[778], разбитый индейским вождем Кауполиканом.
Даже после того как испанцы захватили всю территорию современного Чили, арауканцы продолжали партизанскую войну вплоть до 1850 года; в целом их сопротивление растянулось на три века. В конечном счете, они не столько были подчинены, сколько заключили мир, в новых уже условиях. Теоретически они, в Чили и в Аргентине, на всем пространстве, где обитают, – равноправные с другими гражданами. Что не помешало им впасть постепенно в бедность и нужду.
Мифология, церемонии и народная медицина арауканцев кратко резюмирована в коллективной работе пяти авторов (К. Цукарелли, М. Мальвестити, Р. Исагирре, Л. Унсуэ и X. Науэль) под заглавием «Diccionario mapuche-español español-mapuche. La cultura mapuche: costumbres, ceremonias, medicina y mitos; topónimos indígenas patagónicos»[779], опубликованной в Аргентине в 1999 году.
Арауканский язык интересен во многих отношениях. Например, в отличие от языков ацтеков (нахуатль) и инков (кечуа), где налицо только глухие согласные, он сохранил звонкие, в том числе d. В результате чего заметно поразительное сходство корней между индейскими и индоевропейскими языками (вопрос, которым как будто никто еще из лингвистов никогда не занимался, кроме генерала Беляева в Парагвае).
Например, слово dungu «язык», «речь» в точности соответствует немецкому Zunge, английскому tongue, восходящим к индоевропейскому корню dnghu. Или как не сопоставить арауканское слово dea «молодая женщина» со славянским и русским дева от корня dhei?
Конечно, если бы это были единственные исключения… Но их очень много; хотя они порою и прикрыты – вполне естественными, впрочем, – фонетическими изменениями, накопившимися за долгие тысячи лет, с тех пор как языки Нового и Старого Света между собою разделились.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 12 мая 2001, № 2647–2648, с. 4.
Русский конквистадор
Чако-Бореаль… Северное Чако… Был период, когда это экзотическое имя повторялось на страницах мировой прессы.
С 1932 по 1935 эта область, занятая глухими лесами и болотами, служила ареной кровопролитной войны между Боливией и Парагваем. Само слово чако означает на перуанском языке кечуа «охота», «облава». Оно и немудрено: тропические джунгли, южноамериканская сельва, заполнена всяческим зверьем и различной дичью: ягуары, огромные ящерицы-игуаны, удавы, тапиры, кайманы и дикие свиньи обитают здесь в компании необычайно разнообразных и многочисленных птиц.
Борьба двух латиноамериканских республик разгорелась после того, как в Чако были обнаружены залежи нефти. До того границы между Боливией и Парагваем не являлись четко определенными, да и мало кого интересовали. В зеленой пустыне в 300 тыс. квадратных километров, начинающейся недалеко от парагвайской столицы Асунсион, почти не было жителей, кроме редких индейских племен, оторванных ото всего остального мира.
Война закончилась решительной победой Парагвая; после того как он потерял в боях 50 тыс. человек, а Боливия – 80 тыс. Войска парагвайцев под командой генерала Эстигаррибии[780] вторглись в Боливию и угрожали городу Санта-Крус и рудникам, где добывалось олово.
Скверная шутка судьбы! Купленный дорогою ценою успех ничего не дал победителям, – хотя большая часть Чако и осталась за ними. Разработка тут нефти оказалась нерентабельна…
Статья в московском журнале «Geo» от февраля 2001 года переносит нас именно в Чако-Бореаль, но в период непосредственно перед войной – в 1931 год. Здесь описывается секретная экспедиция, предпринятая парагвайским министерством обороны в поисках неведомого озера Питиантута. Нужно было срочно исследовать территорию, которая скоро могла превратиться в театр военных действий. В ней уже появились разведывательные отряды боливийцев.
Что для нас интересно прежде всего – это личность (более чем замечательная!) возглавителя данной экспедиции. Его звали Иван Тимофеевич Беляев, и он являлся дважды генералом: сперва в России, где был начальником артиллерии у Деникина, а затем в Парагвае, где с 1924 года был преподавателем Военной школы в Асунсионе и организатором нескольких экспедиций в Чако; из них экспедиция в 1931 году стала самой важной.
Доживший до 1998 года соратник Беляева, Александр фон Экштейн-Дмитриев[781], в ту пору юный лейтенант, сохранил записки об этом невероятно трудном походе; помимо зверей (о коих см. выше) участники страдали от москитов, а хуже всего от климата. В лесных зарослях и саваннах Чако погибли в конце XIX века француз Жюль Крево, американец Джон Пойдж и аргентинец Рамон Листа. По слухам погибли, впрочем, не от тягости природных условий, а от руки враждебных индейцев, имевших славу людоедов. Недаром и цитируемая нами статья называется «Поход по землям каннибалов».
