Таких-то вот могила исправит! И сколько их мы видели в наши дни, начиная с Е. Гинзбург с ее «Крутым маршрутом» и кончая героями «Детей Арбата»… А наряду с ними, на тех же страницах, мы встречаем десятки судеб людей, страдающих без вины и сознательно ненавидящих власть, бросившую их в ледяные круги земного ада.
Небезынтересно было бы подсчитать все книги, – их не меньше двадцати, – которые появились на свет прежде «Архирпелага Гулаг», составившего эпоху.
Левые почему-то чаще всего цитируют двух иностранцев, Марголина и Цилигу[709], попавших в советскую мясорубку более или менее случайно. Между тем, не было недостатка в советских гражданах, спешивших, вырвавшись на волю из-под ига Сталина, рассказать миру о пережитых ими страданиях. Например, вторая волна дала нам Б. Ширяева, С. Максимова и М. Розанова (считая только самых даровитых). На промежуток между двумя первыми эмиграциями пришлись замечательные воспоминания И. Солоневича. Задолго до него еще появились воспоминания Бессонова[710]. Но тут можно назвать немалое число имен, а чтобы их собрать и рассортировать, понадобилась бы серьезная библиографическая работа над источниками.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 14 апреля 1990, № 2071, с. 4.
Фальшивые картины
Книга М. Геллера и А. Некрич[711] «Утопия у власти» (Лондон, 1986) вызывает сильнейшее разочарование. Авторы поставили себе целью дать очерк истории СССР с 1917 года по наши дни. Но их подход крайне необъективен.
У них история есть, как говорится, политика, опрокинутая в прошлое. И притом – скверная политика.
О старой России и о революции они говорят почти то же самое, что и большевики, с легким налетом керенских представлений: прежде все было плохо; переворот был необходим, и т. д. Ну, а отчего власть перешла к коммунистам, это объяснено весьма сбивчиво.
Наиболее ценная часть работы – описание сталинских преступлений. Критика делается с точки зрения примерно, меньшевистской, а порой и троцкистской (обе равно чужды подлинным чувствам русского народа), но ужасы все же изображены, о них рассказано. Правда, после разоблачений культа личности, почти все то же высказывалось уже и в советской печати.
Зато, когда мы доходим до войны, сочинение г-д Геллера и Некрича превращается в прямую дезинформацию. Все подсоветские, воспользовавшиеся вторжением немцев для борьбы с большевизмом, суть в их глазах изменники родины, и они не скупятся на грубые по их адресу отзывы: коллаборанты, полицаи и пр., и т. д. Отметим, что казачьи соединения почему-то упорно именуются под их пером казацкими; очевидно, они этим надеются оскорбить память мертвых и рассердить живых.
О выдачах после войны упоминается мельком (умолчать вовсе-то немыслимо же!). При этом, странными цифровыми манипуляциями, создается у читателя впечатление, будто, в конечном счете, на родину уехали все, и никакой второй эмиграции не состоялось! Во всяком случае, о ней и в дальнейшем не говорится, согласно омерзительному, бесчестному канону, устанавливаемому ныне новейшими: для них есть только первая и третья эмиграция; а посередине – пустота.
Мотивы борьбы власовцев и других антикоммунистов с большевизмом старательно закамуфлированы: люди шли мол в РОА с голоду (но вербовали туда в период, когда уже прямого голода в лагерях для военнопленных не было); шли с целью перебежать к красным (а разве когда перебегали? такого вроде бы вовсе и не происходило). Шли, мол, нацмены из ненависти к русским (а не к советскому режиму, случаем?); русские же сами… очевидно, – по недоразумению. О Власове и его сподвижниках подчеркнуто, что это были советские, а эволюция их убеждений елико возможно затемнена. Словно бы у русского народа, и у всех народов России не имелось серьезных причин ненавидеть советскую власть!
Послевоенный период обрисован бледно и суммарно; главное для составителей, понятно, – антисемитизм, эмиграция евреев, и чисто еврейские внутренние дела и проблемы. Любопытны настойчивые повторения, что, мол, все движение на окраинах СССР – не антисоветские, а антирусские (ах, не наоборот ли?). Русский национализм есть жупел, о котором поминается редко, – и только в плохом смысле.
О политических идеях сочинителей мы можем судить по тому, что каждый раз, как они произносят слово социал-демократия (все равно, в какой стране), в их голосе слышится всхлипывание восторга.
В целом, перед нами история России с американской точки зрения; не такой, как была, а такой, какою ее Запад хочет видеть. Будем ждать времени – оно еще придет! – когда станет можно рассказывать правду, и когда она будет рассказана.
Вероятно соавторством двух персон объясняется курьезное явление: имена Мацуока или Берия то склоняются согласно законам русской грамматики (на Мацуоку, от Мацуоки; над Берией, при Берии), то уродливо остаются неизменяемыми (для Берия, с Берия и пр.).
