Фармазоны
В книге «Люди и ложи» Н. Берберова называет в числе русских масонов А. Амфитеатрова. Личность весьма красочная, талантливый писатель и первоклассный журналист, данный литератор, одно время крайне левый по убеждениям, испытавший за то кратковременную ссылку в Сибирь, решительно не принял революцию, эмигрировал, и за границей круто эволюционировал направо, так что в последние годы жизни занимал определенно консервативные позиции.
Каждому, кто знаком с его богатым и многообразным творчеством, известен постоянный его интерес ко всему загадочному и таинственному, а равно и его умение на манер искусного и ловкого репортера проникать в суть даже и тщательно скрываемых вещей. Напрашивается мысль, что и вступить в масонство его толкнуло в первую очередь любопытство и поиски новой, не изученной среды, и что он вполне мог узнать и разведать вещи недоступные рядовым, а, пожалуй, и даже не вполне рядовым членам Братства Вольных Каменщиков.
С этой точки зрения, стоит вспомнить, что в одном из томов серии «Вчерашние предки» Амфитеатров обстоятельно описывает страшную оккультную организацию, которую обозначает сравнительно прозрачным именем фармазонов. Рисуемые им леденящие жуткие картины их обрядов и их интриг поражают своим реализмом; хотя ныне, через столько лет, навряд ли возможно проверить портретную точность выведенных им фигур или сопоставить рассказанное в романе с подлинными событиями, современником которых являлся писатель.
Думаем, однако, что для теперешних читателей представляет определенную ценность ознакомиться с упоминаемым выше произведением; тем более, что достать сочинения Амфитеатрова не особенно трудно.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 8 апреля 1989, № 2018, с. 4.
Слова мудрости
В номере 1–2 «Литературной России» от с.г. перепечатано, со ссылкой на журнал организации витязей в Париже «Костер», такое вот высказывание генерала Кутепова:
«Говоря о русском национальном чувстве, я не хочу быть неверно понятым. Я сам великоросс, но я считаю не только неправильным, но и вредным с государственной точки зрения, когда клич "Россия для русских" понимается как Россия для великороссов. Россия – не только Великороссия и даже не только Великая, Малая и Белая Русь, – все народы, ее населяющие – ее дети. Среди них не должно быть пасынков. Не поглощения разных племен требует Россия от своих сынов, а любви к общей Матери-Родине. Россия не требует того, чтобы грузин или татарин отказались от своей национальной культуры, она не стремится к обезличению своих детей.
В нашем богатом языке, к сожалению, утратилось одно слово: "россиянин". А между тем это слово нужно и даже необходимо – оно шире, чем слово "русский". Все народы, населяющие Россию, независимо от национальности, прежде всего "россияне". Я верю, что новая освобожденная и возрожденная Россия будет именно Россия для россиян».
Это – слова подлинного народного вождя, подлинного государственного мужа! Произнесенные им в 1929 году, они как нельзя более актуальны и нужны в наше время.
Жаль, что «Литературная Россия» не всегда следует сформулированным в них правилам. А уж о многих других органах печати в нынешней России, увы, – и говорить не приходится! Они с мыслями генерала Кутепова, – в кричащем противоречии.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Печать», 8 октября 1994, № 2304, с. 2.
Две цензуры
В книге П. Пильского «Затуманившийся мир», изданной в Риге в 1929 году, автор так комментирует воспоминания И. А. Белоусова «Литературная среда», опубликованные в Москве в 1928 году: «Что может быть страшней и беспощадней цензуры в СССР?». Но Белоусов об этом не говорит ни одного слова. Зато «царской цензуре» достается жестокое осуждение. Эта «царская цензура накладывала свою лапу на печатное слово», «она не менее зорко следила и за устным словом». Приводится пример. В сентябре 1913 года исполнилось 50 лет газете «Русские Ведомости». Днем было назначено заседание в «Славянском Базаре», вечером подписной ужин-банкет. Начались речи.
После одной из них дежурный пристав закрыл собрание. Некоторые стали уходить. Другие остались сидеть. И. А. Бунин заявил приставу, что он не уйдет, пока ему не подадут заказанное кофе. Пристав попросил Бунина следовать за собой для составления протокола.
– Нет, вы за мной следуйте, – сказал Бунин и пошел ко своему столу.
– Ваше имя и звание? – спросил пристав. Бунин дал ему свою визитную карточку.
Пристав начал составлять протокол. Бунин заявил, чтобы в свидетели был поставлен, между прочим, академик Овсянико-Куликовский[594], а на другой день поехал к градоначальнику. Тот, выслушав его, сказал, что ничем не может ему помочь.
– Да я не защиты приехал просить у вас – объяснил Бунин, – а жаловаться на некорректное поведение ваших подчиненных.
