Ему удалось выбраться даже из пропасти, которая находилась на дне чистилища и куда зашвырнули его бесы, иначе он навеки попал бы в самый ад. Выход был лишь по узкому и скользкому мосту над бездной. Он вел в земной рай, откуда открывался вид на врата рая небесного. Терпящим муки в чистилище не грозила адская пропасть: чистилище как преддверие ада располагалось на плоской равнине. Мучимые видели явившегося к ним живого и умоляли передать родным, чтобы они молитвами сократили их муки.
Мотив моста над адской пропастью известен многим религиям. В упоминавшихся диалогах Григория Великого рассказывается о кузнеце Стефане, который попал на тот свет и споткнулся на мосту. Демоны немедленно стали увлекать его в адскую пучину, но ангелы бросились на помощь его душе, вступив в борьбу с бесами.
Хотя в чистилище пребывают души умерших, они терпят телесные муки. Все вокруг наполнено их криками и зловонным запахом. В соответствии с мрачной средневековой традицией пытки были дифференцированы. В зависимости от степени греховности мучимых могли погружать в расплавленный металл по самые брови, по губы, до шеи, до пупка и т. д.
Бесы пытаются подвергнуть мукам и Овейна, но он защищается именем Христа. Демоны истязали грешников вместе с нечистыми животными — гадами (драконами, змеями, жабами), пожирающими их плоть. Рыцарь минует разные отсеки чистилища — черный луг, огромное огненное колесо, увлекающее души, парильню с нестерпимым жаром и гору, омываемую ледяным потоком. Оттуда путь ведет к мосту через огненную реку: тот, кто упал туда, навеки сгинет в адской пропасти. Бесконечные переходы от нестерпимого жара к страшному холоду — характерный сюжет адских мук. Герой пересекает безбрежные пространства: даже парильня, устроенная в виде дома, не имеет обозримого конца.
Не все визионеры, посещавшие преисподнюю, возвращались оттуда целыми и невредимыми, как Овейн. Те, кто не верил в существование святилища и силу имени Божия, могли погибнуть там, погубленные бесами. В одном из «примеров» священник-визионер незаметно пристроился у входа и наблюдал, как сам Сатана разбирается с явившимися к нему душами. Дьявол, однако, обнаружил незваного пришельца и велел подручным бесам опустить в горючую жидкость некое одеяние, которое те швырнули в лицо наблюдателю. Выяснилось, что это одеяние священник получил от умирающего, но не позаботился должным образом о его душе. Несчастный визионер очнулся от ожогов, и его унесли в больницу[39].
Соотношение духовного и телесного в загробных муках и райских наслаждениях оставалось сложной проблемой теологии. Могут ли души испытывать телесные муки? Или адские муки лишь видимое выражение мук духовных, результат разлучения с Божеством? Перед Страшным судом умершие должны восстать из гробов в невредимом телесном состоянии. Древние фольклорные сюжеты, согласно которым могила отождествлялась с преисподней, жили и в христианскую эпоху.
Рассказывают о некоем священнике, который, получая пожертвования, не заботился о душах прихожан. Однажды он проходил по кладбищу, и рука мертвеца ухватила его за ногу и держала до тех пор, пока епископ не явился, чтобы освободить клирика. Мертвец посетовал, что схваченный за ногу священник не молится за умерших.
В другом рассказе злоязычный не находит упокоения на кладбище: один отшельник увидел, как тот вышел из могилы с языком, изрезанным и свисающим до пояса. Его окружали прочие мертвецы. Они кляли его за то, что он не давал им покоя своим злословием ни до, ни после кончины.
Мертвые тела сохраняли прижизненные привычки. Однажды глав двух враждующих крестьянских кланов похоронили в одной могиле. Мертвецы повернулись в гробу спинами друг к другу и принялись драться как пара жеребцов. Пришлось выкапывать их и хоронить в разных могилах. Известно было и о том, как в самом аду души не прекращали вражды и бросались одна на другую с топором. Таким не могли помочь даже заупокойные молитвы.
Тело неотделимо от души, и дьяволу — князю мира сего, мира материального — души бывает мало. В одном из «примеров» дьявол подстерег грабителя. Тот явился к могиле ростовщика и пытался отобрать у него золото, в которое тот по привычке вцепился. Удушив грабителя, дьявол заявил, что теперь завладел и телами грешников, швырнув оба трупа прямо в ад.
Разделение материального и духовного не могло быть абсолютным в культуре, где даже грехи и добродетели имели определенный вес, ведь во время Страшного суда их взвешивал архангел. Бесы пытались надавить на чашу с грехами, чтобы она перевесила добродетели, но архангел отгонял их мечом. Напротив, Богородица в «примерах» часто помогала увеличить вес добродетелей.
Святой Михаил, взвешивающий души и повергающий дьявола. Из голландского часослова XV в.
