Мы уже видели, что мифы майя о сотворении описывают поэтапное познание и описание окружающей реальности – так, как это происходит при развитии абстрактного мышления и становлении человеческого общества. Именно поэтому в таких описаниях почти всегда отражены ключевые события в познавательном процессе.
Если пользоваться современным языком, они представляют следующую схему:
Хаос, ничто, тишина.
Возникновение речи.
Возникновение материи (т. е. все то, что заполняет пустоту или приходит на смену водам, которые тождественны первозданному хаосу и продолжают существовать в созданном мире в качестве сакральных «девственных вод»).
Возникновение пространства (модель вселенной, фиксация объектов рельефа по горизонтали и структура мира по вертикали).
Возникновение времени (Солнце, Луна, маркирующие временные циклы).
Возникновение человека (способного к размножению и сознательной деятельности).
Возникновение общества (система родства, коллектив).
Далее описание физической картины мира продолжается построением социальной структуры, на смену которой приходит историческая картина.
Все эти этапы создания мира отражаются памятью человечества, сохраненной в мифе.
Смерть и разрушение мира обретают в мифе зеркальный порядок по отношению к рождению и созданию. Разрушение – и мира, и человека – начинается с попрания общественных законов и правил. Именно поэтому так часто мифы майя началом распада представляют то, что люди перестали соблюдать порядок: общаться с богами, почитать предков, уважать родителей, обучать детей, поддерживать веру, заниматься хозяйством.
Например, в уже упоминавшемся мифе «Черный голод» причиной, по которой на семью жадного хозяина обрушились несчастья, было то, что он перестал почитать свою мать, не уважал и обманывал братьев и соседей. В результате от него сбежала домашняя утварь, улетучились запасы, развалился дом – все разладилось. При этом миф считает необходимым четко обозначить вывод: «Ветер постепенно успокоился, а человек так и не понял, почему с ним все так приключилось. Но другие знают. И мы также рассказываем об этом, чтобы и другие рассказывали. Вот уроки дедов».
Суть легенды о Кантепеке сводится к тому, что, пока индейцы делали подношения своему древнему богу, жившему в пещере, у них всегда была еда и жили они хорошо и счастливо. Кантепек давал им советы и защищал урожай. Но тут «движение цивилизации», как сказано в тексте, разрушило лес и округу, община перестала почитать Кантепека и забыла его, заменив христианским святым, – тогда и закончились времена сытости и благоденствия. Как следствие – распалась и община.
В мифе о герое Уциле трагедия происходит из-за того, что он, пусть не по своей вине, нарушил ритм в обряде. В результате не случилось объединение народов, а затем погиб и он сам.
Сцена в преисподней: «Владыка пищи» с символом маиса Йум-Виил беседует с Ицамной. Предки всегда «давали советы», как решать проблему питания, о чем буквально говорится в тексте. Дрезденский кодекс, с. 9.
SLUB Dresden, Mscr. Dresd. R. 310 (Public Domain Mark 1.0)
Более глобальное разрушение мира появляется в «Пополь-Вух». В попытках сделать человека боги создают версию людей из дерева. Они умели говорить, размножались, имели лица, подобные людским, говорили подобно людям и населили поверхность земли. Но у них не было ни души, ни разума, они не помнили свою Создательницу и своего Творца, не умели обращаться к Сердцу Небес Хуракану; не хотели созидать и лишь бесцельно блуждали по земле, собак они не кормили и били. Даже камни из очага озвучивали им претензии. И тогда боги решили уничтожить этих бессмысленных существ. Лик земли потемнел, и начал падать черный дождь. Люди попытались бежать и укрыться в пещере – но и пещера закрыла от них свой вход. Ливень шел день и ночь, стерев деревянных существ с лица земли. Но их потомки все же сохранились – это обезьяны, которые живут в лесах. Обезьяны вроде похожи на человека, но только внешне – без души они остались деревянными фигурами. Времени в ту пору еще не существовало – Солнце и Луну не было видно, только Вукуб-Какищ, символ равноденствия, претендовал на роль светила.
Таким образом, отправной точкой эсхатологических мифов становится неприемлемое поведение человека – то есть поведение, тем или иным способом разрушающее порядок в обществе или даже не позволяющее это общество создать, как было в случае с деревянными людьми. Именно за это божества их наказывают и уничтожают.
Отсутствие созидания символизирует разрушение времени, а затем материя как бы сминает пространство (потоп, землетрясение, огонь и т. д.) и безвозвратно исчезает. Мир возвращается в первоначальный хаос, ничто или абсолютный покой. Покой вновь становится исходной точкой сотворения мира, что предопределяет на уровне мифа реинкарнацию для индивида или же новое сотворение мира и человека на уровне общества. Сюжет «Пополь-Вух» не упускает ни единой детали в этой универсальной схеме.
