Много шуму из ничего… Такой ли уж от этого может быть вред? А главное, – нельзя идти против течения! Считаться с такими языками – вовсе не похожими на французский, и явно вполне жизнеспособными, – как бретонский и баскский все равно придется!
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Печать», 21 сентября 2002, № 2715–2716, с. 3.
Древние ирландцы
В детстве я горячо увлекался именно Ирландией, а потом – кельтами вообще. Вылавливал все о них упоминания из романов, книг по географии и истории, какие мне под руку попадались. У меня была книга с картинками о рыцарях короля Артура, а об Ирландии я, конечно, сперва читал у Марриэта[772], потом у многих других английских писателей.
Если бы в университете было отделение кельтологии, я бы непременно на него и пошел, а пришлось на романо-германское. Хотя был у нас в ЛГУ известный кельтолог А. А. Смирнов, но читал нам курс истории Средневековья и Возрождения. А его книгу «Ирландские саги» я еще до университета прочел.
Я, однако, не согласен с Т. Кэхилом в книге «How the Irish saved civilization» – «Как ирландцы спасли цивилизацию» (есть и испанский перевод), насчет того, что до Блаженного Августина не было индивидуальности, что по латыни редко употребляли слово я. Это по-английски или по-французски нельзя и шагу ступить без I или je: а по-латыни глагол означает лицо, и местоимения редко нужны. И стихи, вроде как у Катулла:
Odi et amo…
или у Проперция:
Vidi te in somnis…
уж куда личные, индивидуальные и даже биографичные!
И забавно, что Кэхил восхищается половой свободой у древних ирландцев, – явно потому, что таковы нравы теперь у англосаксов. Но это совсем не то: до христианства одно, а после христианской культуры люди не должны бы жить как животные (невинные, ибо не имеют разума). А вот про святого Патрика и ирландских монахов он пишет интересно. Во всяком случае, прочел все, не отрываясь.
Позже так получилось, что главными в моей жизни оказались не кельтские языки и даже не романские, а малайский и отчасти полинезийские.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 30 октября 2004, № 2757, с. 2.
Проблемы испанского языка
Читая интересную и обстоятельную работу испанского лингвиста А. Грихельмо «Defensa apasionada del idioma español»[773] (Madrid, 2001; 400 страниц), удивляешься: как близки те проблемы и трудности, которые встречают сейчас испанский язык и его носители, к таковым же нашего языка и нас самих!
Одно из несчастий, на коих сосредотачивается автор, это натиск английской лексики, а затем и английских оборотов, все хуже засоряющих кастильскую речь. Напор идет в разных областях, но хуже всего – в сфере кибернетики, которую один из испанских писателей назвал киберидиотией. В целом же опасность и абсурдность вторжения английских (вернее сказать – североамериканских) слов состоит в том, что они, в отличие от прежних, малочисленных заимствований, какие испанцы делали у арабов, у итальянцев и французов, поступают в непереработанной, не приспособленной к их родному языку форме, и притом являются часто совершенно ненужными, ибо и без них существовали вполне адекватные предмету термины. Можно отметить, что сходные процессы идут сейчас по всей Европе, угрожая структуре языков старой и высокой культуры. Идут они, вероятно (быть может еще острее?) и в Азии и Африке (в Японии, например, они определенно имеют место).
Параллельно возникают и другие беды, связанные, как с горечью констатирует писатель, с комплексом неполноценности, овладевшим ныне обитателями Пиренейского полуострова: например, иностранные имена и названия (городов, областей и т. д.) даются теперь в прессе не в традиционной национальной форме, а с фонетикой английского (иногда, реже, французского) языка. Как не почувствовать, что то же самое делается в наши дни и в России! К большому ущербу для нашего языка и культуры…
Грихельмо справедливо указывает, что часть этих несчастий проистекает из теперешнего пренебрежения изучением классических языков и грамматики родного языка в школе. Любопытно, что он приводит курьезные образцы изуродованной речи в устах сегодняшних политиков (включая глав правительства, – Аснара, Гонсалеса и других) и журналистов, и противопоставляет им всегда безукоризненные выражения короля в его обращениях к народу.
Много места отведено разбору и решительной критике нелепого предложения колумбийского писателя Габриэля Гарсии Маркеса радикально реформировать орфографию испанского языка. Которая, будучи чрезвычайно простой и логичной, в реформе абсолютно не нуждается! Предлагаемые Гарсией Маркесом изменения повели бы к созданию частых смысловых недоразумений, сделали бы огромную литературу со всем ее драгоценным богатством недоступной новому читателю и превратили бы, на практике, испанский язык в гораздо более трудный для изучения иностранцам, а иностранные языки – в более трудные для испанцев. Сейчас, по крайней мере при чтении, англичанин или француз легко угадывает значение множества испанских слов; а фонетическое их написание явилось бы к тому препятствием. Таковым же оказалось бы оно и для испанца, занимающегося каким-либо другим европейским языком.
