какао.
Согласно все тому же тексту «Пополь-Вух», девушка Ш-Кик, набиваясь в невестки к вредной старухе, получает указание накормить ее сыновей и молит богов пищи, среди которых упоминает богиню Какао: «Штох, Шканиль, Шкакау[32] – вы, что готовите зерно, и ты, Чахаль, хранитель пищи…»[33] Правда, добывает девушка один лишь маис. Но зато Хун-Ахпу, один из божественных героев-близнецов, становится тем главным индейским агрономом, кто впоследствии выращивает деревья какао. В результате в мифе о происхождении человека в «Пополь-Вух» из легендарного прошлого проступает былая сверхзначимость какао, но эта линия вдруг обрывается, сводясь к хорошо понятной горным индейцам майя-киче теме маиса.
Дева со знаком «новое зерно» в руке. Дрезденский кодекс, с. 18.
SLUB Dresden, Mscr. Dresd. R. 310 (Public Domain Mark 1.0)
Подобные мифологические «нестыковки» лишь доказывают, что «Пополь-Вух», будучи достаточно поздним литературным памятником, сочетает несколько мифологических традиций, накопившихся за тысячелетия. И одна из них относится к глубокой архаике – это представления о том, что души умерших возрождаются в виде плодов-голов на мировом древе. Анализ разных источников позволяет понять, что изначально им считалось именно какао – мать-кормилица, чудесное дерево, дар богов.
А вот в «Пополь-Вух» идея переселения души предана через образ плода тыквенного дерева, что более понятно горным индейцам киче, которые вряд ли могли связывать свою жизнь с теплолюбивым какао. И напиток какао в качестве божественной крови для них столь же условен и мифологичен, как и вино в качестве «крови христовой» для носителей западной культуры. Хлебное дерево, на котором из тыквы-плода вырастает голова, выглядело для киче некой условностью, как это следует из текста. После того как владыки Шибальбы расправляются с близнецами-родителями, принеся их в жертву, они хоронят рядом лишь их тела. А вот с головами поступают иначе.
«“Возьмите его голову и поместите ее на дереве, находящемся около дороги”, – сказали Хун-Каме и Вукуб-Каме. И когда туда пришли и поместили голову Хун-Хун-Ахпу посреди ветвей дерева, оно, никогда раньше не приносившее плодов, внезапно покрылось плодами. И это тыквенное дерево – так оно зовется – и есть то самое, которое мы теперь называем головой Хун-Хун-Ахпу»[34].
Таким образом, возникает новый бытовой миф – о том, как в хозяйстве стало использоваться калебасовое дерево. Оно повсеместно растет вдоль дорог, отличается лечебными и питательными свойствами. Кроме того, из больших круглых плодов до сих пор делают домашнюю посуду, шумовые музыкальные инструменты и даже игрушки.
Итак, главные владыки преисподней впали в задумчивость, так как не могли отличить голову от множества появившихся плодов, и постановили, что это дерево – волшебное.
«И владыки Шибальбы сказали:
– Пусть никто не смеет срывать эти плоды! Пусть никто не смеет подходить близко и садиться под этим деревом! – сказали они…
Голову Хун-Хун-Ахпу более уже нельзя было узнать, потому что она стала по виду совершенно подобной плоду тыквенного дерева…»[35]
Авторы киче, редактировавшие миф, выбрали дерево, которое могло заменить какао по следующим признакам: оно долго живет, устойчиво, кормит, имеет множество плодов, напоминающих голову. И главное: как и дерево какао, оно плодоносит круглогодично, и плоды так же растут повсюду – на ветвях и на стволе. Так что подмена оказалась совсем не случайной. Чем закончилось это, мы уже знаем: появляется любопытная девушка Ш-Кик, которая беременеет от чудесного плода волшебного дерева, в результате чего и начинается история человечества.
Примечательно, что майя Юкатана сохранили более стертую версию о дереве с головами в одном из мифов пророчества о появлении испанцев: «Будет услышан шум деревьев с черными плодами, похожими на головы мертвых. Эти плоды, висящие как тыквы, будут съедены грифами…»
Наша версия о том, что горные индейцы майя-киче благополучно заменили какао тыквой по хозяйственной причине, отчасти подтверждается другим их текстом тоже колониального периода – так называемой драмой «Рабиналь-ачи». В 1850 году его записал латиницей, но на языке майя-киче житель гватемальского селения Рабиналь по имени Бартоло Сис. В 1862 году драма была опубликована.
В начале XIII века индейцы киче создали могущественное государство, где объединили несколько майяязычных племен: какчикели, рабинали и цутухили.
Мать-кормилица в виде дерева, увешанного плодами какао. Некоторые из них выглядят как человеческие головы. Тихоокеанское побережье Гватемалы, позднеклассический период.
