Во-первых, сразу же обращает на себя внимание, что в эпоху, в которую наши норманисты хотели бы видеть «скандинавскую колонизацию» будущих северно-русских земель, основание скандинавами Ладоги и прочие приятности в том же роде, скандинавский информант автора жития называет землю куршей, расположенную втрое ближе к шведским берегам, нежели Ладога, «далёкой».
Во-вторых, рассказывается про разгром куршами датчан (что в свете изложенных выше данных не может уже вызывать никакого удивления). Неясным остаётся упоминание о захваченном куршами у датчан «золоте, серебре и множестве другой добычи». Трудно предположить, что датчане отправлялись с этими сокровищами в боевой поход – как говорится, не сдачу же они собирались давать ограбленным. Не следует ли из этого, что после разгрома датского набега на куршей последовал ответный, более успешный поход куршей на датчан?
И, наконец, в-третьих, чрезвычайно познавательно и любопытно, в каких красках рисуется военная экспедиция шведов на куршей – напоминаю, на одно из латышских племён.
Поход против куршей представляется очень славным деянием для всего шведского народа, во главе с королём. Войско для этого собирается «бесчисленное». То есть речь, подчеркиваю, не о набеге шайки викингов, а о великом походе во главе с верховным правителем. Первую встреченную шведами крепость куршей удаётся «неожиданно», то есть внезапной атакой, захватить и уничтожить. Но уже у второй крепости (кстати, к ней идут пять дней, что даёт представление о темпах передвижения скандинавов вдали от моря) шведское войско (напоминаю, общенародное ополчение во главе с верховным королём) вынуждено перейти к иной тактике. После девяти дней безуспешных попыток взять всем шведским войском укрепление куршей шведы впадают в состояние, близкое к панике, опасаясь, что будут отрезаны от кораблей и уничтожены. В такой обстановке согласие осаждённых куршей на мир и уплату контрибуции подаётся автором жития как чудо христианского бога.
В свете этого источника, автор которого был современником событий и собеседником их непосредственных участников, подлинный масштаб и амбиций, и реальных достижений «лучших воинов» становится особенно отчетлив и ясен. Как и то, что сочинения, живописующие «масштабную колонизацию» Русской равнины, разгром Хазарского каганата и успешные походы на Константинополь силами народа, в реальности считавшего в ту историческую эпоху своим достойным противником одно из латышских племён, а славным деянием – получение с одной из крепостей этого племени откупа, должны проходить по разряду ненаучной фантастики – в каких бы издательствах не выходили, какими бы дипломами и степенями не увенчивали друг дружку их авторы, и каким бы «справочным аппаратом» эти последние свои произведения не декорировали.
О норманнах в Восточной Европе
Со времен Погодина норманисты говорят – ну вот как это, норманны во всей Европе были, а на Руси не были (в данном случай оставляем в покое и явно не соответствующее истине «были во всей Европе»[112], и то что «не были на Руси» и «не звались варягами и не давали начала династии и государству» тоже разные вещи). Иловайский еще Погодину на это ответил – эдак русов и в венгры можно записать – ну как это, венгры и под Париж ходили, и под Царьград, а на Руси не были?
А я другим вопросом задамся.
А ЗАЧЕМ, собственно, норманнам было лезть в Восточную Европу? Норманны – мореплаватели. И даже до среднего течения впадающей в море реки доходили в одном-единственном случае – если там отсвечивала добыча масштабов Лондона или Парижа.
Прагматичные люди говорят – викинги хотели добычи.
Романтичные люди говорят – викинги хотели славы.
Появилась также версия, что первые набеги викингов не случайно били по монастырям и это, на самом деле, был поход за древних Богов против наступления новой религии – Контр-крестовый поход до крестовых походов, так сказать[113].
А теперь смотрим на Восточную Европу веков так VIII–IX.
Вы не находите, что с точки зрения викинга, зрелище крайне кислое? Городов, собственно, практически нет – а таких, как Лондон и Париж, с их римской еще историей, каменными зданиями и убранными в золото и парчу соборами – нет вообще, безо всяких «практически». Добыча из серии «не будем о грустном». Ну что можно было взять викингу с жителей Приладожья и Поволховья той поры? Меха? Так чего за ними через море плавать, вон, в лесу за хутором бегают.
Слава? И опять же, не будем о грустном. Вы представьте себя на месте вернувшегося из болот и боров Восточной Европы викинга – на пиру. Один сосед орет, брызжа слюною и пивом: «Я ходил за море, в лютой сече разбил лучшего из ярлов короля франков, потомка самого Карла Великого!» Другой надрывается, колотя себя в грудь: «А я сразился с самим королем англов!» И тут вступаете вы – «А я одолел вождя Кукуя Совиное Крыло, может, слышали?» Соседи будут просто счастливы.
С местью за Богов все ясно – с востока угроза святилищам Одина и Тора не шла.
