нно подчинялись первым. Конечно, общественное разделение примерно соответствовало делению по национальному признаку — «аристократия» состояла из кельтов-завоевателей, а в качестве «простолюдинов» выступали покоренные местные племена. Цезарь сообщает, что учение друидов предполагает бессмертие души, Страбон же добавляет, что они верят в нерушимость, то есть в известном смысле божественность, материальной вселенной.
Кельтский воин любил щегольнуть. Его привлекало все, что придавало жизни блеск и ощущение полноты. Оружие его было всегда великолепно украшено, конская сбруя сверкала бронзой и эмалью, причем узоры не уступали в изяществе шедеврам Микен и Крита, одежду его покрывала золотая вышивка. Стоит упомянуть историю о том, как Верцингеториг изъявлял покорность Риму, поскольку она демонстрирует типично кельтскую смесь рыцарского благородства и того, что рассудительным римлянам представлялось детским хвастовством.[25] Когда падение Алезии положило конец его героической борьбе с Римом и он понял, что все потеряно, король созвал совет и сказал вождям, которых он провел через всю славную, хотя и окончившуюся поражением, войну, что готов пожертвовать собой ради своих верных последователей — и пусть они либо отошлют Цезарю его голову, либо он сдастся римлянам сам, дабы соплеменники его смогли добиться лучших условий. Выбрано было второе. Тогда Верцингеториг облачился в самые роскошные доспехи, надел на коня самую великолепную сбрую, объехал трижды вокруг римского лагеря, явился к Цезарю и положил к его ногам свой меч, составлявший до тех пор единственную защиту галльской независимости. Цезарь отослал его в Рим, где тот шесть лет провел в заточении и был казнен, когда победоносный военачальник праздновал свой триумф.
Тем не менее любовь кельтов к роскоши и к искусству зачастую сочеталась с самым грубым варварством. Страбон говорит, что, когда воины возвращались домой с победой, то головы их врагов свисали с шей их лошадей — точно так же головы убитых висят на колеснице Кухулина, возвращающегося в Эмайн после набега на Коннахт. Хозяйственное устройство у кельтов было самое грубое: они спали на земле, сидели на соломенных тюфяках, а женщины их работали в поле.[26]
ПОЛИБИЙ
У Полибия в описании битвы при Кластидии (222 г. до н. э.) есть примечательная сцена. Он сообщает, что гесаты,[27] стоявшие в первых рядах кельтской армии, вышли на битву обнаженными, и вид этих могучих воинов, на белой коже которых сверкали ожерелья и браслеты из золота, столь любимого кельтами, заставил затрепетать римских легионеров. Но на исходе дня все эти золотые украшения отправились на обозах в город Рим, и Полибий подытоживает свой рассказ следующим замечанием: «Галаты не в большинстве случаев только, но во всем и везде руководствовались страстью, а не рассудком». Легко представить, что целомудренная простота, отличавшая германцев, никогда не была отличительным свойством кельтов.[28]
ДИОДОР
Диодор Сицилийский, современник Юлия Цезаря и Августа, путешествовавший по Галлии, в целом подтверждает рассказы Цезаря и Страбона, но прибавляет к ним несколько интересных деталей. В частности, он отмечает любовь галлов к золоту. Из него изготовляли даже панцири. Эта черта была весьма характерна и для Ирландии, где найдено невероятное количество доисторических золотых изделий; известно, что некогда их было значительно больше. Посидоний и Диодор рассказывают, что в храмах и святилищах лежало множество золотых подношений, которых никто даже не касался. Диодор говорит о великом почтении, с которым относились к бардам, и, вслед за Катоном, отмечает, как нечто особенное, что образованные галлы «в речах немногословны и иносказательны и часто высказываются загадочными намеками».[29] Таков точно и язык древнеирландской литературы, отличающийся невероятной лаконичностью и одновременно содержательностью. Друид считался необходимым посредником между богом и человеком — никто не мог принести жертву без его участия.
АММИАН МАРЦЕЛЛИН
Аммиан Марцеллин, писавший значительно позднее, во второй половине IV столетия н. э., также побывал в Галлии, к тому времени, разумеется, сильно романизированной. Однако, как и его предшественники, он говорит о силе, красоте и заносчивости галльских воинов. Он добавляет, что эти люди, особенно в Аквитании, исключительно опрятны и чистоплотны, и нет никого, кто бы ходил в лохмотьях. Галльские женщины, согласно его описанию, очень высоки ростом, голубоглазы и удивительно красивы; но здесь к его явному восхищению примешивается элемент робости, ибо, как он утверждает, если и с мужчиной-галлом драться небезопасно, то, когда ему на помощь придет его жена и начнет наносить «белоснежными могучими руками» удары не слабее ударов тарана — тогда пиши пропало. Тут же вспоминается целая галерея образов смелых, независимых, страстных ирландских женщин — Медб, Грайне, Финдабайр, Дейрдре и — личность вполне реальная — Боадицея, чье имя вошло в легенды Британских островов.
