– Как ваш модератор, я ожидаю определенного уважения к моей персоне, – сказал я.
Я получил ответ, когда из зала на меня обрушился настоящий шквал гнилых овощей. Я частично отразил его, но, увы, не весь. Слизь стекала по моей рубашке, заливаясь в штаны и ботинки. Я начал ловить снаряды в воздухе и швырять их обратно. Остался ли в Бокроми еще хоть один овощ?
– Ха-ха-ха!
Это хохотал Ааз. Ему вторили Эмо и Уилмер.
Я посмотрел на грязь и гниль вокруг моих ног. Дотянувшись до силовой линии, проходящей под сценой, я втянул в себя столько магии, что казалось, она вот-вот потечет из моих ушей. Я представил, как гигантские веники сметают кучи гнилых фруктов и овощей, пока не образовалась противная вонючая куча размером с бассейн. Я закатал рукава и вытянул пальцы. Осклизлая овощная масса, подрагивая, поднялась над сценой.
– О нет, мистер Скив, – испуганно пискнул Уилмер. – Вы не можете бросить все это в нас! Это было бы неэтично!
– В конце концов, – нервно сказал Эмо, – вы наш модератор.
– Да ладно, Скив, это была просто шутка, – добавил Ааз.
– Не волнуйтесь, – спокойно сказал я, хотя ярость внутри меня клокотала, как вулкан, и опустил овощную массу на сцену. – Я не брошу в вас ни единого овоща.
– Хорошо, – сказал Ааз. – Ты…
Вместо этого я собрал всю магию, какую только смог, поднял всех трех кандидатов из-за их кафедр и швырнул в овощную кашу. Шлеп!
Я отряхнул руки и сел. Потрясенная публика на мгновение умолкла, а затем разразилась бурными аплодисментами или насмешками, в зависимости от того, кто кого поддерживал. Репортеры, в том числе Экстра, принялись строчить в своих блокнотах. Жуки-фотографы кружили над нашими головами, щелкая крылышками, чтобы запечатлеть каждый момент происходящего. Я не знал, как эта разноцветная бойня будет выглядеть в газете, но не сомневался, что вскоре узнаю.
Ааз, Эмо и Уилмер кое-как поднялись на ноги. Мех, чешуя и одежда были сплошь заляпаны густой слизью. Я даже со своего места чувствовал отвратительный запах гнили. Мне было немного стыдно за свое поведение, за то, что опустился до их уровня. Зато я выпустил из себя весь гнев. Я был спокоен и умиротворен.
– Может, закончим? – любезно предложил я.
– О господи!
Это вернулась Банни. Я встал и стряхнул грязь со своей туники. Остальные тоже постарались придать себе более презентабельный вид. Осторожно ступая между раздавленными овощами, она поднялась на помост. Я поднял еще одно ведро с магией и насухо вытер ее стул. Мне пришло в голову, что не помешает сделать то же самое и с собой. Банни, разинув рот, смотрела на окружавший ее разгром.
– Что случилось? – строго потребовала она ответа, уперев руки в боки.
– Видишь ли… – начал я.
– Это не его вина, мисс Банни, – пролепетал Уилмер.
– Просто мы все немного увлеклись, – добавил Эмо.
– Ничего страшного, – сказал Ааз.
– Пусть говорит Скив, – решительно заявила Банни. – Хорошо?
Я немного помямлил и слегка позаикался, но я должен был выйти из этой ситуевины чистым, во всех смыслах этого слова. Банни слушала, глядя мне в глаза своими огромными голубыми глазищами. Я заметил, что ее щеки начали подергиваться. Потом губы. Потом носик.
– И это все, что вы могли придумать?
– Похоже, что да, – сказал я, пожимая плечами.
Банни ахнула, а затем громко фыркнула и расхохоталась, совсем не так, как та серьезная и сдержанная Банни, которую я знал. Сначала она стучала кулаками по столу, затем соскользнула со стула на пол и продолжала смеяться под ним. Ее хохот гулким эхом разносился по полю. Она махнула мне рукой. Я наклонился, чтобы помочь ей встать.
– Так ты не злишься? – спросил я. Глаза Банни блеснули:
– Злюсь?! Я удивлена, что ты так долго тянул! Они наверняка тоже не могли в это поверить.
– По правде говоря, мэм, ему ничего другого не оставалось, – сказал Уилмер с учтивым поклоном.
Эмо кивнул:
– Думаю, можно с уверенностью сказать, что мистер Скив доказал, что у него имеются скрытые глубины, в которые неразумно нырять слишком часто.
– Я был впечатлен, – сказал Ааз. – Вы должны приветствовать такой творческий беспредел.
– Хорошо, – сказала Банни, глубоко вздохнув. – В таком случае, может, закончим с остальным? Что там у нас по поводу образования?
– …И это мой план по реорганизации органов местного самоуправления. Гильдии и группы по интересам получают места в комиссии, но у каждого будет свой голос.
Ааз демонстративно отковырнул от уха кусок засохшей грязи и проглотил его. Его голос был таким же сильным, как и всегда, но в последние полчаса его выступления половина аудитории уже начала покачиваться и клевать носом.
– Надеюсь, я ответил на ваш вопрос.
Эмо кивнул, пересиливая зевоту. Ааз превзошел его как по продолжительности речи, так и по аргументации. Его просто невозможно было превзойти в красноречии. Я не встречал ни единого живого существа, которое было бы способно на это. Я был впечатлен. Он действительно обдумал тему и исследовал ее до мельчайших подробностей. Из него получится отличный губернатор. И я буду скучать по нему.
