Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья — страница 165 из 175

Вернемся к тексту Гудавы: «Первая цивилизация, утверждает Гамсахурдия – иафетическая цивилизация, она же протокартвельская… Другие названия этой перворасы: протоевропейская, протоарийская, лигуро-иберийская, эускаро-алародийская, иберско-кавказская».

Сделаем от себя примечание, что более обычная форма названия – яфетическая (хотя слово и происходит от имени Иафет). Другие же перечисленные здесь термины более или менее допустимы, кроме протоарийская, которая в данном контексте есть нонсенс. «Это была единая раса» – продолжает Гудава, – «единый язык, единая культура. Она занимала территорию Средиземноморья, Северной и Южной Европы, Пиренеев, Эгейского архипелага, Малой Азии, Кавказа, Индии. Начиная с 3-го тысячелетия до н. э., происходит нашествие индоевропейских племен, занимающих территорию от Средней Европы до Урала и Аральского моря. Во 2-м тысячелетии до н. э. индоевропейское племя арийцев окончательно побеждает иафетическую расу, которая резко сокращается в численности и вытесняется на Кавказ (частично – на Пиренеи), что образно выражено в античных мифах, в частности в мифе о Прометее, прикованном Зевсом к Кавказским горам».

Вовсе уж фантастикой звучат утверждения Гамсахурдии (по крайней мере, в передаче Гудавы): «Древняя Греция и Рим – индоевропейские цивилизации, основанные на иафетическом духовном фундаменте, Карфаген – последнее пристанище иафетизма (протокартвельского). После его покорения Римом (и семитизации финикийскими пунами) чисто иафетическим (протоевропейским) народом является только грузинский народ (а также баски и "кельто-иберы")».

К этой не слишком точной лингвистике присоединяется мистика, сочетающаяся с экзальтированным патриотизмом, и находящая выход в следующих словах Гамсахурдии (в статье «Хвала и слава грузинского языка»): «Грузинский язык, грузинский род, прославленный и благословенный именем Господним, Лазарь среди языков и наций, после 4 дней (4 тысячелетий) смерти, унижения и смирения, должен выполнить неслыханное свидетельствование Христа, восстанет в будущем, возвратит универсальную позицию духовного пастыря человечества, а во второе пришествие Христа станет разоблачителем (судьей) греховного человечества, чем выполнит миссию Христа – Михаила и Святого Духа – Гавриила».

На это Гудава скептически замечает: «Таков идеологический базис новой власти в Грузии. Не уверен, что на нем можно воздвигнуть здание демократии, прав человека и межнационального согласия, равно как и независимой государственности. Дурман ультранационализма, даже доктринального – это то, что меньше всего нужно изнуренному рабством, ослабленному грузинскому народу. Нужно реальное видение мира, нужна реальная политика и реальные политики. Не вожди и не оракулы, и тем более не квислинги».

Увы! Мы не уверены (выражаясь словами того же Гудавы), что и он сам является носителем истины. Пожелаем грузинскому народу разобраться в ситуации и найти верную дорогу к лучшему будущему, что, полагаем, достижимо лишь в союзе с Россией.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 21 сентября 1991, № 2146, с. 2.

Засорение мозгов

Оксфордское «Общество по изучению Центральной Азии» (Society for Central Asian Studies) работает с примерной энергией: вот перед нами опубликованные им четыре перепечатки книг, изданных в СССР в 20 – е годы: Г. Сафаров[754] «Колониальная революция»; Дж. Валидов[755] «Очерк истории образованности и литературы татар»; Н. Самурский[756] «Дагестан» и А. Аршаруни[757] и X. Габидуллин[758] «Очерки панисламизма и пантюркизма в России».

Спрашиваешь себя, какие цели почтенное ученое общество себе ставит, и кому выпускаемые им «труды» адресованы? Общая-то задача ясна: претворение в жизнь старой русофобской мечты англичан о расчленении России (которая сейчас, к их ликованию, ближе к осуществлению, чем когда-либо прежде была). Но вот что любопытно: книги эти, в основном, равно направлены против пантюркизма и панисламизма, как и против Российской Империи и специально – русской монархии. Как идеал же в них выдвигается советская власть! Все, или почти все они составлены членами ВКП(б); правда, в большинстве, позже репрессированными и ликвидированными, но в ретивости коммунистических устремлений которых нет ни малейших причин сомневаться.

Издавая такие произведения, и безо всяких комментариев, чего же может и что должна достигнуть разбираемая серия? У читателей, за исключением разве что очень хорошо подготовленных и идейно закаленных, неизбежно возникнут полные сумбур и туман в голове! Еще бы: в среднем по 200 страниц в каждой интенсивной советской пропаганды… Подумаем об вероятном эффекте на наивного английского студента, того хуже на мусульман из краев вне СССР, да даже и на русскую эмигрантскую молодежь…

Особенно противен Сафаров, с типично большевицкой развязностью не иначе называющий всех противников советизации Туркестана как негодяями, предателями, бандитами и т. п. Впрочем, в этом Самурский, и Аршаруни с Габидуллиным мало ему уступают.