Таким образом, и в мифах, и в сознании человека картина разрушения мира реализуется как бы в зеркально отраженной картине его создания. Тем самым доказывая, что мифы о «конце света» – это творение человека, его человеческое перенесение радости жизни, опыта ощущений и ожидания смерти на всю Вселенную.
Мироздание, где обитает вечная душа, включало мир живых, мир мертвых и переходное пространство. С миром живых все было достаточно ясно – здесь вставало и светило солнце, существовали пространство, время, предметы, растения и животные. Сам же человек рождался, жил в постоянных трудах и опасностях, заботился о природе, вступал в брак и имел детей.
Мир мертвых был антиподом мира живых – здесь всегда царила тьма, а пространства и времени не было. Души умерших людей и животных вели такую же жизнь, как и на земле, – с той разницей, что не знали никаких забот и опасностей.
После очищения костей от плоти умершего, его останки хранят в ящиках, даже не закрывая. Ящики ставят в ниши. Иногда на черепах остаются остатки волос.
Фото из личной коллекции автора
Однако наибольшие сложности представляло третье пространство между мирами, разделяющее и соединяющее их. Древние майя изображали его в виде верхней толщи земли с расщелиной, куда падает душа умершего и откуда пробивается наружу росток новой жизни. Иногда его представляли в виде разинутой пасти ягуара, рептилии или птицы.
«Пересечь» это пространство душа человека могла, лишь отделившись от тела, которое навсегда застревало упрятанным где-то в толще переходного уровня или даже на территории живых. Естественно, что чаще всего подобное происходило из-за его смерти. Но иногда душа могла отлучиться во время сна или болезни. И уж совсем в особых случаях подобное проделывали избранные: колдуны, жрецы и нагуали – с помощью особых приемов и средств. Как правило, для пересечения этого опасного пространства требовались специальные связники. К ним относились те местные животные, образ жизни которых позволял им менять «среду обитания» – т. е. самостоятельно перемещаться из живого пространства в мертвое. В этот список попадают обычно насекомые, рептилии, особенно змеи, и некоторые птицы. Одним словом, все те, кто мог бывать на земле и под землей, подниматься в воздух и бодрствовать в ночи. Все те, кто принадлежал «мертвой» половине зодиака.
Мировое древо – это ось, пересекающая и связывающая миры, своего рода материальное воплощение «большого пути» на земле. Сначала древо было «пещерным» – корни его питались девственными водами, выходившими из прародины предков. По ветвям и стволу души могли подниматься в мир живых. Крона достигала неба богов верхнего мира.
Возрождение души у майя не связывалось ни с какими наказаниями за грехи и носило нейтральный, «наследственный» характер. Тело умирало, а высвободившаяся душа отправлялась к прапредкам, чтобы получить в нужный момент новое назначение и вернуться. При этом вместе с ней рождающийся младенец наследовал социальное положение, физический облик, психические характеристики и родовое имя своего дедушки. Так, например, дед по матери, брат жены и внук по дочери назывались одинаково: «мам». Известный исследователь культуры майя Пауль Кирхгофф однажды заметил, что не понимал истории доиспанской Мексики до тех пор, пока не установил, что каждый персонаж приходился бабушкой самому себе.
Каковы же материальные «признаки» этой веры в бессмертие и реинкарнацию? Пирамиды в городских ансамблях возникли как воспроизведение горы-прародины. А помещавшееся внутри захоронение (в толще пирамиды или под храмом) отождествлялось с пещерой прапредков, «полями блаженными», где благополучно обитали умершие. Функция храма на пирамиде сводилась к «пещерному» оформлению проема-выхода и размещению трона-скамьи у неглубокой стены. «Пещерное» впечатление усиливали и летучие мыши, селившиеся в щели ложного свода и считавшиеся хранителями входа в мир мертвых. Из него, как из пещеры прапредков, в нужное время появлялся тот или иной персонаж, связанный именно с этим храмом. Им мог быть жрец или правитель, но только тот, кто был в родстве с захороненным здесь предком. Наиболее тщательно эта идея была воплощена в комплексе знаменитого Паленке. Здесь, внутри пирамиды Храма Надписей, для умершего правителя был создан саркофаг, к которому спускался длинный лестничный лабиринт. Вдоль лестницы тянулся душепровод – полая труба в виде извивающегося змея, ведшая от саркофага погребенного правителя наверх, к выходу из храма. Связь между живыми и предками изображалась буквально: в виде пуповины, веревки для ритуальных кровопусканий, змеи или подобных «душепроводов».
Очищенные кости почитаемых умерших родственников нередко завязываются в традиционный для майя так называемый «узел» – хранилище сакральных ценностей.
Фото из личной коллекции автора