Koninklijke Bibliotheek National Library of the Netherlands
Проблема грядущего воскресения из мертвых перед Страшным судом волновала людей не меньше, чем посмертный суд над душой. Это касалось в первую очередь погребального обряда, ведь воскресение должно быть телесным, тело должно встать из могилы на звук архангельских труб. В Европе христиане стали первым делом отказываться от языческого обряда кремации. Тело должно было лежать в могиле лицом на восток, откуда ждали Мессию при Втором пришествии. Но как быть с людьми, не сохранившими до смерти целостности тела: погибшими в пожарах, пожранными дикими зверями (так расправлялись с христианами в римских цирках)? Уже великий учитель Церкви Блаженный Августин со ссылкой на Евангелия («Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить», Мф. 10, 28) утверждал, что Господу под силу воскресить из мертвых.
Способ смерти был важен для язычества, ведь от него зависела посмертная судьба — погибший в битве попадал в воинский рай и т. п. Однако это не имело значения для христианина. Тем не менее Церкви приходилось постоянно бороться с предрассудками.
В конце XIII века Владимирский епископ Серапион убеждал верующих, что засуха, неурожай и прочие бедствия не зависят от нечистых покойников, якобы оскверняющих своими телами землю. Наиболее благочестивые христиане, особенно в среде русских старообрядцев, проявляли заботу о целостности тела после смерти, собирая остриженные ногти и волосы. В народных верованиях считалось, что ногти пригодятся, когда придется взбираться на гору, ведущую на тот свет. Указ Петра I о бритье бород воспринимался как исходящий от Антихриста, не верящего в воскресение из мертвых.
Христиане верили в то, что тело в могиле продолжает жить и ждет воскресения для Страшного суда. Это укрепило архаичные народные суеверия о живых мертвецах, встающих из могилы и нападающих на живых. То были мертвецы, умершие без покаяния, самоубийцы, опойцы (те, кто умер от перепития), отлученные от Церкви и т. п. Страх перед вредоносными мертвецами принимал массовый характер после эпидемий вроде «черной смерти», опустошившей Европу в XIV веке. Древние верования о календарном возвращении мертвецов, Дикой охоте, Хеллоуине (Дне Всех Святых) поддерживали эти представления.
Тела нечистых покойников не разлагались до тех пор, пока они не избудут отпущенного им срока «жизни». Но эта нетленность была противоположна нетленности мощей святых. Злые духи или души, вырвавшиеся из чистилища, вселялись в эти тела и, чтобы оживить их, должны были напитать их свежей кровью. Кровь как носительница жизненной силы и души известна верованиям многих народов: еще Одиссей привлекал души в Аиде жертвенной кровью.
С XII века активно распространялись кровавые наветы на иудеев. Их обвиняли в том, что они использовали кровь младенцев других вероисповеданий для ритуальных целей. Одновременно с этим появились рассказы о демонах, вселявшихся в живых людей и заставлявших их пить кровь, перегрызая горло жертве. Вампиры, выходящие из могил, высасывают ночью кровь своих жертв, после чего те угасают. Позже стали верить в то, что они сами превращаются в вампиров. Целые деревни могли оказаться жертвами выходца из могилы.
По традиции c вампирами стали ассоциироваться два исторических персонажа XV века. Одним из них был сподвижник Жанны д’Арк Жиль де Рэ. Он увлекся поисками философского камня для добывания золота и использовал для этого кровь. Говорят, из-за его экспериментов погибло триста младенцев.
Другим кровавым злодеем считают валашского воеводу Влада Цепеша, или Дракулу. Бесконечные войны и жестокая расправа с пленными (традиционная казнь — сажание на кол, откуда и пошло прозвище Цепеш, «кол») превратили его в полумифического «дракона» — Дракулу. Ассоциации с драконом привели к представлениям о летучих кровососущих тварях-оборотнях. Лучшее средство избавления от ходячего покойника — кол: с его помощью нечисть можно было пригвоздить к могильной земле.
Дракулу характеризует одна из рассказанных о нем средневековых историй. Однажды он велел собрать в своей резиденции всех убогих — нищих и калек — и досыта их накормить и напоить. Это дело богоугодное: такими пирами славился и русский князь Владимир Святославич после того, как выбрал христианскую веру для Руси. Насытившиеся бродяги предались веселью, и Дракула спросил их, что им еще нужно. Довольные угощением отвечали, что Господь должен подсказать правителю, какие благодеяния он может еще совершить. Воевода вопросил, хотят ли они впредь ни в чем не нуждаться, и, естественно, получил утвердительный ответ. Тогда Дракула велел запереть двери покоев и сжечь всех собравшихся там заживо, отправив их прямиком на тот свет.
Представления о вампирах наиболее характерны как раз для Центральной Европы, где жил Дракула. Само слово «вампир» считается производным от венгерского обозначения ведьмы — «убыр». Вероятно, к тому же слову восходит и славянское «упырь». Недаром у славян считается, что колдуны превращаются в упырей после смерти. Но в упырей могли превратиться и обычные покойники при определенных условиях. Например, если через их гроб перед похоронами перескочило животное или перелетела птица. Или если те, кто хоронит усопшего, оборачиваются от гроба к дому, показывая дорогу мертвецу, и т. п.