Перу было ей дано испанцами), на побережье появились пришельцы, казавшиеся местным жителям великанами, светлокожие, имевшие в качестве оружия пращу и палицы.
Царь послал к ним эмиссаров спросить об их намерениях, и они ответили, что готовы жить мирно, если им отведут участок земли. И объяснили, что приехали с островов на южном море, после долгого странствия на плотах под парусами, работая веслами; пока течения не прибили их к окраине неизвестного им материка. Тупак Юпанки исполнил их просьбу и дал им земли в области Тангарана, в теперешнем Эквадоре. К моменту, когда Гутьеррес эти сведения записал, от «великанов» уже ничего не оставалось; то ли они вымерли, то ли целиком ассимилировались с местным населением. Однако скелеты очень высоких людей потом в данном районе иногда обнаруживались.
Описание мигрантов как белых, в устах индейцев, имеющих здесь темно-бронзовую кожу, и как гигантов, тогда как перуанцы как правило низкорослы, вполне подошло бы к полинезийцам. Жаль, что Вайсбард не уточняет, – очевидно, не найдя у Гутьерреса, – каково было число этих чужестранцев? Надо предполагать, что незначительное; иначе они не могли бы так скоро раствориться на новой почве. Не говорят источники и об их составе, в том смысле, были ли среди них женщины, и много ли? Если не было (на что есть некоторые намеки у летописца), то их быстрое исчезновение в качестве особого племени более понятно.
Хотя, с другой стороны, полинезийцы женщин с собою обычно брали, пускаясь в подобные экспедиции. Но если это были беженцы от какого-то политического переворота или вражеского вторжения, – могло случиться и иначе.
В случае, что мы примем эти материалы всерьез, можно считать контакты Океании с прибрежием Нового Света установленными. Носившими, впрочем, видимо эпизодический и более или менее одиночный характер, и не приведшими ко сколько-нибудь прочным последствиям.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес),
4 мая 2002, № 2697–2698, с. 2.
P. Vidal-Naquet, «L’Atlantide» (Paris, 2005)[785]
Автор весьма решительно считает, что никакой Атлантиды никогда не существовало: упоминание о ней у Платона носит аллегорический характер и относится к истории Афин. Однако он подробно разбирает множество гипотез от древности до наших дней касательно утонувшего острова (или даже целого материка), который исследователи помещали в самых разных местах земного шара. Размеры и положение исчезнувшей страны варьировали от маленького островка Санторин на Средиземном море до острова Гельголанд на севере и целого континента между Европой и Америкой.
Книга снабжена очень обширной библиографией. Удивляет отсутствие в ней упоминания о книге А. Брагина «L’enigme de l’Atlantide»[786] изданной в Париже в 1952 году (автор ее – сторонник гипотезы о близости затопленного острова к берегам центральной Америки). Список художественных произведений на тему об Атлантиде тем более не полон. Из французских авторов он называет только Пьера Бенуа[787], вскользь упоминая, что были и другие. Он не называет роман Андре Лори[788], странным образом совсем забытого во Франции. Как, впрочем, забыты и Луи Жаколио[789] и Луи Буссенар, – увлекательные сочинения которых мы, в русском переводе, с жадностью читали когда-то на родине. Не упоминает он и Конан Дойля, роман которого в русских переводах назывался то «Глубина Маракота», то «Маракотова бездна». Тем более нет упоминания об обширной поэме Голохвастова[790] «Гибель Атлантиды» и о пьесе Брюсова «Республика Южного Креста». Впрочем, русские источники Видалю-Наке видимо вообще не доступны. Даже о Блаватской он явным образом имеет только очень смутное представление.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика
«Библиография», 9 июля 2005, № 2775, с. 3.
Летающий топор
Уже известный нашим читателям английский лингвист Дэвид Кристал, в солидном исследовании «The Stories of English»[791] (Лондон, 2004), нашел в старинной хронике, датирующейся 1031 годом, упоминание о метательном топоре, названном там taper-axe. Он приходит к заключению, что речь идет о заимствовании, через скандинавских викингов, из славянского слова топор. В английском языке слово не удержалось, так что оно представляет интерес только с точки зрения исторической лингвистики. Но вот в языке папуасов бонгу на Новой Гвинее мы то же слово находим, в той же форме, и с тем же значением, что и по-русски: topor.
Оно выглядит вполне как местное. Даже этимологию можно бы подобрать: например, по-малайски tapal значит «ковать». Но на самом деле его происхождение иное. Именно в тех местах жил знаменитый путешественник Миклухо-Маклай[792]. И, без сомнения, он научил туземцев пользоваться данным орудием труда, которого они до него не знали.
