[308], но и сын сиамского короля, принц Чакрабон[309]; в русской армии служили принц Луи-Наполеон Бонапарт[310], принц Хайме Бурбонский[311], принц Мюрат[312], несколько персидских принцев, родственников шаха.
«При министре внутренних дел состоял генерал от кавалерии Чингис-Хан[313]. Чиновником особых поручений при казанском губернаторе был Шамиль, один из сыновей знаменитого Имама. Светлейшие князья Грузинские и Имеретинские занимали высокие посты на государственной службе. Кырым-Гирей был помощником кавказского наместника. Профессор Краинский – потомок владетелей Кроатии, Абаза[314] – из господарей Молдавии. Претендент на албанский престол Кастриото-Скандерберг-Дрекалович[315] был тайным советником и сенатором. К числу других претендентов можно отнести Ватаци, Комненов-Варваци, кн. Кантакузен, Гика, кн. Дабижа, кн. Гедройц, кн. Тундутовых, Стурдза, Кантемиров и др. Потомки ирландских королей, графы О’Рурк[316] и Обриен де Ласси были инженерами.
Быть может, Россия покровительствовала только белой кости и голубой крови? Как будто, нет. Мы выдвигали и оценивали всех не по крови, а по заслугам и способностям. Сербы: Милорадович[317] получил графский титул… граф Зорич прославился в кадетском корпусе в Шклове…» (список выдвинувшихся в России сербов занимает целую страницу).
«Вся родовая польская аристократия… все были обласканы при дворе, имели высокие придворные чины и звания; многие из них занимали видные, выгодные и почетные должности на государственной службе» (список с подробностями на двух страницах).
«Есть ходячее мнение, что у нас не давали хода евреям и угнетали их, не допуская на государственную службу. Надо признать факты, что многие евреи выдвинулись и задали выдающееся положение на поприще свободных профессий. Но и на государственной службе многие пробили себе дорогу и заняли важные посты» (список в страницу).
«Армяне иногда любили поплакаться, жалуясь на то, что их, будто, не выдвигали. А граф Лорис-Меликов[318]?.. министр народного просвещения граф Делянов[319], министр юстиции Акимов, знаменитые генералы: Батьянов, Лазарев[320], Тер-Гукасов[321]; занимали видные посты князья Аргутинские-Долгоруковы, ведущие свое происхождение от ассиро-вавилонских царей…
Никогда не жаловались на угнетение татары. Помню даровитых татар… генерала-лейтенанта Мустафина[322], завоевателя Мерва генерала Алиханова[323], князей Чегодаевых-Татарских и Саконских. Из итальянцев помню маркиза Паулуччи[324], маркиза Кампанари, Камбиаджио, приамурского генерал-губернатора шталмейстера Гондатти[325]. Чехи у нас прочно осели в ведомстве народного просвещения и работали в качестве агрономов.
Еще со времен Петра Великого шведы и финляндцы стали занимать в России видные места, в особенности в армии и во флоте. Особенными симпатиями и любовью при дворе и во всех слоях русского общества пользовались представители кавказских племен и горских народностей. Коренные французы и французские эмигранты играли у нас немалую роль».
Палеолог называет даже обрусевших и сделавших карьеру в России, как де Фариа-э-Кастро и граф Мендоза де Бутело. И, приводя в каждом случае более или менее длинные перечни с подробностями службы, перечисляет датчан, голландцев, греков, венгерцев и др.
Собранные им, часто мало кому известные факты исключительно интересны и живописны; замечательно, что его превосходная работа ни в какой мере не потеряла актуальности в наши дни; скорее наоборот!
И вот какое он делает заключение: «Мы предоставляли все права и преимущества иностранцам, но мы иностранцами не угнетали хозяев страны – русского народа».
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 10 мая 1986, № 1867, с. 4.
Непоследовательный путь
Из автобиографического романа «Долгий путь», изданного в 1991 году в Сыктывкаре (в царское время именовавшемся Усть-Сысольск), в переводе с английского, видно, что, хотя автор, Питирим Сорокин[326] и был общепризнанным светилом в области своей науки, социологии, в политике он был близорук и разбирался плохо.
До революции он, состоя в эсерах всеми силами расшатывал власть, чем, видимо, до конца жизни продолжал гордиться. Когда победили большевики, он одумался, мужественно с ними боролся, был ими приговорен к смертной казни, помилован и, в конце концов, позднее, выслан за границу. Там он обосновался в США, и его антикоммунистические взгляды, очевидно, сильно поблекли: во второй части книги он о них больше не говорит.
