– Но вы знаете, что когда мы уйдем, то непременно расскажем всем, что здесь произошло, – сказал я.
– Можете рассказывать на всех перекрестках, хоть до хрипоты, – сказал Толоми, явно позабавленный моими словами. – Кому все поверят? Вам или тому, что читают в газетах?
– Мы можем донести информацию до электората, – сказал я. – Мы следим за вашими грязными уловками.
– Сказал привязанный к стулу пентюх, – произнес Ромзес. – Клеа, освободи их.
– Хорошо, – сказала редактор «Типпиканского листка». Веревки на моих запястьях и лодыжках упали на пол. Я потянулся к Банни. Ее рука встретилась с моей, и наши пальцы соприкоснулись.
– Я просто хочу, чтобы вы знали: это вам никогда не сойдет с рук, – пригрозил я.
– Не важно, что ты думаешь, – сказал Толоми. – Никакое разоблачение, какое вы только напишете, никогда не попадет ни в одну газету. Ваш городской глашатай сляжет с тяжелым ларингитом, и никто этого не услышит. Здесь все в наших руках. Информация распространяется быстрее, чем самая быстрая или самая мощная магия.
Я был в ярости. Эти типпы привыкли быть деспотами в своих владениях. Они плели козни, думая только о своей выгоде, независимо от того, что кому-то от этого могло быть больно.
– Зачем вы это делаете? – спросил я. – Почему продолжаете совать палки в колеса выборам? В будущем у вас еще будут другие замечательные истории. Вы просто обязаны дать выборам состояться!
– Не такие хорошие, как эта, – сказала Клеа. – Мы оттягиваем выборы уже пять лет. Не вижу причин, почему мы не можем тянуть еще столько же. Или даже десять. Мы будем продолжать это столько, сколько захотим.
– Кандидаты сойдут с дистанции, – сказал я.
– Но их место займут новые. Бокроми нужен губернатор.
– Но вы не дадите никому из них быть избранным!
Толоми засмеялся, и весь Синдикат присоединился к нему. В полой пещере от их хохота у меня по спине забегали мурашки.
– Они этого не знают.
– Тогда нам предстоит много работы, чтобы доказать, что ты ошибаешься, – сказал я, поднимаясь на ноги, и обнял Банни. – А теперь вы выпустите нас, или я буду вынужден показать вам, на что способен, когда я действительно зол.
– Я вижу, что предлагать это снова бесполезно, – сказал Ромзес, – но если вы все же решите сотрудничать с нами, то можете рассчитывать на часть нашей прибыли. Небольшое вознаграждение за ваше время и усилия.
– Забудьте об этом, – огрызнулся я.
– Как хочешь, – сказал голос в темноте. – Жаль. Мы могли бы найти применение вашим мозгам.
Я напрягся. Если они собирались атаковать снова, это был тот самый момент. Я собрал всю свою магию и встал наготове.
– Сорок, – сказала Клеа. Слово казалось полным зловещего смысла. Мои уши наполнила тишина.
Когда я снова открыл глаза, мы с Банни вновь оказались на скамейке в парке. Мы были одни. Площадь была пуста, за исключением двух дворников – один в зеленом, а другой в фиолетовом, – собиравших флажки и конфетти. Сержант Боксти посмотрел на нас.
– Нарушение общественного порядка! – заявил он. – И еще я могу добавить к нарушению тишины бродяжничество!
– Эй, полегче, – пробормотал я. – Мы просто сели здесь на минуточку, чтобы отдохнуть.
– Храп! – сказал сержант Боксти. – Если только ты не умеешь петь, как твоя тощая подруга, тебе вообще не следует производить звуки на публике! Я вынужден тебя прогнать.
Банни встала и улыбнулась сержанту:
– Но ведь вы не станете этого делать? Тем более в такой прекрасный день?
Словно по команде, некоторые из нанятых птиц разразились трелями. Алая бабочка затанцевала на ветру. Сержант Боксти смягчился.
– Только на этот раз, – сказал он. – Я фанат Сид. Если ты раздобудешь для меня ее автограф, я забуду все, что только что видел.
– Раздобуду, – пообещал я. Сержант Боксти прикоснулся дубинкой к шляпе и взлетел вверх по скале на следующую террасу. – Пронесло, – сказал я Банни. У моей начальницы было странное выражение лица. Невозможно было понять, то ли она расстроена, то ли сердита. То ли пребывает в отчаянии.
– Ты хочешь бросить это дело? – спросил я.
– Даже не подумаю! – решительно заявила Банни. Она была зла, но не на меня. – Тем более после того, как нам угрожали. Ни за какие коврижки, даже если бы ты плоскогубцами вырвал мне ногти.
– Отлично, – сказал я. – Я тоже. Просто нужно принять дополнительные меры безопасности.
– И если понадобится, будем играть так же грязно, как и они.
Я улыбнулся ей:
– Хотя гораздо приятнее побеждать, играя по правилам.
От старых привычек трудно избавиться.
– Это полностью противоречит контракту, который вы подписали, – сказала Банни, показывая Орлоу пачку квитанций. Начальник избирательного штаба Партии Дружбы был прижат к стенке в конференц-зале отеля «Типпмор». – Билеты в зоопарк на тысячу детей? И каждый стоимостью в семь медных монет!