РАИС ХОЛМС О ГАЛЛАХ
Дабы суммировать то, что нам известно о жизни и занятиях кельтов незадолго до наступления христианской эры, приведем следующий пассаж из книги доктора Раиса Холмса «Завоевания Цезаря в Галлии», вполне применимый и к ситуации в Ирландии:
«Народы Галлии по своему развитию значительно превышали уровень дикарей; а обитатели внутренних областей, многие из которых уже попали под римское влияние, приобрели некоторую цивилизованность и отчасти даже приобщились к роскоши. Штаны их, из-за которых провинция получила название Gallia Bracata, и их разноцветные плащи и килты приводили завоевателей в изумление. Их вожди носили золотые кольца, браслеты и ожерелья; и когда эти высокие светловолосые воины мчались на битву, в шлемах, сделанных в форме головы какого-нибудь хищного зверя, увенчанных раскачивающимися перьями, в кольчугах, с продолговатыми щитами и огромными бряцающими мечами — это было красивое зрелище. Обнесенные стенами города или просто крупные поселения, представлявшие собой укрепленное убежище того или иного племени, располагались на вершинах многочисленных холмов. Равнины были усеяны множеством мелких деревушек. Большие дома, выстроенные из досок и плетней, старательно покрывали тростником. Летом поля золотились от жита. От города к городу тянулись дороги. Через реки были переброшены грубо сделанные мосты; под ними спешили по своим делам баржи, груженные всевозможным товаром. Корабли, хотя и неуклюжие, но превосходившие по размерам все суда Средиземноморья, отважно боролись со штормами Бискайского залива и доставляли грузы от пристаней Бретани к побережьям Британии и обратно. За транспортировку товаров на далекие расстояния по воде взимали пошлину, и, именно взяв на откуп их сбор, знать сколотила большую часть своих богатств. В каждом племени чеканили свою монету. Писать греческими и латинскими буквами умели отнюдь не только жрецы. Эдуйцы знали искусство лужения и омеднения. Рудокопы Аквитании, Оверна и Берри славились своим мастерством. Вообще в своем материальном благосостоянии народы Галлии, с тех пор как их предки впервые столкнулись с Римом, прыгнули далеко вперед».[30]
СЛАБОСТЬ КЕЛЬТСКОЙ СТРАТЕГИИ
И тем не менее, кельтская цивилизация, во многих отношениях столь привлекательная и многообещающая, очевидно, несла в себе некий изъян, недочет, из-за которого кельты не смогли выстоять в борьбе против греко-римского античного мира и сдержать натиск грубой юной силы германских племен. Давайте попробуем выяснить, в чем здесь было дело.
КЛАССИЧЕСКОЕ ГОСУДАРСТВО
В основе успеха народов классической античности лежало представление об общественном устройстве (jtoXiq, res publica) как о некоей божественной сущности, фундаменте, на котором зиждется благополучие людей, осененном достоинствами древности, но обновляющемся с каждым поколением. Этой силе любой из людей мог служить с восторгом, зная, что, даже если преданное его служение и не будет запечатлено на скрижалях, все же плоды этого служения переживут его самого и станут частичкой славы его родного города или отечества на все будущие времена. Поэтому Сократ, когда друзья предлагали ему спастись от смертного приговора, бежав из тюрьмы, укорял их за то, что они подговаривали его нарушить законы родной страны. Ибо отечество, говорил он, каждый человек должен почитать больше отца и матери, и каждый обязан соблюдать законы, под защитой которых прожил всю свою жизнь, или же он навлечет на себя справедливый гнев их великих братьев — законов Подземного мира, по которым умерший будет отвечать за свое поведение на земле. В большей или меньшей степени, но это возвышенное представление о государстве было, по сути, религией любого грека или римлянина классической эпохи; оно и придавало политическим объединениям устойчивость, цельность и способность к развитию.
ГЕРМАНСКАЯ ВЕРНОСТЬ
Германцев сплачивала другая сила, которая, смешавшись с греко-римским поклонением государству и зачастую доминируя над ним, стала основой для формирования европейских наций. Речь идет о личной преданности вождю, которая очень быстро переросла в преданность королевской династии. Это чувство, которое немцы называют Тrеuе, коренящееся глубоко в натуре германца, как никакое другое, способно стать источником величайшего самопожертвования.
РЕЛИГИЯ КЕЛЬТОВ
В человеческой душе все смешано, и личная преданность не была абсолютно чужда народам античности. Гражданский патриотизм, хотя и долго приживался среди германцев, в конце концов прочно утвердился в их среде. Ни то ни другое не было уж вовсе не знакомо кельтским племенам, но здесь действовала иная сила, по сравнению с которой все прочее блекло; она-то и обеспечивала единство и общность политической стратегии. Это была религия; возможно, следует даже сказать «клерикализм», принимая во внимание существование четкой религиозной догматики и жреческой касты,