Левые взгляды Сорокина в молодости тем более удивляют, что он никак не мог пожаловаться на старый режим! При котором из крестьянского мальчика без гроша за душой сделался университетским профессором, и это благодаря материальной поддержке правительства. Сие колеблет, между прочим, прочно установившийся взгляд, будто в старое время человеку из народа трудно было сделать карьеру.
Проявив незаурядные способности, Сорокин получил стипендию в школе, затем в учительской семинарии. Оттуда его исключили за революционную деятельность (после того, как он за нее же попал уже в тюрьму). Что не помешало ему позже поступить в университет в Петербурге, где он, опять же, пользовался стипендией, был освобожден от призыва в армию и стал, постепенно, крупным ученым.
К числу наиболее симпатичных страниц в этой его автобиографии принадлежит ее начало, где он описывает красоту Зырянского края и счастливую там жизнь зырянского народа при царях. Сам Сорокин – наполовину зырянин; чем, вероятно, и объясняется публикация его книги в Сыктывкаре.
Кое-какие проблески здравого смысла в политических вопросах мы здесь все же находим. Так, говоря о своих взглядах в годы Первой мировой войны, Сорокин рассказывает: «Прав я был или нет, не знаю, но я одобрял позицию социал-патриотов. В то время я еще питал идеалистические иллюзии по поводу наших союзников. Я еще верил в честность, демократичность и нравственность их политики» – и добавляет:
«Позднее мои иллюзии относительно западных правительств рассеялись. Вместо помощи России, когда она нуждалась в этом, они старались ослабить ее, ввергнуть в гражданскую войну, расчленить ее, отторгнув, возможно, и захватив ее территории».
Есть у автора и меткие замечания о революциях вообще: «В своем полном развитии все великие революции, похоже, проходят три типические фазы. Первая из них – короткая – отмечена радостью освобождения от тирании старого режима и большими ожиданиями реформ, которые обещает каждая революция». Но потом: «в человеке начинает просыпаться зверь». И в результате: «Революционное правительство, на этой стадии, является грубым, тираничным, кровожадным».
К сожалению, «в конце пути» профессор Сорокин пришел к каким-то весьма странным выводам. С удивлением читаем в его списке «великих альтруистов», наряду с Буддой и даже Иисусом Христом, довольно сомнительное имя Вениамина Франклина и вовсе уж неуместное Симоны Вейль, которая своей пропагандой абортов сделала Франции, как констатировали французские патриоты, больше вреда, чем две мировые войны.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Среди книг», 11 июня 1994, № 2287, с. 3.
Злонравия достойные плоды
Тягостное чувство оставляют воспоминания князя В. Оболенского[327] «Моя жизнь. Мои современники», изданная (зачем?) в Париже, в 1988 году, в солженицынской серии «Наше недавнее». Аристократ, осыпанный привилегиями и потому вдвойне обязанный верностью трону, автор всю жизнь тупо фрондировал, расшатывая порядок в России; и даже оказавшись у разбитого корыта, в эмиграции, – ничего не понял и ни в чем не раскаялся! Впрочем, он был крупный масон… Депутат от социал-демократов в 1-й Государственной Думе, он состоял одно время в той же группировке, что и Ленин, с которым был хорошо знаком (хотя его и не любил).
Суть своих взглядов он сам резюмирует в словах: «По своему душевному настроению я никогда не был монархистом». Его активность в Думе, в сем «собрании праздных болтунов» (как ее правильно характеризовали тогдашние правые) было не только бессмысленной, но и просто вредной. «Ведь ото всей моей политической деятельности и общественной работы не осталось почти никаких следов» – вздыхает он. Кабы так! Увы, он и его сообщники внесли свой существенный вклад в гибель России…Ту же линию он вел и в Белом движении, которое вроде бы и поддерживал, но которое жестоко и несправедливо критикует: он, например, уговаривал Врангеля помириться с большевиками (!). Тоже можно сказать и об его работе в Земгоре в годы мировой войны. Он считает, что сделал массу пользы и восхваляет достижения «общественных организаций» в укреплении фронта. Но, если даже они приносили пользу практически, – идеологически, пропагандируя левые, антиправительственные взгляды, они этот фронт куда более эффективно разлагали! Ибо их мечтой и их целью было приблизить революцию… что же, и приблизили!