«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 18 января 1986, № 1851, с. 2.
Надругатель
Русофобия нам не в новинку: от развратного дилетанта Кюстина до оплачиваемых профессионалов Третьего Рейха и их учеников – американских журналистов. Но мерзости подобной сборнику статей Б. Хазанова «Идущий по воде» (Мюнхен, 1985) мы еще не видали.
Разберем из него лишь один очерк под издевательским заглавием «Не поймет и не оценит». Клеветник, – не чета прежним! – родился и вырос в России, и свою безмерную к ней ненависть выражает гладким русским языком, чуть ли не ритмической прозой. Злоба его – глубокая и продуманная; не то, чтобы в бою, или в опьянении погрома… Мишенью себе он избрал Тютчева, за дивные стихи того «Эти нищие селенья»… И что в них только могло разжечь палящую ярость врага? Если бы выражали они гордость или самодовольство, а то ведь – признание в нашей бедности, простоте, отсутствии броской красоты. Или его бесит – верно уж так! – упоминание о Христе?
Строки, идущие прямо к сердцу русского, особенно великоросса, вызывают бешенство у отщепенца, дикое желание изгадить, высмеять, уничтожить… И он топчет, сколько сил хватает, чужую святыню, захлебываясь оскорбительными фразами; каждый период речи взвешен, каждая сатанинская ухмылка рассчитана. Темная, растленная душа скверного до мозга костей человека проглядывает через его ухищрения.
Нам его исступление, – вроде как если бы грязный хулиган поносил похабными словами имя любимой нами женщины. В русском пейзаже хулитель видит одну гадость: «река из грязи и кузов застрявшего грузовика». О какой же природе мечтает требовательный г-н Хазанов? О пальмах Палестины? Нет: в Израиль ему, оказывается, не хочется, потому что это «маленькое отважное государство, отбивающееся от врагов». Итак, там опасно. И Хазанов предпочел осесть в Баварии. Нам его пожелания – следующие: «Спасением был бы распад империи… возвращение к статусу государства». Однако, на столько-то у него ума хватает, чтобы грустно добавить: «Но это невозможно».
О России он с восхищением цитирует ответ Бялика[666] на вопрос, что изменилось после революции: «Ничего особенного: хазир (боров) повернулся на другой бок». А вот как он определяет всех нас: «Хотите быть патриотом? Отпустите бороду, научитесь изъясняться веревочным языком, усвойте огородную терминологию, почаще склоняйте имя Божие и не уставайте объяснять бездуховному Западу, что он немощен и сгнил изнутри, до основания проеден червем либерализма, атеизма, рационализма и марксизма». Оно не без интереса: вот чего г-н Хазанов боится! Недаром же он именно не устает нам повторять, что большевизм – отнюдь не абсолютное зло. Недаром все время предостерегает поставить вопрос так: «Либо мы с дьяволом, либо с Христом. Или коммунизм, или Россия. Или советский, или русский». Словом: не надо называть вещи своими именами! Не по нутру это нечистой силе…
Ненавидит Хазанов всякую Россию: прошлую, теперешнюю и будущую; крестьян, дворян, даже старую левую интеллигенцию, – за то, что верила в народ. Правда, он о себе утверждает, будто любит Россию – извращенною любовью. Не надо нам такой любви!
Спорит автор «Идущего по воде» со своими противниками своеобразно: навязывает им бредовые высказывания, а потом за оные громит. Вроде того, что, мол, все немцы ответственны за Гитлера, а русские не ответственны за Сталина. Но мы ничуть не виним немцев того типа, как Штауфенберг за национал-социализм. Хотя Гитлеру не пришлось столько народу истребить, как большевикам. И всех русских винить за Сталина, – вовсе уж несообразно с правдой.
Хазанов неустанно повторяет, что он, мол, еврей. Приходится напоминать себе, что были и есть евреи, как Н. Мандельштам, Ф. Светов, Н. Коржавин, способные понимать и любить Россию, и которых мы уважаем. Как выражался Пушкин:
Не в том беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях.
Но скажем прямо: если будут когда созданы специальные курсы для русских антисемитов, – советуем каждому дать в руки книжку Хазанова. Читая ее, у всякого русского кулаки сжимаются…
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 23 мая 1987, № 1921, с. 3.
Б. Хазанов, «Миф Россия» (Нью-Йорк, 1986)
Книга является, в своем роде, обманом публики: автор просто переписал свое прежнее сочинение, «Идущий по воде», добавив пролог и несколько незначительных очерков (в частности, воспоминания о концлагере) и выкинув заодно кое-что из прежнего. Войдем в положение читателя, почему-либо интересующегося творчеством Хазанова: купив этот томик, он с досадою увидит, что потратил деньги зря, на приобретение сборника, уже ему знакомого, а то и имеющегося в его домашней библиотеке. Но, очевидно, какие-то влиятельные круги считают мысли Хазанова столь важными, что их необходимо елико возможно шире распространять и русскому Зарубежью навязывать.
