Она пожала нам руки и выскочила за дверь.
– Надеюсь, что это поможет снять обвинения в коррупции, – сказал я.
– Сомневаюсь, – задумчиво сказала Банни.
Она была права. Статья так и не появилась. Я проверил «Утренние сплетни» и другие газеты. На следующий день на утренних дебатах я спросил об этом Экстру. Она выглядела подавленной.
– Босс зарубил мою статью, – сказала она. – Он даже забрал мои записи. Но это была хорошая журналистика!
Правда еще никому не причинила вреда.
В мои планы не входило позволять газетам манипулировать правдой. У меня имелись и другие способы рассказать о ней. Так или иначе, но мы вернем себе контроль над ситуацией. Мы с Банни записали все, что смогли вспомнить о попытках взяточничества, соблазнения и клеветы, бегло описав вынужденный стриптиз, свидетелем которому лично я не был, однако дали понять, что нас умышленно поливают грязью, чтобы отвлечь внимание от выборов.
Я поймал Сид-Ту-Самую до того, как она продолжила свою полуденную декламацию на главной площади. Это была высокая костлявая женщина с серой кожей и распущенными зелеными волосами, одетая в хламиду из тонкой ткани цвета мха, которая развевалась при каждом ее шаге. Она улыбнулась, обнажив кривые зубы.
– Привет, Банни. Привет, Скив. Чем я могу вам помочь? – спросила она. Ее высокий голос заставил меня вздрогнуть, но ей следовало воздать должное: Сид была прекрасным оратором. Она знала, что моя неприязнь к ее голосу не имеет под собой ничего личного.
– У меня для тебя есть особое дополнение, – сказал я, протягивая ей сценарий. Она быстро пробежала его глазами.
– О, это заставит их открыть глаза! Я постараюсь сыграть как можно лучше, – пообещала она. Городские часы в соседней башне пробили дружелюбным тенором полдень. – Вам лучше идти, если вы не собираетесь слушать мое выступление.
Мы с Банни переглянулись.
– Нам лучше остаться, – сказал я. – Хочу убедиться, что это выйдет наружу.
Я уже нашел место как можно дальше от беседки, чтобы позади нас не было зданий, способных отражать звук. Банни успокоила Сид:
– Мы останемся.
– Отлично, – сказала Сид-Та-Самая. – Кстати, спасибо за концерт! У меня какое-то время был перерыв в работе. Это помогло мне оплатить некоторые из моих счетов.
– Нет проблем, – сказал я. – Как выяснилось, выборы могут быть полезны для экономики.
Залепив уши воском, мы с Банни сели на скамейку в парке под цветущим деревом. Большая голубая бабочка, похлопав крыльями над нашими головами, уселась на ближайший разноцветный цветок. Вокруг нас начала собираться толпа. Некоторые даже распаковали корзины со снедью для пикника. Большую часть аудитории составляли молодые типпы, которые, однако, были уже взрослыми и могли принять участие в своих первых выборах. Я даже ощутил некую гордость за то, что пробудил в них гражданский долг. День выдался ясный и солнечный. Я приготовился приятно провести время.
Сид-Та-Самая заняла место в центре беседки. Настоящий профессионал своего дела, она никогда не нуждалась в подсказках или аккомпаниаторе. Она приняла позу и подождала, пока все взгляды будут направлены на нее. Затем положила руку на живот, чтобы следить за дыханием, и открыла рот.
– Здравствуйте, жители Бокроми! – пропела она. – Это весть дня, и горе тем, кто ее не слушает!
Бабочка упорхнула. Что было разумно с ее стороны. Хотел бы и я сделать то же самое. Я стиснул зубы.
Голос Сид летал вверх и вниз по нотам, заполняя собой площадь и эхом отражаясь от каждого здания, дерева и забора. Если бы не воск в ушах, я бы точно корчился от боли. Лицо Банни скривилось в мучительной гримасе.
– …Имена Скива и Банни, добрых граждан, которые были друзьями Типпикано, не должны страдать от клеветы! – Сид взялась зачитывать составленный мной список многочисленных попыток выставить нас с Банни мошенниками, после чего заявила, что все это клевета и не соответствует действительности. Взрослые слушали, кивая в такт ее словам. Я вглядывался в их лица, пытаясь найти признаки того, что они все поняли, но, похоже, выступление Сид в первую очередь тронуло молодых типпов. Причем в буквальном смысле. Встав с мест, они закружились под звуки ее громогласного пения. Я был поражен. Сид своим голосом загипнотизировала их.
– Странно, что ее так редко приглашают выступать, – прошептал я Банни.
– Что? – спросила та. Блин, я забыл про воск.
– Я сказал, – сказал я, повысив голос, – жаль, что ее так редко приглашают выступать!
Банни указала на уши:
– Я тебя не слышу!
– Тсс! – обернувшись, зашикали на меня слушатели и приставили пальцы к губам. Я утих. Сид была хороша, вне всяких сомнений. Она воздела руки к небу и выдала мощное крещендо.
– …Это было плааааатноооое политическое объявление!
Публика вскочила на ноги и разразилась рукоплесканиями. Мы с Банни встали и присоединились к ним. Я энергично хлопал в ладоши. Сид вышла на бис.
