашлась.
— Да, героев поступь слышу я в теченье гордых слов.
Голоса звучат в чертогах славных минувших веков.
Стих внезапно обретенный Муирген трижды повторил
И затем лишь, утомленный, к верной деве поспешил.
— Богатырь в любви и сече, что так бледен и устал?
— Я любовь и жизнь саму на песню променял.
— Горе мне! Что толку в песне, коль тебя не воскресить.
— Песня радость дарит гэлам — слава вечно будет жить!
— Славой, что ли, ты мне хочешь слезы горьки утереть?
— Я исполнил долг вассала — а за это хоть на смерть.
И опять король в палатах пир накрыл, пылает жар.
Сэнхан на почетном месте, во главе стола, как встарь.
— Кубок Сэнхану! В награду дам две чаши золотых,
Если нам споешь под арфу «Похищенье» древний стих.
— Так звучите, глас и арфа! — восклицает Муирген юн.
Поклонившись властелину, дивный бард коснулся струн.
По весне река в разливе заливает дол и весь —
Так же вольно и бурливо полилась под арфу песнь.
Как потоком закрутила песнь людей со всех сторон,
Понесла, и Гуайре звукам внемлет с трепетом, пленен.
И не слышит от придворных, и не видит замка стен —
Перед ним луга и пашни, крепость в окруженье стен.
И виденье за виденьем в звучных рифмах восстает.
Даже тот, кто усмехался, с удивленьем новых ждет
Звуков — так своим искусством бард их всех околдовал,
Что сердца забились чувством, и волненьем полон зал.
Жалостью смягчились лица, в песне услыхав беду.
Но свободу принесла супруга мужу на бегу
В состязанье с колесницей; муж спасен из плена был.
Не один суровый воин не таясь слезу пролил.
Вновь челом все прояснились, взор надеждой заблистал —
Бард поет, как юн Кухулин землю под защиту взял
Против Медб с ее войсками — «Дайте силу показать
Юному вояке!» — войску приказала Медб стоять.
— Раз он жаждет смерти, что же, на его могиле
Надпись славно возгласит о доблести и силе,
Ибо не было от века славы, почести такой
Воину и человеку, как «Покойся же, герой».
— Как, храбрейших и сильнейших он разит и не устал?
Сам Фердиад, брат названый, в поединке тоже пал.
Зал с восторгом рукоплещет, не скрывая и рыданья,
Хоть сражен Фердиад, брата он целует на прощанье.
Слышите ли поступь армий? Чу! Удар прервал сей гул,
Конал, доблестью известный, так секирою махнул,
Что сгустился сумрак в зале, страх повеял над толпой
И Кухулин словно ветер в колеснице боевой.
Все внимают, но с опаской, все дивятся, но дрожат.
Короли, что входят в залу, уж давно в гробах лежат.
Любопытство отступило, разом страх на всех нашел,
Грозно тень провозгласила: «Фергус, Роя сын пришел!»
Распахнув туман, как саван, ветра ледяной порыв
В залу с Фергусом ворвался, ужас в душах поселив.
— О арфист! Проворны пальцы ты на струнах задержи!
Поклонись-ка властелину! — Смотрят — Муирген недвижим.
— Рядом с троном на носилках пусть покоится герой.
Ведь отныне нет владыки, кто тягался бы со мной!
Не забуду и невесту — раз погиб ее жених,
Дам в награду бедной деве я две чаши золотых.
— Горечь слезная в тех чашах! Бросьте их подальше прочь!
В океан швырните, в бездну, в непрогляднейшую ночь!
Пусть и рифы, и слова, и песни сам напев
Вместе с ними там и сгинут и не губят бедных дев.
Так случилось что преданье, вновь обретено ценой
Жизни, прозвучав однажды, чуть не сгинуло долой.
Ведь проклятье бедной девы над собой оно влачит,
Что слова в строках разъемлет, звук туманит и мрачит.
ПРИЗРАЧНАЯ КОЛЕСНИЦА КУХУЛИНА
Впоследствии Кухулин возрождается в весьма впечатляющем обличье в одной поздней христианской легенде, входящей в состав так называемой «Книги Бурой Коровы», памятника XII в. Из этой легенды мы узнаем, что Кухулина вызвал из ада святой Патрик, дабы продемонстрировать истинность христианства и ужасы вечного проклятия королю Ирландии, язычнику Лойгайре Мак Нейлу. Лойгайре и святой Бенин, друг святого Патрика, стояли на равнине Мак-Индок, когда внезапный порыв ледяного ветра едва не сбил их с ног. Бенин объяснил, что это ветер, вырывающийся из ворот ада, которые открылись, чтобы выпустить Кухулина. Затем равнину накрыл густой туман, и сквозь него стала видна огромная призрачная колесница и мчащиеся галопом лошади. В колеснице сидели двое — Кухулин и его знаменитый возница.