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 16 апреля 1988, № 1968, с. 3.
В. Суворов, «Аквариум» (Лондон, 1987)
У В. Суворова – большой талант рассказчика; видимо, – прирожденный (хотя нам не слишком верится, будто он не знает, – или еще недавно не знал, – кто такие Достоевский и Чехов!). Если бы вычесть его одаренность, делающую увлекательным для читателя все, о чем он повествует, – остались бы ценные сведения об агентурной деятельности Советов, об организации шпионажа за границей и о подготовке контрразведчиков внутри СССР. Точнее, – весьма полная картина работы организации, именуемой ГРУ.
Впрочем, начало книги, – особенно описание танковых учений, а затем упражнений, которыми занимаются бойцы и офицеры «частей специального назначения», готовясь то к роли десантников, то к роли охотников за десантниками, практикуясь в парашютизме, в борьбе corps à corps[712] с людьми и собаками, в употреблении всяческого оружия, – написано более живо, чем вторая половина, рисующая вербовку осведомителей за границей и закулисные труды советского посольства в Вене.
Малоубедителен конец, где создается впечатление, что автор чего-то не договорил. Странно, если его, – после больших успехов и важных достижений, – хотели снять с поста и эвакуировать в Москву только за проявление усталости и подавленности вслед за проведением очередной тяжелой операции! Впрочем, ему, конечно, нравы и правила ГРУ лучше, чем нам, известны.
В плане политических взглядов, Суворов, неожиданным образом, объявляет себя поклонником и приверженцем батьки Махно, с которым его, оказывается, связывают семейные традиции. И тут он сходится со мною во взглядах на один конкретный пункт: Махно сделал роковую ошибку, присоединившись к красным против белых, что и привело его к полному краху, ступи он иначе, – его судьба могла бы сложиться удачнее.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 7 ноября 1987, № 1945, с. 2.
В. Зарубин, «До и после коммунизма» (Мюнхен, 2001)
Хорошо знакомый читающей публике В. Зарубин собрал в этой книге, кроме новых статей, прежние, публиковавшиеся раньше, главным образом в «Нашей Стране», в «Голосе Зарубежья» и в «Вече». Перечитывая их вновь, видишь, что они ничуть не устарели, а иногда приобрели даже новую актуальность с развитием мировых событий. Так обстоит, например, со статьей «Загнать Россию в Московскую область», напечатанной (в «Вече») первоначально в 1990 году.
Она открывается словами: «Мы уже давно наблюдаем, как в XX веке меняются традиционные, много веков существовавшие, понятия о России.
Для нас, русских патриотов в Зарубежье, Россия означает то, что она была всегда: многонациональное государство, издавна объединившее народы разных культур и вер. После большевицкого переворота, на месте России образовалась интернациональная атеистическая Совдепия – государство, в самом названии которого слово "Россия" отсутствует и в котором было провозглашено уничтожение традиций всех народов, особенно народа русского – оплота старых ценностей. Но для нас территория нынешнего СССР и есть Россия!»
Нельзя лучше определить взгляды, присущие русским националистам, – в трезвом и правильном понимании данного термина, – и особенно монархистам, за рубежом и, надо полагать, внутри России. Отметим, при сем случае, что никак не сочувствуем делающимся сейчас, в том числе в русской правой прессе в эмиграции, попыткам представить наше отечество как этнически русское государство, при умалении роли и прав национальных меньшинств.
Наша Россия есть именно, как говорит Зарубин, многонациональное государство. Теперешнее разделение ее, коему радуются все ее враги, есть, надеемся, явление временное, искусственное и неестественное.
С объективным чувством справедливости, применяя те же критерии к Германии, Зарубин констатирует, в статье «Наш общеевропейский дом», абсурдность идущих в этой стране процессов денационализации.
«Школа, печать, радио, кино, телевидение – все брошено против национальных чувств немецкого народа. Здоровый национализм не должен основываться на ксенофобии или на любых иных фобиях!»
К чему он добавляет в другой статье, «Германия на стыке тысячелетий»: «В обиходном языке у немцев нет больше детей – киндер, а нужно говорить "кидс", "сорри" вместо "извините" и т. д. Вот пример из газет: «Вбрасываетесь в "Weekend-feeling"! Вы так и сяк, что сегодня по-настоящему "relaxen" можете? Или же страдаете после "Saturday Night Event" вчерашнего после "Hangover"»?
Очень интересны картины жизни в Венгрии, нарисованные человеком, хорошо знающим венгерский язык и венгерские нравы, и к тому же – участником венгерской революции 1956 года. А также и целый ряд статей, посвященных событиям на Балканах («Вокруг Сербии» и др.).
Отметим еще, с полным сочувствием, отповедь Зарубина «нашим плюралистам», в статье «Они на меня ополчились».