«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 26 марта 1982, № 1665, с. 2.
А. Беннигсен, «Мусульмане в СССР» (Париж, 1983)
Книжка вдохновлена не любовью к мусульманам, а палящей ненавистью к России. Страсть не считается с логикой и здравым смыслом; потому разумного человека г-н Беннигсен[664] ни в чем не убедит. Разделят его мнения лишь те, кто сами заранее тоже ненавидят Россию, по эмоциональным побуждениям или из политического расчета (часто, заметим, ложного и глупого). Пристрастность и несправедливость автора так и бьют в глаза. Вот он разбирает отношения между дореволюционным русским правительством и подвластными ему мусульманами. По его словам, в этой области существовали три метода. Первые два он резюмирует следующим образом:
«1) Кооптация элит. Это политика привлечения мусульманской элиты: земельной знати, торговой буржуазии и даже духовенства – без принужденного обращения в христианство… проводилась Иваном Грозным в татарских областях на Волге и в Сибири и особенно Екатериной Второй в Крыму и в отношении казанских татар и жителей казахских степей… Екатерина Вторая постаралась завоевать симпатию своих мусульманских подданных… всем мусульманам была предоставлена полная свобода вероисповедания… Самые плодотворные результаты эта политика принесла в отношении татарского купечества… Татарская диаспора достигла небывалого дотоле экономического расцвета… Местная кабардинская знать была, со всеми ее привилегиями, принята в ряды русского дворянства, а правящий слой казахских степей, феодальное дворянство монгольского происхождения, не считаясь формально русским, сохранил свое привилегированное положение, оставаясь богатым и влиятельным. Большинство их, а среди них этнограф и писатель Чокан Валиханов[665] и некоторые другие потомки Чингиз-Хана, были убежденными «западниками» – сторонниками тесного сотрудничества с русскими…
2) Политика изоляции. В Дагестане и Туркестане русские приняли диаметрально противоположную политику. Они стремились не приручать местную элиту, но, напротив изолировать данные территории, «охранять» от любого внешнего влияния, будь то русского, персидского или татарского. На Северном Кавказе… власти воздерживались от любого вмешательства в дело горцев, довольствуясь поддержанием порядка и законности. Мелкая местная аристократия… сохраняла свои привилегии и лояльность к дому Романовых».
Решительно непонятно: чем же недоволен Беннигсен? За что он мечет громы и молнии против русской монархии? И в чем, собственно, он ее обвиняет? Казалось бы, оба описанные метода вполне гуманны и глубоко целесообразны. И уж, во всяком случае, в них нет ни малейшего следа национального угнетения или какого-либо геноцида! Привлекая к сотрудничеству местные национальные элиты, власть их приобщала к мировой культуре, и тем подготовляла культурный расцвет на местах; что отчасти и произошло, о чем и сам Беннигсен упоминает (даже в сфере мусульманского богословия!). Что же до предоставления народам Средней Азии права жить по их собственным законам, избегая нарушить их быт, – не представляет ли оно собой реальное осуществление самой широкой национальной автономии?
Правда, Беннигсен упоминает и о третьем методе, глухо ссылаясь (без уточнений…), что он практиковался «до первых Романовы» (при Годунове? в Смутное время? – так тогда у русских и своих-то забот был полон рот!) и при Анне Иоанновне (когда во всем было сделано немало ошибок). Он выражается так:
«3) Ассимиляция. С относительным успехом эта политика применялась к казанским татарам и менее успешно к казахам. Мусульманская аристократия имела выбор между: а) кооптацией с обращением в православие или без; б) экономической гибелью; в) физическим уничтожением. Массы подвергались религиозной (не национальной) ассимиляции. Все новообращенные, не будучи ассимилированы, имели те же права, что и другие подданные империи. Они сохраняли свою татарскую сущность и национальный язык (с транслитерацией в кириллицу). Православная литургия была переведена для них на татарский язык».
Как ни странно, Беннигсену больше всего по душе как раз последний метод, и он с неодобрением отмечает, что ни правительство, ни русское духовенство его в достаточной степени не поддержали. Как видим, и тут речь не шла о принудительном обрусении; все ограничивалось сферой религии; да и то, более способами пропаганды, чем прямого насилия. Об истреблении или об экономическом, или юридическом ущемлении тут говорить не приходится. Однако, это – отнюдь не основное направление в действиях государства, а лишь отдельные и временные от оного отклонения, принадлежащие притом довольно далекому прошлому.
Через всю книгу проходит настойчивое, насквозь фальшивое смешение и отождествление старой России с советской, царского строя с большевицким. Злодеяния сего последнего мы категорически отказываемся брать на себя. Впрочем, и по отношению к нему критика Беннигсена часто неубедительна и не обоснована.