Сравнительно безобидная, хотя и путаная книжка Валидова имеет тот главный недостаток, что доведена только до 1917 года, а с тех пор в татарской культуре и литературе много воды утекло!

Единственная ценность всех этих сочинений – кое-какие конкретные факты, которые из них можно вылущить. В частности, мы видим, что и в Дагестане, и в Туркестане советская власть была тамошним народам навязана помимо их воли, насильственным путем и вопреки оказанному ей яростному сопротивлению.

Чего в них не сказано (и не могло еще быть сказано в годы их написания), это то, что жизнь Средней Азии при царях была сносной, порою и счастливой, а при Советах превратилась в сущий ад: усмирение басмачей, голод в Казахстане, осушение Аральского моря, всяческие мафии и коррупция… Все это прошлось по степям и горам не хуже, чем орды Чингисхана.

Кусочки правды прорываются (недоглядело «Общество»!) в таких цитатах, как взятая из обращения мусульманского духовенства к Столыпину в 1908 году: «Мы, мусульмано-татарский народ, с давних пор составляли общество, которое чистосердечно относилось как к своему великому государю, так и к правительственным лицам. Мы, имамы, совершали молитвы в каждую пятничную молитву, желали долгого благоденствия как своему великому государю, так и его верноподданным, и высокому российскому правительству. Как было нам не молиться, когда нам от нашего великого государя дарована во всех отношениях полная свобода… Льгот мусульманам в мусульманских государствах по сравнению с льготами великой России нисколько не больше».

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Монархическая этнография», № 2163, 18 января 1991, с. 2.

Тени праязыка

Главный вопрос лингвистики сводится к словам: моногенез или полигенез. То есть, был ли первоначально единый, общий язык у человечества, или было изначально множество языков? А важность вопроса далеко выходит за рамки языковедения, ибо в первом случае мы все происходим от одной маленькой группы (а то даже и от одной пары), что согласно с версией Библии, а во втором от энного количества ничего между собою не имевших общего обезьян, разных на разных континентах и в различных уголках земного шара.

За последнее время наука, – с большим скрипом, преодолевая сильную неохоту, – начинает, чем дальше то больше, склоняться к моногенезу. Но мыслимо ли реконструировать, хотя бы частично, праязык людского рода? Во всяком случае, тут надо действовать с величайшей осторожностью, по этапам (сперва отдельные языковые семьи, потом более значительные объединения), и отнюдь не торопясь. «Поспешишь, людей насмешишь!»

Относительно индоевропейской семьи многое, все основное достигнуто. Гениальный подсоветский ученый, рано и трагически погибший, В. Иллич-Свитыч[759], сделал интересные попытки восстановления более обширной ностратической семьи.

Американец М. Рулен пробует восстановить праязык индейской семьи. К сожалению, когда он переходит к гипотетическому восстановлению общечеловеческого праязыка, то уклоняется от правильного метода и сразу допускает серьезные ошибки (было бы интересно его работы разобрать; может быть когда-нибудь, мы это и сделаем).

Но вот о путях к праязыку. Было бы резонно начать с подробного исследования тех слов, которые обнаруживают смысловое и звуковое сходство в языках разных семейств, географически и исторически удаленных друг от друга. Бросим беглый взгляд на сии проблемы. Похоже, существовал некогда древний язык, где корень ters– выражал две идеи: «сушить», «жечь» и «земля», «страна». От него сохранилось греческое tersomai: «сушить». Но эта группа согласных была очевидно трудной для произношения. Она упростилась в латыни: torreo «сушить» и terra «земля»; и в кельтских языках – ирландское tir «земля».

В тюркских языках, видимо, возникли два варианта: torso «тлеть» и toprak «земля», topra «сохнуть». В малайско-полинезийских языках rs превратилось в n; откуда мы имеем малайские tunu «жечь» и tonah «земля», «страна». Курьезным образом, такое же изменение как на юго-востоке произошло и на северо-востоке: по-эскимосски «земля» tuna, а в родственном алеутском и прямо tanax. Тогда как в индейских языках rs дало t: гуарани tata «огонь», «земля», «страна», тупи tetama «родина». Видимо, то же слово в языках северных индейцев – хайда, чинук – отражено как tega «земля», «страна».

Ближе к индейским языкам стоит айнский: toitoi «земля», «страна» (toi означает «сад») и японский – tsuchi из tuti. Тогда как r уцелело в эвенкcком языке в Сибири – tur «земля», и в гиляцком tor «отмель». И, возможно, в индейском языке перуанцев, кечуа, в t’uru «ил», «тина» (смысл неожиданный, но изменение вполне возможно).