Пылая гневом, я зашагал прочь. Вот и попробуй тут сохранить чувство собственного достоинства!
– Давайте, люди! – раздавался позади меня голос Шоми. – Делаем пожертвования! Передаем шляпу дальше!
Просто мелочь на память обо мне.
В бледном свете, проникавшем в северное окно нашего тесного офиса, я просмотрел «Утренние сплетни». Все утро лил дождь, что соответствовало моему подавленному настроению. Неудивительно, что акция по сбору пожертвований не попала в газеты. Вместо этого на их страницах широко освещался детский турнир по игре в классики в пригороде. В каком-то смысле я был даже рад. Я был в ярости на Ааза. Как он мог так обмануть меня саморекламы ради?
Он предупреждал меня, что, мол, политика развращает людей. Но я и подумать не мог, что этот постулат с тем же успехом применим и к нему самому. Я ожидал, что он заранее предупредит меня, если задумает выкинуть какой-нибудь трюк. Думаю, мне было просто обидно, что он надул меня вместе с остальными зрителями. Он хотел, чтобы я реагировал вместе со всеми, как будто опасался, что я словом или жестом могу выдать его замысел. Мне казалось, что я пользуюсь его доверием. Я бы точно сохранил его секрет!
Если честно, как наблюдатель на выборах, я должен был оставаться нейтральным. Думаю, я все прекрасно понимал. Просто я терпеть не могу, когда меня обманывают.
– Ты пойдешь со мной посмотреть Сид-Ту-Самую? – спросил я у Банни. Глип, взволнованный перспективой прогулки, скакал вокруг моих ног, своим весом сотрясая пол при каждом прыжке. Банни сидела, уткнувшись носом в толстый гроссбух, испещренный черными и красными чернилами. Когда я заговорил, она от неожиданности даже вздрогнула и взглянула на меня.
– Нет, спасибо, – сказала она и поспешила улыбнуться. – Встретимся на дебатах. Не возражаешь?
– Слушаюсь, босс, – сказал я. И хотя я использовал это слово игриво, она, похоже, поморщилась. Неужели мои жестокие слова, сказанные на прошлой неделе, все еще ранили? И тут меня осенило. Я посмотрел вниз. – Глип, останься здесь с Банни, хорошо?
– Глип! – воскликнул мой питомец, посмотрев на меня с упреком и разочарованием.
Я опустился рядом с ним на колени и заглянул в его огромные голубые глаза.
– Смотри, доставь ее туда без всяких приключений.
– Скив, я могу и одна! – запротестовала Банни.
– Глип! – сказал мой дракон, подмигнув мне одним глазом. Я кивнул. Я не доверял ни Синдикату, ни двум другим партиям. В данный момент я не доверял Аазу.
– …Пожертвования были щедрыми! – разносился над толпой голос. – Боги благосклонно взирают на тех, чьи руки не поскупились!
Сид величественным жестом вытянула перед собой бледные ладони, ее лицо сияло блаженной улыбкой, как будто она лицезрела некое божественное видение. Площадь вокруг беседки была забита танцующей молодежью. Люди постарше внимательно слушали. В этом не было сомнений: толпы с каждым днем становились все многочисленнее. Сид была настоящим хитом. Я же от всего сердца радовался этому. Мы сумели обойти упрямое молчание Синдиката.
– …В благодарность кандидаты подарили самым маленьким и самым юным воздушные шары и игрушки! Совершеннолетние получили воды жизни!
Я нахмурился. Эликсиры? Зелья? Кто мог позволить себе раздавать зелья? Я подождал, пока Сид объявит о предстоящих дебатах и вечеринках во всех трех штабах кампании и завершит выступление. Когда толпа начала расходиться, я обогнул лужи и встретил ее у подножия лестницы. Она спустилась ко мне. Серое платье красиво развевалось вокруг ее ног.
– Ну как тебе? – спросила она.
– Как всегда, эффективно, – ответил я. Щеки Сид довольно втянулись. Я предусмотрительно удалил из ушей воск, чтобы она не заметила пробки. – Что это за подарки от кандидатов? Ничего подобного не было в документе, который мы тебе дали.
– Это правда, – сказала она. – Прошу прощения, что внесла изменения в ваш отчет, но я осталась там после того, как вы ушли. Три кандидата раздали детям мелкие подарки безвредного характера. Затем Ааз подарим взрослым по бутылке виски.
– Ааз? – уточнил я. – Настоящий виски?
– Не настоящий из Уиса, а тот, что под названием «виски» подается в большинстве баров во всех измерениях. – Сид с тревогой посмотрела на меня. – Я сделала что-то не так? Мне казалось, мы все еще являемся единственным правдивым источником новостей в этом месте. И я решила, что мой долг состоит в том, чтобы точно информировать людей обо всех событиях. Я не включила в сводку свои наблюдения по поводу раздражения двух других кандидатов, ибо это отдавало бы редакторской позицией, я же должна лишь сообщать информацию.
– Нет, Сид, это я виноват, что не остался, – сказал я, мысленно проклиная свою вспыльчивость. Зря я позволил Аазу и Шомитамони меня подначивать, тем более что я знал: они делают это намеренно. Вероятно, Ааз хотел, чтобы я не мешал ему подкупить как можно больше избирателей.