Вот какие причудливые судьбы бывают у иных слов! Для них ни расстояние, ни расовые различия роли не играют.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес),
24 сентября 2005, № 2780, с. 3.
Pro domo sua
Конечно, я польщен и тронут похвалами, которыми меня осыпает, в № 2543–2544 «Нашей Страны», Валентин Васильевич Зарубин[793]. Но: «Amicus Plato, sed magis arnica veritas»[794]. Должен сделать некоторые поправки и уточнения.
Фразу: «Трудно выучить первых 17 языков, а потом уже легче», приписывали, в годы, когда я учился в ЛГУ, заведующему кафедрой романо-германских языков, Владимиру Федоровичу Шишмареву. Возможно, что я кому-нибудь в шутку (и потому, с улыбкой) повторил эти слова; но присваивать себе их авторство выглядело бы, на мой взгляд, не совсем корректно.
Владимир Федорович был человеком огромной эрудиции и блестящим преподавателем. Я не знал тогда, и узнал лишь гораздо позже, что в числе его учеников побывал в свое время Н. С. Гумилев, один из моих самых любимых поэтов (с кем меня сближало одно курьезное обстоятельство: я учился в школе-десятилетке в Царском Селе, – именовавшемся в эту эпоху Детским Селом, – расположенной в том же здании, где прежде находилась гимназия, которую он посещал).
Вспомню забавный факт: Шишмарев выдвигал меня в кандидаты на сталинскую стипендию, однако «общественные организации» мою кандидатуру задвинули: они справедливо угадывали во мне отнюдь несоветский дух!
Что до моего curriculum vitae, скажу следующее. Университет я окончил, специализируясь на романских языках (все основные – французский, испанский, португальский, румынский и итальянский я более или менее знаю). Немецкий я проходил в школе, английский входил в программу наших занятий в ЛГУ, как и латинский (коему, увы, было отведено мало учебных часов; мы все, романисты, настаивали на увеличении их числа, но безуспешно. Правда, лекции в целом и без того занимали до 8 часов в день…).
Потом я в какой-то мере, действительно, занимался и большинством других европейских языков. Позже, попав в Париж, я окончил там Школу Восточных Языков по малайскому (индонезийскому) языку. Любопытно, что преподавала его русская эмигрантка, Вера Борисовна Соколова[795].
И позже много самостоятельно работал над изучением всей семьи малайско-полинезийских языков (а не одних «полинезийских», как указал Зарубин). В этой области, думаю, в мире не очень много людей, располагающих запасом сведений, равным моему.
К сожалению, положение русского эмигранта (да еще второй эмиграции) таково, что делает почти невозможным публикацию научных работ, хотя о многом новом и важном, касательно как малайско-полинезийских (или, употребляя более наукообразный термин, австронезийских) языков, так и общей лингвистики, мне весьма хотелось бы моим коллегам, да и всем сколько-либо интересующимся вопросами языкознания, сообщить.
Что делать! Все то, что я нашел ценою немалого труда долгих лет, умрет со мною.
Мне бы очень, очень не хотелось, чтобы в рассказанном выше читатели, друзья и враги, увидели étalage de mon érudition[796], спесивое желание чем-то похвастаться. Такие чувства абсолютно чужды моему характеру. Я только счел необходимым откликнуться на дружеские, слегка преувеличенные комплименты В. В. Зарубина; да и рассудил, что некоторой части публики, привыкшей читать мои статьи (на вовсе иные темы!) может быть интересно услышать о том, что являлось главным в моей жизни.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 26 июня 1999, № 2549–2550, с. 5.
Приложение
В. В. ЗарубинЛюди «Нашей страны» и люди Совдепии[797]
…Мы недавно отметили 50-летие боевой, русско-национальной, монархической газеты «Наша страна». Со всех концов мира были получены поздравления и добрые пожелания. Да, газета уникальная! У газеты верные сотрудники, достойнейшие, как в России, так и в Зарубежье…
Полвека с лишком пишет в газете Владимир Андреевич Рудинский, начавший свое сотрудничество при И. Л. Солоневиче. Рудинский – крупнейший ученый-филолог, исследователь полинезийских языков. Когда его спрашивают сколько языков он знает, то ухмыляясь отвечает, что, мол, самое тяжелое выучить первые семнадцать, а потом овладевать остальными легко. Человек огромнейшей эрудиции, он является настоящей ходячей энциклопедией. Кроме научных исследований по языкознанию, он печатает рассказы, и широко известен политическими статьями. В «Нашей Стране» почти в каждом номере мы знакомимся с его весьма оригинальными критическими статьями и блестящими заметками.