Беляев, чья группа состояла из нескольких русских и нескольких парагвайских офицеров плюс индейцы-проводники, сумел преодолеть все препятствия: достиг искомого озера, вернулся обратно, составил карты, собрал потребные сведения. Страшные индейцы «морос» (название, которое в испанском языке щедро давалось всем противникам, начиная со времен мавров!), хотя и следили за каждым шагом путешественников, так и не решились на них напасть.
А с другими племенами, не столь свирепыми, Беляев сумел установить самые дружественные отношения. Он вообще явился в Парагвае покровителем индейцев, и больше чем кто бы то ни было сделал для их благосостояния и признания их прав.
Самыми страшными врагами исследователей оказались, впрочем, не индейцы, а муравьи, миграции которых, истребляющие все живое на своем пути, едва их не погубили. По сравнению с ними даже ядовитые змеи казались менее опасными…
Жизнь Беляева свидетельствует о том, как важны бывают ранние впечатления детства: «В кадетском корпусе он зачитывался романами Майн Рида и Густава Эмара… начал учить испанский язык… Ему удалось осуществить детскую мечту – увидеть загадочный Парагвай, старинную карту которого он мальчиком нашел на чердаке родовой усадьбы».
Для индейцев Чако роль Беляева предстала поистине судьбоносной: «Русский генерал стал "белым отцом" парагвайских индейцев и вождем клана "тигров" по имени "Алебук" ("Сильная Рука"). Положение дел постепенно менялось усилиями "друзей индейцев", виднейшим из которых стал И. Т. Беляев. Его труды по культуре и верованиям индейцев Чако способствовали их более активному вовлечению в жизнь страны… И. Т. Беляев прославился как защитник прав индейцев. Он возглавлял Ассоциацию Индианистских Исследований, составил словари языков макка и чама-коко».
О чем Б. Мартынов, автор статьи в «Geo», не упоминает, это то, что Беляев первым в мире подметил наличие в индейских языках тех же самых корней, что и в индоевропейских. А сей факт, – хотя и самоочевидный, – странным образом ускользал от внимания даже столь солидных исследователей, как доктор Миддендорф, искавший на старом материке соответствий языку инков.
Когда-нибудь эта выдающаяся заслуга «белого отца индейцев» еще будет отмечена специалистами по языкознанию.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 15 сентября 2001, № 2665–2666, с. 5.
Гейердаль навыворот
Широкие круги публики осведомлены о теории норвежца Тора Гейердаля[782], будто заселение полинезийских островов шло из Южной Америки.
Он сделал своим взглядам громадную рекламу путешествиями на плоту «Кон-Тики». Которые, конечно, ничего на самом деле не доказывают. Возможность добраться от берегов Перу до Таити или Гавайев никак не означает, что индейцы подобные странствия предпринимали. Доколумбийские индейцы вообще не ахти какие были мореходы; иное дело малайцы и полинезийцы, подлинные «открыватели новых земель» с первых дней своего появления на свет в истории, вернее в праистории.
Гипотезы же Гейердаля не то что невероятные, а и просто – невозможные. Анализ лингвистических данных совершенно ясно показывает, что движение по захвату Океании происходило с Малайского Архипелага, а до того из Южного Китая. Где посейчас сохранились родственные им племена (пуман, уа). Собственно говоря, можно бы их миграции проследить и дальше в глубину (но наука почему-то этого избегает). Во всяком случае, крайне западная часть их переселения захватила Ассам в Индии, где живет народность кхасси.
Католический миссионер, бретонец родом, Ф. М. Савина, лучший специалист по истории и культуре народа миао, обитающего в китайской провинции Юннань, сообщает, что согласно их легендам миао пришли из некой страны, где царил жестокий холод, и где снег и лед представляли собою постоянные явления. Любопытно, что миао имеют, по сравнению с китайцами, очень светлую кожу, скорее европейского типа.
Зададим себе, однако, вопрос, не имело ли место обратное движение народов, то есть из Океании вплоть до Америки? Так или иначе, малайо-полинезийцы (по научному названию – австронезийцы) достигли острова Пасхи, близко на подступах к американскому континенту. Останавливались ли они на этом рубеже?
Похоже, что не всегда. Вот перед нами книга: Simone Waisbard, «Tiahuanaco» (Париж, 1971). Французская исследовательница, специалистка по истории и антропологии Перу, рассказывает, опираясь на испанского летописца Педро Гутьерреса де Санта Клару[783], о некоторых курьезных событиях дальнего прошлого. О самом Гутьерресе мы узнаем следующее, из книги Роберты Мансо «Atawallpa» (Париж, 1992): «Мексиканский метис, родившийся в 1517 году, прибыл в Перу после смерти Писарро, принимал участие в войнах между конквистадорами». Вот что он сообщает. Когда в Перу царствовал Тупак Юпанки[784] (а это было во второй половине XV века; отметим, что страна тогда называлась Тауанцинсуйю, то есть «Четыре Объединенные области»; название