Орлоу прочистил горло.
– Можно дать нам всего одну минуточку?
Банни вздохнула.
– Всего одна минуточка, – сказала она. Наши надежды на завершение дебатов через полтора часа давно рухнули. Но пока погода и кандидаты держались, нам не оставалось ничего другого, кроме как позволить им продолжить. День голосования был уже почти на носу, и им был дорог каждый момент общения со своими сторонниками. Шомитамони по воздуху послала Аазу полбочонка пива и, пока он пил, почистила его. Орлоу и Карнелия созвали своих клиентов на общее совещание. Интересно, что они там задумали? Я попытался подслушать, но Карнелия заблокировала тесный круг единомышленников от досужих ушей. В присутствии десятков репортеров я не стал бы ставить им в вину то, что, обсуждая стратегию, они хотели сохранить секретность.
Со злорадством, яркими красками написанным на лицах, они вскоре разошлись. Начальники избирательных штабов удалились на свои места. Карнелия показала Уилмеру большие пальцы.
– Мистер Ааз, – сказал Уилмер, откидываясь назад от кафедры и мусоля один из своих инкрустированных грязью лацканов, – вы раздаете людям массу обещаний. Вы простите меня, если я скажу, что они страдают… гигантоманией?
– Что плохого в том, чтобы мыслить масштабно? – спросил Ааз.
– Сможете ли вы сдержать эти обещания после избрания?
Ааз улыбнулся им, блеснув четырехдюймовыми зубами.
– Я политик, баллотирующийся на губернаторский пост. Конечно, вы можете мне верить – в той мере, в какой вы верите любому другому кандидату.
– Но вы, сэр, не любой другой кандидат. На самом деле вы извращенец, сэр, не так ли?
– Мы, представители измерения Извр, предпочитаем название «изверг», – сказал Ааз, насупив брови.
Уилмер схватился за один из своих заляпанных лацканов и качнулся на пятках.
– Здесь, на Типпикано, мы привыкли называть вещи так, какими мы их видим, и то, что я вижу, – это из-вра-ще-нец. Низкорослый, уродливый извращенец. Мы наслышаны всякого-разного о представителях вашего измерения. А если их – этих историй – так много, то, по крайней мере, некоторые из них вполне могут быть правдой.
– Возможно. А возможно, это городские легенды, – ответил Ааз. Его глаза начали светиться. Я по многолетнему опыту знал: это означало скорые неприятности. Он вцепился когтями в кафедру. Я знал, что Уилмер это видит. Эмо тоже.
– А может, и нет. В конце концов, если больше людей верят во что-то, нежели не верят, то это, вероятно, правда, как вы думаете?
– Долгое время все верили, что гром вызывается богами, играющими в боулинг, – сказал Ааз. – Это верно только в двух известных мне измерениях, но вряд ли в большинстве других.
– А как насчет извращенцев в Извре? Во что верят они?
Я тотчас выпрямился. Банни тоже. Глип вскинул голову; драконьи глаза смотрели внимательно и настороженно. Мы все ожидали, что Ааз вот-вот взорвется. Я ни разу не видел, чтобы он проглотил это конкретное оскорбление. В обычных обстоятельствах он взревел бы, как раненый дракон. Я был впечатлен. Похоже, он и впрямь хотел победить на выборах. От возбуждения его глаза стали ярко-желтыми, налитыми кровью с охряными прожилкам. Он дважды моргнул и нежно улыбнулся публике, которая с горячим нетерпением ждала его реакции.
Когда он заговорил, его голос звучал спокойно и размеренно.
– Теперь вам понятно, дамы и господа, почему я единственный достойный кандидат на этот пост? Потому что оппозиция, которая зря тратила ваше время в течение долгих пяти лет, не может удержаться от расистских шуток в мой адрес. – Ааз посмотрел на публику и сделал трагическое лицо. – Они придираются ко мне из-за моего происхождения. Хотя я последний, кто разыграл бы расовую карту, но поступи я так, разве вы не нашли бы мне оправдания?
– Бедный вы наш, разнесчастный! – раздался из зала женский голос.
Эмо и Уилмер ахнули. Я удивился не меньше их самих. Как же ловко их подставили. Ааз ухмыльнулся. Настроение публики обернулось против местных кандидатов. Репортеры злорадно раскаркались.
– Боюсь, это заходит слишком далеко! – сказала Банни, приходя в себя. – Мистер Уивил и мистер Уивил-Скаттил, по штрафному баллу каждому из вас. Согласно правилам, вы имеете право комментировать поведение оппонента, но никакие личные замечания не допускаются. Особенно такие гадости! Я вам удивляюсь!
Я сурово посмотрел на них. Я хорошо помнил, почему сразу же невзлюбил их обоих месяц назад.
– Я бы не назвал это мудрым или дружеским поведением, – сказал я. – Если вы действительно хотите доказать свою точку зрения, вам нужно научиться думать по-другому.
– Да, сэр, – сказал Уилмер с легким поклоном. – Извините. Пожалуйста, позвольте мне принести вам мои извинения, мистер Ааз.
– И мои тоже, – добавил Эмо.
– Чтобы такого больше не было! – строго сказала Банни.
– Обещаем, мэм! – хором ответили оба кандидата. У обоих был задумчивый вид. Я очень надеялся, что до них наконец дошло.