И еще одно.
Скудную добычу и бескрылую славу пришлось бы еще и дорого оплачивать. Откройте-ка Константина Багрянородного, про «страшное, опасное и мучительное» путешествие «россов», да не для того, чтобы полюбоваться в очередной раз на злосчастные названия порогов, из которых уж третий век каждый исследователь вымучивает нужный ему смысл. На само путешествие гляньте.
Это – ПО течению. И в конце путешествия путников ожидал Царьград. А викингу, сунувшемуся в Неву, грести придется ПРОТИВ течения. Долго, очень долго.
Нева. Пороги.
Юг Ладоги с его поганым нравом, с постоянными штормами и кочующими с места на место мелями. Там в последнюю войну не парусные драккары, там дизельные суда бились и тонули только в путь. Что там творилось раньше. В 1718 году первый российский император, Пётр, отписывал гвардии поручику Фёдору Румянцеву, что «на Ладожском озере (…) одним сим летом с тысячу судов пропало»[114]. Ради чего, собственно, и затеяли строительство Ладожского (ныне – Старо-ладожского) канала.
Тысяча за год (ну, возьмём, что суда викингов всего лишь не лучше Петровских). Около трёх в день. Это уже не плавание, а русская рулетка получается.
Волхов. Опять против течения и опять пороги.
Чего я на порогах зациклился? А вы у того же Константина почитайте, каково было Днепровские преодолевать. И это, повторяюсь, ПО течению. А наши гипотетические викинги-мазохисты гребут ПРОТИВ – не забыли?
А теперь – еще немного о грустном. Я все понимаю, викинги разрекламированы по самое не хочу, величайшие воины мира и все такое. Одно маленькое но – свои величайшие воинские дарования они являли в основном там, где изрядной частью населения были крепостные да горожане, меч видавшие в основном у господ на поясах. Короче говоря – где появилось «мирное население», как таковое. До южных берегов Балтики было плыть куда поближе, но там викинги особенно не геройствовали – там обитали точно такие же отморозки, как и они, самих страшных и ужасных норманнов грабившие только в путь – а если верить иным сагам, скандинавским, отмечу, сагам, то и данью обкладывавшие. А Винланд – помните? Заселив пустынную Исландию и скудно заселенную Гренландию, в Америке викинги столкнулись с дикарями-индейцами. И – все. Меч отступил перед томагавком, викинги в Америке не закрепились.
Теперь обратим взгляд от далекой Америки на север Восточной Европы. Как тут с покорными забитыми крепостными? с жирными монахами? с драчливыми, но неумелыми в военном деле, привыкшими полагаться на городские стены бюргерами? Увы. Полное и абсолютное увы.
На днепровских порогах «россов» сторожили печенеги. Как по-вашему, финны, славяне и балты будут глазами хлопать, глядя на пробирающихся по невским и волховским порогам норманнов? Или, возблагодарив Богов за щедрый дар в виде кучи железа на олухах-чужаках, возьмутся за луки?
И еще – кому легче незамеченным подкрасться к путешественникам на дистанцию полёта стрелы – печенегу на коне по ровной как стол степи? Или пешему ижорцу, кривичу, словену – по родному для него ельнику?
В поэзии скальдов был такой устойчивый оборот – «дань финнов». Обозначались им… стрелы. Яснее ясного представляешь ту единственную, крайне сомнительную, выгоду, которой чужак мог разжиться в ельниках на берегах Ладоги и Волхова. Нужно еще объяснять, что странствие по рекам Восточной Европы было бы для норманнов сильно утяжелённой версией «ужасного и мучительного» пути из Киева в Константинополь?
А теперь вернемся к тому, чего начали. Уйдя от родного дома на расстояние, сравнимое с расстоянием от Киева до Константинополя, преодолев не одну, а две системы порогов, не по течению, а против него, неизреченной милостью Асов уцелев в стычках с местными племенами, наши мазохисты оказывались не в гостеприимной столице Восточной Римской Империи, а посреди болот и лесов Великорусской возвышенности, откуда до любой пристойной добычи – или, если норманны вдруг вопреки привычке надумали торговать, до любого пристойного рынка – еще столько же. Как минимум столько же. И еще замечу – о существовании этой добычи и этого рынка надо еще знать. Карт, по которым можно определить, что через Восточную Европу пролегает путь к Константинополю (пролегает ли?) и в Персию, у норманнов не было. Они видели то, что видели – узкие реки с порогами, перекатами и сильным встречным течением, болота и ельники, временами взрывающиеся стаями стрел. И все. Что говорить – восточнее «Гардарики» у скандинавов и в XIII веке располагался сказочный Йотунхейм[115]. Прямо в тех местах, где летописные варяги основывали города, по которым ходили в Персию «русы» арабских источников…
Нечего было норманнам делать в Восточной Европе до Владимира Святославовича, «конунга Вольдемара» – первого правителя Руси