Более 20 % активных членов НТС, в большинстве старых эмигрантов… покинули ряды Союза. Свое решение они мотивировали тем, что организация потеряла духовное и идейное лицо, превратилась в подобие коммунистической партии СССР и стала как бы придатком западных спецслужб. В числе ушедших был и Байдалаков[604]… В январе 1956 г. был основан «Российский Национально-Трудовой Союз», но просуществовал он не долго».
Помню, с этой последней организацией, в частности ее отделом во Франции, которым руководил Одинец, мы, русские монархисты, установили когда-то дружественные контакты. Но, как факт, в ней было мало членов, и большой роли она не играла.
Предлагаемые воспоминания интересны с точки зрения фактов. Однако с точки зрения идеологической эволюции данной организации, многое для нас остается непонятным. Вот о Югославии Байдалаков пишет: «Союз Русской Национальной Молодежи возник в середине 20-х гг., с монархическими настроениями. Когда же с осени 1928 г. председателем этого Союза стал автор этих строк, Союз перешел на позицию непредрешенчества».
Почему?
Удивляют объяснения Байдалакова: «Открытая рана уязвленного национального самосознания. Россия как государство была тогда стерта с лица земли… Господствовал культ героя и героики… "Капитаны" Николая Гумилева волновали, увлекали и звали к ответу».
Так разве монархисты меньше, чем непредрешенцы, страдали от «уязвления национального самосознания»? А Гумилев, как известно, был убежденным монархистом.
Создается впечатление, что дело было только в желании насолить отцам, старшему поколению, говорить и делать что-то наперекор им. Чем, понятно, подрывалось единство Зарубежья и причинялся большой вред.
Далее: «Образы революционной героики "Земли и воли" и эсеров всех восхищали и вдохновляли». Но разве монархизм исключает героику или ей мешает?
«Отталкивание от социалистического лагеря было вызвано констатацией: "против царя шли с бомбами и забастовками, а теперь пасуют"…» Браво! Но ведь монархисты это самое и говорили, и чувствовали.
«Гибель лучших из лучших офицеров, похищения генералов Кутепова и Миллера говорят о трагической детской беспомощности». Допустим, хотя бы и так. Хотя это и не вполне справедливо. Но ведь это говорит самое большее о недостаточно хорошей организации борьбы с большевиками, – и никак не является доводом против монархической идеи. А, как факт, потом в работе НТС срывов и неудач, и даже похищений их членов, возникало ведь вдоволь!
Однако вот: «Чувствовался скептицизм к старшему поколению и его начинаниям». Законный ли? Это старшее поколение выдержало – и именно героически! – тяжелейшую борьбу с коммунистами. А если, опять-таки, методы борьбы (особенно в новых, очень трудных условиях) в чем и хромали, – разве это доказывает, что вековая, вечная идея России, выражавшаяся в словах «За веру, царя и отечество!» была плоха? А что же нового могли дать солидаристы, что они конкретно предлагали? «Непредрешенчество», это не ответ на вопрос; это – уход от ответа!
Ну вот: «повышенный интерес к фашистскому опыту в Италии», – это уже ближе к разъяснению настроений нацмальчиков. Только ведь сии пути оказались химерическими, сии схемы ложными болотными огоньками… Хотя, согласимся, данной болезнью переболела вся Европа; не диво, если и часть русской эмиграции тоже.
Лозунг «Поиск новых путей и решений» относится, собственно говоря, к приемам, к тактике противодействия большевизму. Идеология тут не при чем. Что же до таких принципов, как: «Признание примата духа над материей» – так он уж безусловно входит в монархическое миросозерцание (да и в словах «за веру» как нельзя более ясно выражен).
«Отмежевание от марксистского социализма и от реакции»; ну, тут, заключены две вовсе разные вещи. От социализма монархисты, конечно, отталкивались; а что такое «реакция» – оно не слишком ясно. Подразумевается ли возвращение к тем устоям, на коих всегда держалась Россия, когда являлась могучей и благоденствующей? И вообще – всякому известно, что монархия может быть и очень либеральной, включающей обширные свободы.
монархисты». Поэтому с ними НТС не желал сотрудничать. С Русским Корпусом на Балканах – тоже нет. Тем не менее, именно Регенау (он же Хольмстон[605], он же Смысловский) сумел спасти своих солдат и офицеров, советских подданных, от выдачи. Спаслись и те подсоветские, которые попали в Русский Корпус. А те, кто служил в РОА, и именно там, где слушались энтеэсовцев – в значительной мере пошли под нож…
Добавим, что после войны, и вплоть до падения советской власти в СССР, солидаристы занимали по отношению к монархистам, резко враждебные позиции. Было ли это нужно, и зачем? Теперь, по некоторым слухам (непроверенным!) они склоняются к более примирительным взглядам. Тем лучше, если и вправду так. Но многое в прошлом ведь уже не поправишь. Хотя никогда не поздно сделанные ошибки пересмотреть…
От редакции. Также спаслись те, кто доверились покойному сотруднику «Нашей Страны» Сергею Львовичу Войцеховскому. Он сумел снарядить два поезда и вывезти политических эмигрантов и беженцев из Варшавы, из-под носа наступающей Красной Армии.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 16 ноября 2002, № 2723–2524, с. 5.