– Э-э-э… оптовые скидки? – с надеждой предложил Орлоу.
Банни на это не клюнула:
– Вы же обещали не дарить подарки дороже одного медяка.
– Нам ничего другого не оставалось! Партия Мудрости устроила за городом луна-парк и бесплатно катала на Пегасе!
– Я уже имела с ними разговор, – сказала Банни. – Мы отправили Пегаса домой после того, как он показал мне счет – по пять медных монет за поездку!
– Мы ошиблись, это вышло не нарочно, – заверила ее Карнелия. – Мы неправильно поняли его гонорар. Он оказался чуть больше, чем мы думали.
Банни это не впечатлило.
– Что с вами обоими? Вы знаете условия. Вы не имеете права покупать голоса! Это незаконно!
– Э-э-э… детки не могут голосовать, как вам известно…
– Зато их родители могут, и, как мне кажется, их тоже пустили в зоопарк? Я определенно видела взрослых на спине Пегаса!
Я не мог винить ее в том, что она расстроена. Теперь мы вели войну на два фронта. Синдикат продолжал печатать все, что ему вздумается. Газеты больше не заботились о том, чтобы держать читателей в курсе предвыборных мероприятий. Более того, они настолько сильно отходили от фактов, что было трудно увязать события реальной жизни с тем, что я читал в газетах. Я был поражен мастерством и фантазией опытных писак, строчивших вымышленные рассказы о якобы имевших место событиях. Тиражи газет резко возросли, зато снизилась посещаемость дебатов, выступлений и других мероприятий.
Что еще хуже, колонки сплетен содержали намеки на новые «анонимные интервью». Синдикат удвоил выпады в наш адрес, обвинив нас в том, что, мол, это мы виноваты во всех задержках в прошлом, и это притом, что мы пробыли в Бокроми всего две недели.
Неудивительно, что из-за того, что наша репутация испортилась, руководители кампаний почувствовали себя вольготно и сами начали сливать информацию в прессу. И раздавать дорогие подарки влиятельным людям, например, владельцам крупного бизнеса. И во время выступлений открыто призывать слушателей, например, покупать билеты в зоопарк и кататься на Пегасе. Подобные вещи не могли продолжаться слишком долго. Вскоре Банни узнала о них и обрушилась на обоих кандидатов, а точнее, на начальников их избирательных штабов, этакой гневной лавиной.
Побывав в штабах обеих партий, вы могли бы предположить, что мы там самые желанные гости, вроде отряда Вознаграждения Гномской клиринговой палаты, который принес им мешки, полные золотых монет.
– О мисс Банни, мистер Скив, – сказала Карнелия, обнимая нас, словно давно потерянных богатых родственников. – Я как раз собиралась зайти к вам! Не желаете составить мне компанию за обедом? Я сняла симпатичный номер в отеле «Типпмор».
– Какое удивительное совпадение! Всего несколько минут назад Орлоу пригласил нас на обед туда же, – сказала Банни. – По-моему, замечательная идея. Нам нужно поговорить, и вы наверняка захотите, чтобы это произошло с соблюдением всех правил конфиденциальности.
Карнелия торопливо надела меховую накидку и проводила нас до отеля. Я уже начал воспринимать конференц-зал как «дом вдали от дома». Карнелия суетилась над нами, следя за тем, чтобы у каждого было достаточно тонких сэндвичей, и наливала нам заказанный по такому случаю чай. В свою очередь Орлоу предлагал нам сигары, конфеты, спиртное, одно дороже другого. Я тотчас заподозрил обоих в попытке подкупа.
– Скажу честно, я немного удивлена, увидев его здесь, – сказала Карнелия.
– А я зарезервировал эту комнату для частного разговора с вами! Я не знал, что она придет.
– А я зарезервировала ее еще вчера утром, – парировала Банни и, протянув руки, хрустнула костяшками пальцев. – Я рада, что вы оба здесь. Нам нужно кое-что обсудить.
К тому времени, как Банни закончила с ними, оба руководителя избирательной кампании сидели сгорбившись на стульях, словно наказанные школьники.
– …И общая негативная кампания, Карнелия. Я обратила внимание на то, что вы вывешиваете фальшивые плакаты Эмо, которые содержат оскорбительные вещи.
– Совершенно верно! – воскликнул Орлоу, указывая на нее. – На одном из них он говорил своей матери, что она сущая уродина. Это бессовестно!
– А вы! – сказала Банни, поворачиваясь к нему. – Раздавать седые парики сторонникам Эмо в толпе. Это так оскорбительно. И как только такое могло прийти вам в голову!
– Но это не противоречит правилам…
– Это неспортивно. Я думала, нашим выборам будут чужды мелочность и дурное поведение.
Орлоу надул губы:
– Судя по тому, что о вас пишут, вы и сами не чужды дурного поведения. Неужели вы против капельки веселья и шуток?!
– Нельзя принимать за чистую монету то, что пишут! – сказал я. – Я уже сказал вам, газеты активизируют свою клеветническую кампанию. Это уловка.
– И весьма эффективная! Все верят этим историям. Нет, я, конечно, не верю. Но то, что вы работаете на наши выборы, отбрасывает на нас тень. Эмо очень переживает по этому поводу. Он вообще очень чувствительный.