Кухулин заговорил, обращаясь к Лойгайре, и стал убеждать его «поверить Богу и святому Патрику, ибо не демон пришел к тебе, а Кухулин, сын Суалтайма». Желая убедить короля, что это действительно он, Кухулин перечисляет свои знаменитые подвиги и заканчивает жалостным описанием нынешнего своего положения:
Каких только тягот я не вынес,
О Лойгайре, на море и суше —
Но страшнее единая ночь,
Дьявольской злобы!
Огромный, как мое геройство,
Жестокий, как мой меч,
Дьявол сокрушил меня
На красных угольях!
Затем он молит Патрика, чтобы небеса открылись для него, и легенда гласит, что мольба его была удовлетворена и что Лойгайре уверовал.
СМЕРТЬ КОНХОБАРА, СЫНА НЕСС
Христианство привнесло свою мораль и идеи также в историю гибели повелителя Кухулина, короля Ульстера Конхобара. Смерть настигла его в результате следующих событий. Однажды он несправедливо напал на Мее Гегру, короля Лейнстера, и в этой битве Мее Гегра пал от руки Конала Победоносного. Конал вынул мозг мертвого короля, смешал его с известью и слепил шар — такие шары считались лучшими метательными снарядами. Шар поместили в королевской сокровищнице в Эмайн-Махе, и там его нашел воин Коннахта Кет, рыскавший в поисках поживы по Ульстеру, и унес с собой. Вскоре люди Коннахта угнали у своих извечных противников некоторое количество скота, и улады, предводительствуемые Конхобаром, догнали их у брода в Вестмите, который и до сих пор носит название Брод Броска из пращи. Противники приготовились к битве, и многие знатные дамы Коннахта пришли к реке полюбоваться на знаменитых воинов Ульстера, и в первую очередь на Конхобара, самого доблестного из мужей того времени. Конхобар, конечно, не прочь был покрасоваться, и, не видя на вражеском берегу никого, кроме женщин, подошел поближе; и тут Кет, сидевший в засаде, встал и метнул свой шар в короля и угодил ему прямо в лоб. Конхобар упал, и воины унесли его. Когда короля, еще живого, принесли домой в Эмайн-Маху, целитель Финген, осмотрев раненого, объявил, что если шар вынуть, то Конхобар умрет; в итоге шар украсили золотом, а Конхобару было велено воздерживаться от верховой езды и от всякого сильного напряжения.
Семь лет спустя Конхобар увидел, как солнце затмилось в полдень, и призвал друида, чтобы тот объяснил ему значение виденного. Друид объявил, что видит далекую землю, а в ней — холм, на котором стоят три креста, и к каждому из них пригвождена человеческая фигура, и один из этих людей подобен Бессмертным. «Он преступник?» — спросил Конхобар. «Нет, — прозвучал ответ, — Он — Сын Бога живого», и друид рассказал королю историю страстей Христовых. Конхобар впал в неистовство, выхватил меч и принялся рубить дубы в священной роще, крича: «Вот что я сделаю с Его врагами!» И от этого напряжения шар выпал из его головы, и он упал мертвым. Так исполнилось мщение Мее Гегры.
Вместе с Конхобаром и Кухулином ушла и слава Красной Ветви, и могущество Ульстера. В следующем цикле легенд, иногда называемым «оссианским», мы видим других персонажей, другие обстоятельства и другие идеалы.
КЕТ И КАБАН МАК ДАТО
Коннахтский герой Кет, прославившийся тем, что он ранил короля Конхобара у Брода Броска, появляется и в другой, весьма драматической повести, озаглавленной «Повесть о кабане Мак Дато».
Жил-был некогда в области Лейнстер богатый и гостеприимный муж по имени Месройда, сын Дато. Два сокровища было у него: пес, который мог обогнать любого пса и любого дикого зверя в Эрин, и кабан, самый крупный из всех, которых когда-либо видели человеческие глаза.