Знакомые все лица
В воспоминаниях Байдалакова, опубликованных в Москве в 2002 году, читаем, на страницах, относящихся к 1942 году: «Звонит С. П. Рождественский из „Нового Слова“, шлет ко мне человека из-под Гатчины. Открываю дверь на его звонок – подтянутый брюнет лет тридцати, интеллигент, поручик СД. Приехал из русского отряда в рядах войск СД. Представляется – Николай Николаевич Рутченко-Рутич. Рассказывает свою биографию: аспирант исторического факультета, ученик академика Грекова: когда вспыхнула война, решил перейти к немцам, для чего „записался“ в формировавшийся отряд советских парашютистов, попал таким путем в немецкий тыл, поступил в войска СД, познакомился скоро в прифронтовой полосе с людьми из НСНП и вступил в его ряды. Хотя биография его была явно приглажена и лакирована, был принят нами в Берлине с распростертыми объятиями – там видно будет. Позже стало известно, что одна молодая дама близко знала его в 1940–1941 годах в Риге, когда он носил форму НКВД. Ныне эта дама вышла замуж, счастлива, переселилась с мужем в Канаду и совсем не хочет воскрешать увлечения своей юности».
В примечаниях, составленных А. Окороковым, к сему добавлено: «Рутченко Николай Николаевич (псевдоним Н. Рутыч). Родился в 1916 г. в Одессе. В 1939 г. окончил исторический факультет Ленинградского университета и был мобилизован. В 1941 г. попал в плен (по другим данным сдался добровольно). В годы войны служил в СД. В 1942 г. вступил в НТС. В январе 1944 г. был арестован Гестапо и заключен в особый лагерь, из которого бежал в конце войны. Некоторое время находился в Риме, а затем переехал в Париж. Временно проживал во Франкфурте, где занимался оперативной работой, в основном с советским персоналом посольств, торгпредств и прочих советских учреждений в Европе. Постепенно отошел от союзной работы и занялся историей России, в т. ч.: "Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России" (М., 1997)».
Итак, у данной особы имеются налицо две биографии; весьма между собою различные! А есть и третья.
Раскроем книгу В. Батшева «Власов» (Франкфурт-на-Майне, 2001):
«А группа ленинградской молодежи свыше 1000 человек (студент Рутченко) вышла в леса под Гатчину, чтоб дождаться немцев и бороться против сталинского режима, (но немцы послали их в свой тыл – шоферами и кухонными помощниками)».
Это, между прочим, версия, которую сам г-н Рутченко дал Солженицыну, и которая вошла в книгу «Архипелаг Гулаг» и читается в России без тени сомнения… Хотя она – самая неправдоподобная из автобиографий Николая Николаевича Рутыча.
Мне довелось с ним встретиться в оккупированной немцами Гатчине, где он был отнюдь не шофером и не кухонным мужиком. И встреча эта едва не стоила мне тогда жизни…
А второй раз мы встретились на Корсике, куда при приезде в Париж Хрущева оказалась выслана вся головка солидаристов во Франции. Из коих он был в особо близких дружеских отношениях с А. П. Столыпиным. Я-то там побывал не как энтеэсовец, конечно, а как монархист.
Окороков не упоминает еще о том, что Рутченко редактировал несколько лет журнал «Грани», а позднее занимал важные посты на американском радио.
Невольно думаешь: если солидаристы проявляли столько доверия при вербовке членов, – не удивительно, что у них получалось столько трагических неудач, как рассказывает Байдалаков: люди, посланные в Россию, попадали в руки чекистов и погибали; члены их союза, иногда занимавшие видный пост, переходили на сторону большевиков, и тому подобное.
Может быть теперь, когда это навряд представляет опасность, г-н Рутченко, который и ныне здравствует и процветает в Париже, поделиться с публикой подлинными данными своей жизни? Особенно бы интересны детали, относящиеся к 1940–1941 годам и пребыванию в Риге.
Несколько лет назад он очаровал художника Глазунова повествованиями о своих подвигах и приключениях. Неизвестно, однако, какой из вариантов своей судьбы он тому излагал?
Много других имен мне знакомо из фигурирующих в книжке Байдалакова, одни с хорошей стороны, другие с иной. Но если о них рассказывать, то уж в другой раз…
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 19 октября 2002, № 2719–2720, с. 3.
Неполная биография
Мы уже имели случай упоминать, что у известного публициста и политического деятеля H. Н. Рутченко, члена НТС, есть налицо несколько вариантов его жизнеописания.
«Новый Мир» № 3 от с.г. дает ему новую версию, пером Д. Шеварова: «Сын офицера-дроздовца, закончил исторический факультет Ленинградского университета, где учился на одном курсе с Львом Гумилевым. Участник финской войны, командир роты в начале Отечественной. Узник Заксенхаузена и Дахау. После освобождения союзными войсками попал в англо-американск