– Спасибо, что предоставила факты. Ты делаешь отличную работу.
Сид улыбнулась:
– Это крутая работа! Я буду скучать по ней, когда все закончится.
Я вздохнул:
– Хотел бы я сказать то же самое.
Вы должны знать, как обращаться с детьми.
– Уаааааа!!!!
Я сам едва не расплакался. Экспресс-раунд конкурса «Поцелуй младенца» прошел не так гладко, как первый. Мы с Банни уныло сидели за столиком перед беседкой, откуда нам были видны все три кандидата. Очереди матерей с младенцами на руках тянулись далеко за пределы площади в близлежащие улицы. Правила конкурса запрещали нам затыкать уши, и мы были вынуждены стойко выслушивать бесконечный рев рыдающих младенцев. Банни морщилась всякий раз, как только начинал плакать очередной ребенок.
– Мне казалось, что однажды я захочу иметь детей, – сказала она, стиснув зубы. – Теперь я предпочту разбить перед домом цветник.
Даже Глип спрятался под столом, закрыв уши лапами и грустно что-то напевая. Я бы отправил его домой, но его присутствие помогало держать толпу в узде. Не то чтобы обычные протестующие подвергали младенцев опасности, но я уже видел, как они способны вызвать беспорядки множеством других способов. Хотя это и было для него болезненно, Глип проявлял понимание.
Правила экспресс-раунда были иными, чем в предыдущем конкурсе. Здесь главным фактором была скорость, а не точность. Неудивительно, что резкое приближение Ааза к младенцу-типпу более чем в половине случаев вызывало у матери и ребенка истерические слезы. Число меловых отметок под его именем на нашей доске неуклонно росло.
При всей его быстроте, Ааз изо всех сил старался не пугать младенцев. Я знал: он сам отец, а одним из его советов, который я никогда не забывал, было: «Доказательством того, что человек учится на собственном опыте, является то, что никто не станет будить ребенка дважды, чтобы увидеть его улыбку». Я начал подозревать, что не все взрывы плача были вызваны клыкастым лицом изверга, который склонился для поцелуя.
Я взглянул на команду Уилмера. Сам кандидат был слишком занят, чтобы доставлять неприятности. Карнелия стояла с ним рядом, подбадривая шефа. Поэтому я посмотрел на Мортона, мага «Партии Мудрости». Казалось, его больше интересовало то, как обстоят дела у Ааза, нежели у Уилмера. Почувствовав, что сила неуловимо нарастает, я встал, чтобы увидеть, что он делает. Как только Ааз наклонился, чтобы чмокнуть маленького мальчика с серебряной погремушкой, в спину мне ударил заряд магии. Потом еще один попал мне в лоб с противоположной стороны. Мы с младенцем залились слезами.
– Уааа! – завопил мальчик.
– Бу-у-у-у! – вторил ему я.
Я сделал глубокий вдох, пытаясь сдержать слезы. Банни в тревоге посмотрела на меня:
– Скив, что случилось?
– Незаконное вмешательство, – ответил я, глубоко вздохнув, и снова зарыдал. Стоявшая неподалеку крошечная девочка в розовом платьице сочувственно посмотрела на меня и протянула мне свой леденец. Я был так опечален, что едва его не взял. – Это все М-м-м-Мортон! Бу-у-у! – Но затем я заметил, что Риджинальд как-то подозрительно доволен собой. Вокруг него извивались сильные миазмы магии. Я указал на мага «Партии Дружбы». – И Риджинальд тоже! Уа-уа-уа! – Я пару секунд жадно хватал ртом воздух и снова зарыдал.
– Эй, минутку! – сказала Карнелия, поспешно подходя ко мне. Один из ее грызунов протянул платок. Она взяла его и по-матерински вытерла им мое лицо. – Надеюсь, вы не обвиняете нашего мага в том, что он мешает усилиям мистера Ааза? Согласитесь, ведь у него масса собственных естественных недостатков. Я имею в виду лицо и все такое прочее! У вас просто истерика. Кром свидетель, мы все ощущаем то же самое.
Орлоу подскочил к ней.
– Вы не можете винить нашего коллегу! С того места, где он стоит, он почти не видит Ааза.
Я сделал еще один глубокий вдох.
– Лишь потому, что я плачу, это не значит, что я в истерике! Просто кто-то швырнул в меня чары, – сказал я, пытаясь отдышаться, и потер глаз кулаком. – Я видел… я видел… я видел их! Они заставляли этих младенцев зареветь!
– Верно, – сказала Банни. – Десять штрафных очков Уилмеру и двадцать для Эмо! – Она мелом начертила на доске четкие линии.
– Что? – опешил Орлоу. – Почему это?
– За жульничество, а затем за ложь о нем! – Она повернулась к сцене и хлопнула в ладоши. – Кандидаты, пятнадцатисекундный перерыв! Мне нужно сделать объявление!
Эмо, Ааз и Уилмер отложили младенцев, которых на тот момент держали в руках.
– Пока мы со Скивом здесь, мы не потерпим никакого жульничества! Если кто-то из ваших сотрудников будет мешать детям другого кандидата, вы получите штраф. За каждое последующее нарушение он будет увеличиваться на десять баллов. Вы меня поняли?
– Да, мэм, – ответил Орлоу.
– Поняли, – громко вздохнула Карнелия.