– Не забудьте проголосссовааать! Это ваше прааааавоооо!
Сид взяла последнюю высокую ноту, которая пронзила мне голову, и все огни погасли.
Поверьте нам, все хорошо и так.
Я очнулся в кромешной тьме. Слабое эхо подсказало мне, что я нахожусь в каменной темнице. Сквозь подошвы моих башмаков доносился стук, похожий на сердцебиение. Я попытался встать, но мои руки были привязаны к подлокотникам стула, на котором я сидел. Мои лодыжки были привязаны к его ножкам. Воска в ушах больше не было.
– Банни? – прошептал я.
– Скив? – раздался рядом со мной ее голос. Похоже, она была в шоке. Я не удивился. – Ты в порядке?
– Я – да. Тебе больно?
– Нет. Ты можешь освободить нас?
Я закрыл глаза и попытался нащупать силовые линии. Две были рядом: ломаная белая, которая проходила прямо под нашими ногами, и широкая желтая над головой. Обе были мне незнакомы, но они не сопротивлялись мне, пока я брал у них магическую силу. Я представил, как веревки на моих запястьях развязываются. Магия тотчас начала их распутывать. Я почувствовал, как давление вокруг моего левого запястья ослабло. Увы, радость моя была недолгой. Веревки тут же затянулись еще крепче. Я попробовал зачерпнуть больше магии. Более мощная сила помешала мне добраться до силовых линий.
– Не так быстро, – пророкотал в темноте низкий мужской бас.
Я понял, что мы не одни. С помощью магии я зажег искру света, но она быстро погасла. Однако я успел заметить несколько силуэтов, сидящих в креслах. Все смотрели на нас.
– Кто вы? – спросил я черноту. – Почему вы похитили нас?
– Похищение – слишком грубое слово, – сказал низкий голос. – Скажем лучше, мы пригласили вас на обязательную частную встречу.
– Нет, спасибо, я предпочитаю называть это похищением, – сказал я.
– Как хотите.
– Почему мы здесь?
Мне ответил новый голос, тонкий тенор:
– Вы мешаете нам. Мы не можем допустить ваше вмешательство.
В моей памяти тотчас всплыли черты, связанные с этим стилем речи.
– Вы – Ромзес Белигер, – сказал я. – И Толоми Папирус. Вы оба редакторы. Вы тут все редакторы?
– Мы знали, что ты умный, – одобрительно сказал женский голос. Я даже не усомнился, что это редакторша «Типпиканского листка». – Мы лишь надеялись, что вам хватит ума, чтобы не давить там, где не следует.
Я приподнял брови, хотя никто не знал этого, кроме меня.
– Чего именно нам не следует?
Ромзес ответил за всю группу:
– Ограничивать наш будущий доход. Прекратите попытки продолжать это предприятие.
– Какое предприятие? Выборы? Так вот почему вы так усердно трудитесь, чтобы выставить нас в дурном свете? – спросил я. – Вы не хотите, чтобы выборы состоялись. Вам нужно, чтобы Бокроми продолжал эту бесконечную кампанию, а вы могли продавать свои газеты?
Толоми прочистил горло.
– Да. Мы знали, что до тебя дойдет. Мы надеялись, что после небольшого давления ты поймешь, как здесь обстоят дела. Как все должно быть. Это в наших интересах.
– В ваших, может быть, – сказала Банни. – Этот остров летит в бездну без достойного управления. До прошлой недели никто не чинил разбитые фонари и не убирал улицы. Улицы вашего города были завалены мусором. Сомневаюсь, что это повод для гордости.
– Для Синдиката это не важно, – сказал Толоми, как мне показалось, с улыбкой. – Мы получаем прибыль независимо от того, вывозится мусор или нет.
Услышав шепоток согласия, я покачал головой:
– Значит, в этот заговор вовлечена не одна газета и не пара, а вы все!
– О, я впечатлена еще больше! – сказала редактор «Типпиканского листка». – Хотя дошло до вас довольно поздно. И разве осознание этого факта не показывает вам, сколь бесполезно было бы продолжать вашу деятельность?
– Мы не намерены ее прекращать, – процедила сквозь зубы Банни. Я понял: она в ярости.
– Но как вы можете продолжать? Вы утратили доверие к себе. Ваши клиенты начинают стесняться вас. Они хотят, чтобы в заголовках появлялись они сами, а не их тщательно подобранные организаторы. Если вас убрать со сцены, все может вернуться на круги своя, как было раньше. У каждого будет работа и ни малейшего желания положить конец такому прекрасному образу жизни.
Я почувствовал, как в моем животе образуется лед. Я боролся со своими оковами, пытаясь найти в них брешь.
– Вы должны отпустить нас, – сказал я. – Слишком много людей начнут задавать вопросы, если мы не вернемся. У нас есть друзья, которые узнают, кто виноват, а они верят в справедливую месть.
– Месть? – спросил редакторша «Типпиканского листка». – За что?
– Если вы… избавитесь от нас. Ведь именно это и произойдет, не так ли?
– Вы боитесь, что мы вас убьем? – недоверчиво спросил Ромзес. – И это притом, что вы обеспечили нам самый впечатляющий рост тиража за последние годы? Разумеется, нет! Мои акционеры никогда мне этого не простят!