Музей Пополь-Вух, Гватемала / Фото из личной коллекции автора
Драматические спектакли индейских обществ восходят к ритуальным и обрядовым действам – «танцам» и «песнопениям», о чем сохранилось немало свидетельств. Однако «Рабиналь-ачи» – единственный драматический сюжет, которому удалось пережить конкисту. И это свидетельствует об исключительной важности текста для индейцев, хотя она и может показаться не столь очевидной. Основной сюжет выстраивается вокруг борьбы правителя сына владыки Рабиналя против представителя знатного рода киче. В конце драмы воина киче приносят в жертву, и он погибает. Но именно он в глазах зрителей главный герой, на чьей стороне их симпатии и сочувствие.
Драма «Рабиналь-ачи» в древности считалась сакральным обрядом, в конце которого должен был гибнуть человек – и потому при испанцах ее сначала запретили, а потом превратили в своеобразный спектакль-танец. Весь текст – это монологи противников, по очереди оправдывающих свой народ и предъявляющих друг другу претензии. Содержание спектакля не меняется на протяжении веков, что позволяет нам «услышать» то, что было важно для индейцев киче в далекие времена их могущества. Поэтому «Рабиналь-ачи» – особый исторический памятник, который дарит нам нетронутые фрагменты забытых индейских мифов. Фигурирует в тексте и какао, в привычном смысле мерило достатка и богатства. Однако неожиданно появляется на первый взгляд странный пассаж, где пять мешков какао упоминаются в непосредственной связи с жертвоприношением:
«Вот кубок, из которого ты пьешь, – ведь это череп
моего родителя, череп моего отца я вижу,
рассматриваю я! Не сделают ли так же
и с головой моею, с черепом моим?
Его резьбой украсят, красками покроют
снаружи и внутри! И вот когда
придут в твои долины, горы
мои сыны, дети мои, чтоб торговать
пятью мешками пека и пятью мешками
какао с твоими сыновьями и детьми твоими,
то скажут сыновья мои и дети:
“Вот голова нашего предка, голова отца
нашего!” Так будут повторять об этом
все сыновья мои и дети в память
обо мне, пока светиться будет солнце!..
Вот кость моей руки, она да будет
палочкой, оправленною в серебро,
звучащей, шум производящей в стенах
высоких крепости обширной, вот
кость моей ноги, что превратится
в колотушку большого барабана-тепонастли
иль в колотушку малого, и дробь их
заставит задрожать и небеса и землю…»[36]
Драма «Рабиналь-ачи» явно связывает покупку или подношение мешков какао с так называемым «жертвоприношением» и поминальным пиршеством. Оно устраивалось в древние времена, когда умерший завершал «большой путь» по преисподней, душа высвобождалась, а очищенные от плоти кости предка доставались из захоронения. Считалось, что в этот день душа могла спокойно возродиться в потомке умершего. И в качестве поминания собравшиеся пили напиток какао, символизировавший живую кровь рода и бессмертие души. Кости покойника после этого хранились в узелке или ящичке. Доставали их лишь в особые дни поминания умерших. Именно такие верования легли в основу знаменитых мексиканских «дней мертвых». В Гватемале при проведении подобного обряда до сих пор поддерживается традиция запускать в небо воздушных змеев или воздушные шары.
У индейцев Коста-Рики еще недавно при прощании с умершим было принято давать покойнику, снаряжая его в страну мертвых, питье из размельченных семян какао, без каких-либо добавок. Тот же самый напиток предлагался собравшимся гостям. Если их пришло много, то и угощение готовилось в достаточном количестве. Кстати, следы такого напитка обнаруживаются в ритуальных сосудах в захоронениях майя. Думая о предполагавшемся в «Рабиналь-ачи» празднике, представьте, сколько гостей можно было напоить какао, приготовив его из целых пяти мешков зерен. Кстати, современные религиозные празднования горных майя включают до нескольких тысяч участников и приглашенных.
Религиозная процессия в гватемальском селенье майя. Формально она привязана к католическому празднику. Однако зачастую суть процессии хранит память о прошлом.
Фото из личной коллекции автора
Удивительно, но тема столь знакомого всем какао неожиданно оказывается одним из самых «закрытых» сюжетов майяской мифологии. К счастью, больше данных сохранилось на периферии мезоамериканской цивилизации – у народов Центральной Америки, южных соседей майя. На этой контактной территории соединяются и традиции южноамериканских культур. Через нее прошли те, кто принес в Мезоамерику не только керамику и металл, но и какао. Примечательно, что практически все элементы мифов соседей майя, даже удаленных, в том или ином виде появляются и у самих майя. Здесь мы вновь встречаем какао как важнейший элемент индейских сказаний. Эти мифы восходят к архаическим сакральным представлениям о связи дерева какао с человеческой кровью и плотью, с темой сотворения человека.