Трудно с такою оценкою согласиться. Займемся одним прологом, – он, все же, свежий товар, а не лежалый. Писатель настойчиво долбит, что никогда не желал быть русским патриотом, хотя, мол, советское правительство этого от него требовало. Сии рассуждения представляют собою фальшь или недоразумение. Поговорка гласит: «Насильно мил не будешь». Принудить вообще ни к какому чувству нельзя. Можно заставить так или иначе действовать; а что человек испытывает в душе, решает он сам. Мы, например, любим Россию не потому, что нам кто-то велел, а потому, что так подсказывает сердце, и мы иначе не можем. И Хазанов нас не отговорит.
Вот эта любовь, она-то и есть патриотизм; который ничего не имеет общего с советским патриотизмом. Мы любим русский народ и нашу страну, а большевики суть их худшие враги и мучители. Потому и ностальгия для нас вполне реальное переживание, в отличие от голландца, неверно цитируемого Хазановым (тоска по родине по-голландски называется heimwec, а не Heimweh).
Хазанов в мельчайших деталях описывает, как уезжал из СССР. Мы не уезжали, мы отступали перед надвигающимся врагом. И мы хорошо знали, против кого воюем: против большевиков. Когда нас упрекают в борьбе против русских, ответим: всякая междоусобная война такова, всякий бунт и всякая революция или контрреволюция.
Напрасно автор книги кричит: «Никакого реального мы русская эмиграция не представляет». Представляет; только он к ней не принадлежит. Единственное, что мы с ясностью из его сочинений (не только этого…) узнаем, это, – что он русскому народу всегда был чужд и враждебен.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 23 мая 1987, № 1921, с. 3.
В тени Сервантеса
Изданная имеющим недобрую славу издательством Чалидзе в Нью-Йорке, в 1982 году, книжка Ю. Айхенвальда[667] «Дон Кихот на русской почве» вписывается в тот же ряд мерзкой антирусской макулатуры, что и уже нам известные творения Хазанова и Горенштейна.
Образ Дон Кихота – один из самых благородных в мировой литературе, и естественно им восхищаться. Тем более скверное, темное дело – употреблять фигуру хитроумного ламанчского идальго в виде плети для стеганья России. А именно так г-н Айхенвальд и поступает.
Мы тут не найдем (как бы можно было ожидать, судя по названию) сколько-нибудь полезных сведений о переводах или изданиях романа Сервантеса у нас на родине. Зато, на каждом шагу, отталкиваясь от слов донкихотство или (изобретенное самим сочинителем) кихотизм, мы наталкиваемся на поношение русских писателей и мыслителей, русских царей, русской государственности и русского патриотизма во всех его проявлениях. Автор сердечно ненавидит Пушкина (но благоговеет перед Синявским!), и еще больше Гумилева. Почти для каждого из русских Государей (начиная с Екатерины Великой) он изыскивает грубые оскорбления. Когда же доходит до Белого движения, то впадает в прямую истерику: они-де только и занимались поркой населения шомполами, – и он вываливает полный джентльменский набор нелепостей на эту тему, уже сданный в архив даже большевиками. Специально ему ненавистен почему-то Колчак.
Царская Россия сводится для него к погромам, якобы организовывавшимися жандармами. Христианство, и особенно православие, вызывают у него патологические содрогания от ярости.
Герои для него суть в первую очередь Чернышевский, да еще отчасти Чаадаев (не вполне заслужено), в коем он видит врага России, как и он сам.
Мало кто найдет в себе терпение прочесть 357 страниц нудной и беспомощной по форме белиберды (а это еще – только первая часть!), которую нисколько не выручают натянутые красивости стиля в типичном для третьей волны духе. Чувства юмора или остроумия природа автору не отпустила; он их заменяет наглой глумливостью, быстро становящейся для читателя непереносимой.
И благо тем, кто остановится на первых же главах! Атмосфера смрадной лжи, черной клеветы сгущается чем дальше, то больше.
Советская печать, при всей своей бесчестности, таких грубых и глупых гадостей, как здесь, уже не публикует. Центр поношения русского прошлого, русской религии, русского национального характера переместился за границу. Здесь за сию работу хорошо платят.
Советуем публике порождение пера Ю. Айхенвальда в руки не брать, тем паче не покупать. К великому испанскому романисту и к его герою сей труд (научным оный именовать нельзя; разве что – псевдонаучным) не имеет почти никакого отношения. И если он чем-либо вообще интересен, то лишь как образец гнусностей, до каких способен дойти желчный русофоб, не стесняемый, к несчастью, ни малейшими ограничениями цензуры.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 2 апреля 1988, № 1966, с. 2.
Ненавистник России
Перед нами две книжки Ю. Дружникова: «Узник России», о Пушкине, изданная в неизвестном нам городе Орендж в Коннектикуте в США в 1992 году, и «Ангелы на кончике иглы», изданная в Москве, в 1991 году, где описывается быт редакции некой подсоветской газеты в брежневскую эпоху, с интригами, развратом, взаимными подсиживаниями и прочими прелестями жизни под властью большевиков.