Он возмущен, что Туркестан был разделен на несколько союзных республик (хотя он и до русских состоял из многих государств). Ему бы хотелось, чтобы все подсоветские мусульмане были объединены в одно целое, хотя бы и подчиненное Москве. Подобное построение совершенно нерезонно. В природе не существует никакой единой мусульманской нации, тем более национальности! Мусульмане искони воевали друг с другом, воюют и посейчас; Персия с Турцией прежде, Иран и Ирак в наши дни; арабы ожесточенно боролись с турками за свое освобождение, и т. д.
Общая религия (а мусульмане, в том числе и подсоветские, разделены на два вероисповедания, сунниты и шииты) не отменяют наличия разных языков и разных традиции. Узбеки и таджики, осетины, азербайджанцы и черкесы говорят на совершенно различных языках и имеют радикально разные обычаи; как же можно бы было их соединять в одной республике или автономной области? В данном случае, советское правительство действовало логичнее, чем рассуждает сочинитель «Мусульман в СССР». Кстати, зря он повторяет все время формулу о 12 веках Ислама: у тех же черкесов и осетин, тем более у казахов и башкир, Ислам установился весьма недавно.
Факты, какие можно вычитать у Беннигсена, бывают двоякого рода: правдивые (и тогда убийственные для собственной его концепции!) и поддельные (и тогда они вовсе не стоят на ногах!). Вот образец первого вида: «К 1905 году… культурный уровень русских мусульман был поднят на необычайную высоту. Такие города, как Казань, Уфа, Оренбург, Троицк, Бахчисарай и Баку превратились в культурные и интеллектуальные центры, способные соперничать с Дамаском, Бейрутом, Каиром и Стамбулом» (Беннигсен имеет в виду чисто мусульманскую образованность; в смысле же европейской, Россия, понятно, стояла повыше Египта и Аравии). Не столь уж плохое наследство оставила российским мусульманам наша монархия!
А вот образчик второго типа: «Никто из татар, кавказцев, а тем более среднеазиатов не верит, что русские облагодетельствовали их, принеся материальные блага цивилизации и духовную культуру». Сам по себе рост теперь населения Средней Азии тесно связан с улучшением медицинского обслуживания и со внедрением правил гигиены, сведший к минимуму свирепствовавшую здесь раньше детскую смертность. Так что кое-какие (и весьма важные!) «материальные блага цивилизации» царская Россия сюда принесла; и они даже при большевиках не исчезли. Это отрицать ни один порядочный человек не станет.
На прочие антирусские выпады автора не стоило бы и отвечать. Вещи, о коих он говорит, часто нелепые и возмутительные в самом деле, не могут быть поставлены в вину ни Российской Империи, ни русскому народу, а только – большевикам (заметим, что русские от них пострадали и страдают не меньше, чем иные народности; хотя иногда и в других формах): выселение татар их Крыма и чеченцев с Кавказа; пропаганда атеизма, разрушение традиций, фантастические планы создания особой советской нации и т. д., и т. д.
Что касается трудностей советского режима с мусульманами, не желающими, например, уезжать из родных мест на стройки в Сибирь или в центральной России, так они, скорее всего, с падением большевизма исчезнут; ибо вместо насилия воцарится свобода, а экономика будет строится на рациональных началах.
Беннигсен провокационно подчеркивает, что, мол, мусульмане в СССР не имеют комплекса неполноценности перед русскими, потому что когда-то над ними господствовали. Но Российская Империя (не надо ее путать с Великобританией!) не признавала расовых различий, и все ее подданные считались равноправными ее гражданами. И если русские и татары долго и с переменным успехом между собою воевали, – тем более они умеют друг друга уважать; не так легко будет их втравить в ссору.
Автор книги настойчиво подбивает подсоветских мусульман к отделению от России. Что же он им предлагает взамен? Это довольно любопытно: «До недавних революций в Иране и Афганистане стабильный и консервативный Ближний Восток не имел новых политических течений, которые русский и советский Ислам могли бы взять за образец. Такими были Оттоманская Империя в XIX веке, Турция Кемаля, монархия Пахлеви. Необходим, напротив, дестабилизированный Ближний Восток… революционно кипящий, представляющий богатый источник вдохновения для радикальных перемен, способный стать образцом для мусульман в СССР. И именно сегодня Ближний Восток дестабилизирован и возбужден бурными революционными движениями».
Иначе сказать, нашим таджикам, азербайджанцам и киргизам подсовывается в роли идеала режимы Хомейни и Кадафи! Сильно сомневаемся, чтобы среди них нашлись хотя бы и немногие идиоты, способные соблазниться подобной перспективой! Думаем скорее, что они на такие эксперименты смотрят, по определению самого Беннигсена, с «пренебрежением, рожденном комплексом собственного превосходства». Он спешит издевательски прибавить, что, мол, данный комплекс «присущ всем советским гражданам (не исключая мусульман)». Что ж! Мы все, кто жил под советским игом, ценою страданий приобрели более ясное понимание мировых событий, чем некоторые химерические мечтатели свободного мира, на Западе и на Востоке…