Вопреки всем трудностям и осложнениям, через книгу проходит, однако, утверждение того отрадного факта, что испанский язык остается языком 400 миллионов жителей земного шара, что на нем безо скольких-нибудь серьезных отклонений говорят по всей Латинской Америке, в части Африки и даже, во все большей степени, в Соединенных Штатах (где число испаноязычного населения превысило 25 миллионов человек).
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 27 июля 2002, № 2709–2710, с. 2.
Баски и их родственники
Небольшой баскский народ приобрел сейчас не совсем приятную широкую известность из-за деятельности террористов из партии Э.Т.А. (что, между прочим, расшифровывается как «Эускальди та Аскатасуна» – «Страна Басков и Свобода»). Но вообще-то он издавна знаменит другим: живущие в центре Европы, баски говорят на языке, не только не похожем ни на один европейский, но и вообще ни на какой другой в мире.
Все попытки обнаружить этому языку родственные терпели до сих пор неудачу. Некоторым успехом пользовалось сближение его с грузинским, предполагавшееся французским ученым Лафоком и пресловутым советским создателем «яфетической теории», Н. Я. Марром. Однако, и они рассматриваются как бездоказательные; подводя итоги, нынешний крупнейший басколог, англичанин Л. Траск[774], склонен считать, что никакие сравнения являющегося его специальностью языка с другими не оправдываются фактами.
С этой точки зрения многочисленные слова явно индоевропейского происхождения в баскском суть результат заимствования из латыни, из романских языков, и может быть иногда из кельтских. Однако, так ли это? Вот выдающийся испанский лингвист, Антонио Товар[775], указал на примеры, как баскское аггапо «орел», соответствующее индоевропейскому корню er, который налицо и в нашем слове, равно как и в немецком Ааг. Добавим к этому аналогию с грузинским orb «орел», где b представляет собою, вероятно, суффикс, тот же, что, скажем в латинском albus «белый» и во многих арабских названиях животных, как кальб «собака».
Попробуем поискать другие случаи сходства с индоевропейскими языками. И – о диво! – их оказывается множество. Перечислим кое-какие: gar «пламя» – русское гарь, жар, все из индоевропейского корня guher; garandu «лущить зерно» – английское grind «дробить», «молоть» из индоевропейского guhrendh; beita «наживка», «приманка» – англ. bait то же самое, из индоевропейского корня bhei «кусать».
Особенно любопытны слова, имеющие соответствия не только в индоевропейской семье, но и в других, входящих в группу ностратических, выявленную трагически погибшим подсоветским языковедом В. Иллич-Свитичем.
К их числу можно отнести следующие: gora «высокий», garaiera «возвышенность» – русское гора, грузинское gora «холм»; mendi «гора» – латинское mons, montis тождественно, грузинское mta тождественно; erreka «ручей» (заметим, что в баскском r никогда не фигурирует в начале слова: ему предшествует, в виде подпорки, какой-либо гласный звук; впрочем, и у нас произносят аржаной, вместо ржаной) – русское река, грузинское rcqa «вода», тюркское арык.
Но не будем утомлять читателя чрезмерно длинными списками! Сошлемся только на такие примеры, как egun «день», «солнечный свет» – латышское uguns, наше огонь; negu «зима» – русское снег, индоевропейское sneiguh.
Интересно тоже izar «звезда» – греческое aster тождественно, семитское Ystar «название Венеры». А равно и некоторые имена животных и птиц: luki «лисица» – немецкое Luchs «рысь», груз, lokw «щенок»; lorretxorri «жаворонок» – немецкое Lerche тождественно; тогда как txolarri «воробей» соответствует немецкому Schwalbe «ласточка» и нашему соловей.
Отметим мимоходом регулярное, все время повторяющееся соответствие баскского tx (произносимого как русское ч) индоевропейской группе su: txirula – свирель, из индоевропейского suer; txistu «свисток» из индоевропейского sueist.
Конечно, смысл не всегда бывает в точности тем же самым, но это лингвиста удивить не может. Допустим, odol означает «кровь», но соответствует нашему слову вода из индоевропейского ued. Но это есть явление так называемого «табуистического» порядка.
Подведем итоги. Если все объяснять заимствованиями (что мало вероятно!) пришлось бы предположить, что баски прежде жили в тесном контакте с тевтонскими и славянскими народами. А это уже было бы нечто новое: иные ученые их выводят из Африки! Только это навряд ли.
Более глубокий анализ показывает курьезную вещь: в какую-то древнюю эпоху начальные согласные в баскских словах часто отпадали; вот почему в теперешнем баскском языке почти нет слов (кроме заимствованных) начинающихся на р или t; вместо них появлялось h или они просто исчезали.