И градоначальник сразу переменил тон, предложил писателю кресло и очень огорчился тем, что свидетелем был вызван академик Овсянико-Куликовский, и Бунин сам оказался тоже почетным академиком. И дело было замято.
Так вот как несправедливо и жестоко обращалась «царская цензура» и как тяжела была ее «лапа». Попробовал бы сейчас Белоусов устроить банкет и произнести антиправительственную речь, и послушал бы я, как это он стал бы разговаривать с дежурными чекистами, и хотел бы я узнать, что ему было бы уготовлено, и как бы все это кто-нибудь сумел бы замять.
Но об этом Белоусову писать в высшей степени неудобно и даже невозможно, хотя теперь «царской цензуры» в СССР нет.
А это еще в «счастливые» 20-е годы!
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 27 февраля 1993, № 2221, с. 2.
В. Рябушинский,«Старообрядчество и русское религиозное чувство»(Москва-Иерусалим 1994)
Наиболее интересную часть исследования составляют главы, посвященные развитию религиозного чувства в России с XVIII по XX века, а также истории старообрядчества, включая создание Белокриницкой иерархии.
Не удивительно, что видный старообрядец[595] огромное значение придает соблюдению обрядности. Более неприятна его подчеркнутая враждебность к интеллигенции и попытки придать своему сочинению особо «народный» характер, выражающийся, например, в систематическом употреблении просторечного и вульгарного слова «помер» вместо «умер».
Интересная деталь, – нам так и так известная, но и специально упоминаемая составителями, – что старообрядец и возглавитель общества «Икона» состоял в то же время в масонской ложе. Высказывания его самого о масонстве несколько двусмысленны: «Роль масонства в России вообще любопытна, сложна и противоречива; оно разлагало и выветривало православный характер веры среднего бесхистростно верующего русского человека, и в то же время служило нередко промежуточным этапом, приводившим к православию русских вольтерианцев».
Однако, как он же констатирует, раскольники в целом относились к братству вольных каменщиков иначе: как он выражается, «подозрительно» (мы бы сказали скорее «проницательно»). Это отношение он иллюстрирует, приводя отрывок из старого стихотворения неизвестного старообрядца:
Появились недавно в России франкмасоны
И творят почти явно демонские законы
Князю тьмы они тайно угождают;
Но многие со стороны люди про то знают;
Любодейства Вавилон град всякие скверны
В коем антихристу трон яко рабы верны.
С другой стороны, невольно спрашиваешь себя, не является ли прикровенным намеком на его масонский опыт такое вот высказывание Рябушинского в опубликованной здесь же статье «Значение русской эмиграции в идейной жизни современного мира»:
«Одним из примеров связи между атеизмом и сатанизмом может служить учение карматов, называемое так в честь одного из вождей движения – Кармата. Последователи этого учения основали в десятом веке по Рождестве Христовом на берегах Персидского залива небольшое независимое государство, существовавшее пока его не уничтожили соседние мусульманские государства. Учение карматов изложено в XIV веке известным арабским историком Макризи. Он указал, как верующих мусульман постепенно приводили к неверию. Для громадного большинства просвещение оказывалось на 6-й ступени утверждением, что истина в атеизме. Но избранному меньшинству на трех последних ступенях объясняли, что полная истина в сатанизме».
О карматах ли тут речь?!
В собранных тут статьях крайне неприятно режет глаз манера автора давать все иностранные имена и названия латинскими буквами. Это обычно является свидетельством или очень поверхностной только образованности или прямого неуважения к родному языку.
Впрочем, не блещут в этом отношении и составители, сообщающие нам в предисловии, что Рябушинский похоронен «на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа». Не Сен, а Сент-Женевьев! Стыдно не понимать, что речь о Святой Женевьеве, а не о каким-то несуществующем Святом Женевьеве.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 12 ноября 1994, № 2309, с. 2.
И. Солоневич, «Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия» (Москва, 2003)
Мое первое впечатление было разочарование. В книге собраны статьи за период 1948–1953 годов, печатавшиеся в «Нашей Стране». Их-то я читал сразу, когда появлялись. А вот бы собрать статьи из «Голоса России», более раннего времени! Из них я видел лишь немногие (кажется, один только номер той газеты и держал в руках).
Далее, не совсем понимаю, по какому принципу статьи отбирались? Некоторые из появлявшихся в буэносайресской газете, ярко врезавшиеся мне в память, как очень удачные, тут отсутствуют. Например, характеристика «русского американца» Никиты Степанова… Или статья о выборах в России, в случае падения коммунизма (нота бене: если бы он пал тогда!): люди с вечера голосуют за Владимира Кирилловича, а проснувшись утром узнают, что избран Абрамович (известный меньшевицкий деятель в те дни).