Ли Ун Бин. Шень-нун. Начало XX в.
Богиня с чистой совестью вернулась на небо к своему брату и супругу Фу Си, который прислал за ней повозку, запряженную драконами.
«Побочным продуктом» творения стали мудрецы – наполовину люди, наполовину боги. Созданы они были из глины, но впитали в себя божественный дух. От людей их отличала способность летать. Они стремились помогать людям, подобно своей создательнице, и странствовали по земле, заботясь о справедливости и защищая слабых. Один из таких героев, Суйжэнь («добывающий огонь трением») набрел на место, куда не проникали солнечные лучи, но которое было прекрасно освещено благодаря птице, высекающей клювом огонь из дерева. Глядя на птицу, он сообразил, как добывать огонь, не дожидаясь случайного возгорания дерева от молнии, и поделился этим открытием с людьми, жившими в мире под солнцем.
Период первых людей – это аналог золотого века у древних греков. Люди были беззаботны, но при этом порядочны, миролюбивы, дружны. Они быстро плодились, и настал момент, когда даров природы, которых было в избытке, уже перестало хватать. Со временем людям приходилось есть даже жертвенных животных. Боги, отзываясь на мольбы о помощи, начали думать, что делать. У бога огня Шень-нуна возникла мысль дать людям семена различных злаков (миф о боге-подателе пищи таким образом дублируется). Насытившись, люди обратились к богу с новой просьбой – даровать им исцеление от болезней: раньше их смерть напоминала засыпание, а теперь они страдали от всяческих хворей. Шень-нун принял болезни людей на себя и понял, что такое физические страдания. Он отправился на поиски целебных трав, пробовал все, что попадаются ему, отделял целебные от ядовитых – и создал трактат об искусстве врачевания.
Автор неизвестен. Божественные чертоги на горе Куньлунь. XVI в.
Истинное же окончание золотого века произошло тогда, когда люди перестали чтить богов, а боги, как следствие, перестали заботиться об обильных урожаях и предотвращать стихийные бедствия. Впрочем, это не конец света в полной мере.
Теперь о мировой горе и мировом древе.
Мировую гору Куньлунь китайские космогонические мифы помещают на западной окраине обитаемого пространства. Она, как и полагается такого рода объекту, соединяет все миры. На ней берет исток река Хуанхэ и мифические реки пяти цветов. Ее высота – более семи тысяч километров. Ее вершина достигает небесного дворца. Тот, кто сможет подняться на Кунлунь, попадет на небо. Однако это непросто: подножие горы окружено опасной – стремительной и глубокой – рекой Жошуй и другими горами – огненными.
Однако гора эта притягательна: на ее вершине был сад, где росло дерево бессмертия (иногда – деревья бессмертия, согласно некоторым представлениям, их было три тысячи шестьсот). Оно прекрасно и росло один раз в три тысячи лет. Изначально это было фантастическое дерево, потом его стали ассоциировать с персиковым, но имеющим волшебные свойства. Из плодов дерева готовили эликсир бессмертия. Сад принадлежал богине Сиванму, антропоморфной богине с хвостом барса, тигриными клыками, которая, как ни парадоксально, заботилась о бессмертии богов, но при этом могла наказать людей эпидемиями; неподвластны ей были только мудрецы и святые. Однако дерево Сиванму нельзя ассоциировать с мировым древом.
Мировое древо Цзянь-му росло на плодородной и летом, и зимой равнине Дугуан, что, по поверьям, в центре Китая, а он, как мы понимаем, являлся центром мироздания. Дерево это достигало небес, и служило лестницей богам. Ветвей на дереве нет, только девять сучьев на макушке. Корней, кстати, тоже девять – очень характерная для мифологии зеркальность.
Иногда мировое древо ассоциируется с «солнечными» и «лунными» деревьями, например, уже известное нам шелковичное дерево Фу.
Функция и горы, и дерева очевидна – соединение миров.
Что же дальше?
Финал существования человека изначально представлялся китайцам как уход душ самых достойных людей на небеса, к богам. Иногда, как верили китайцы, люди уходили на небеса при жизни. Предки оставались с потомками в некоей параллельной реальности.
Буддизм дал китайцам представление о карме и перерождении в зависимости от нее, а также о наказаниях тем, кто жил нечестиво. Именно тогда в Китае появились представления о муках грешников в загробном мире, похожем на христианский ад.
Есть и аналог рая – Страна предельного блаженства, описываемая как место, где водоемы выложены различными драгоценными металлами и камнями и наполнены чудодейственной живительной водой и разноцветными лотосами, деревья тоже из драгоценностей, а птицы услаждают слух необыкновенным пением, дарующим просветление.
И, как считается, именно буддизм дал китайцам представление об эсхатологии, ведь его учение о циклах рождения, жизни и гибели миров с последующим новым рождением и повторением этих этапов хотя и противоречило традиционным верованиям, согласно которым мир возник раз и навсегда, однако было воспринято.
Мы уже знакомы с мифом о новом потопе, однако есть мифы о том, что ему предшествовал ужасный зной. После этого человечество уцелело и даже, как мы знаем, приумножилось.
Джонатан Дермот Спенс. Иллюстрация из книги «Китайский сын Божий», на которой представлен ад. XIX в.
Уже известный нам Стрелок И избавил людей от жара, исходящего от десяти солнц (в этом варианте мифа они светили разом). Герой сбил лишние солнца своими стрелами.
Что же до собственно эсхатологических мифов, они мало характерны для стран Восточной Азии. Иногда мифы представляют собой возвращение мира к хаосу во время сражения мифических зверей. Условно – драконов и птиц, напоминающих европейских фениксов. Но, согласитесь, это абстракция. Так что уверенно говорить о предшествующих буддизму эсхатологических верованиях китайцев затруднительно.
Глава 8. Мир – Япония
Начало начал
Наверное, мало кто не слышал, что культурная самобытность Японии связана прежде всего с длительной и весьма значительной политической и культурной изоляцией этого архипелага от прочего мира. Конечно же, абсолютной обособленности не было, Япония общалась с соседями, Китаем, Кореей, да и европейцы на островах бывали. Однако тесного взаимодействия, при котором возможен значительный культурный обмен, не происходило.
Стоит ли удивляться, что в центре картины мира обычного японца, особенно в старину, была именно его страна. Другие земли представлялись чем-то абстрактным, а вот Страна восходящего солнца (Нихон, или Ниппон) – так традиционно образно именуют Японию, по сути, всем миром. Вот почему миф о творении вселенной можно смело соотносить с мифом о возникновении архипелага.
Место, где, согласно традиционным верованиям синтоистов, приверженцев традиционной японской религии, зарождается рассвет, – тоже вполне конкретно: утреннее светило появляется меж двумя священными скалами Футами, сейчас это префектура Миэ, острова Кии и Хонсю.
У японцев, как у многих других народов, бог-прародитель самозародился из хаоса. В данном случае этот мир, не имеющий постоянной формы, похож на масляное пятно, колышущееся на воде и меняющее контуры, или на студенистую медузу, обладающую теми же свойствами. Далее хаос сам собою разделился на небо и землю, породив вселенную, именуемую божественным царством Такамагахара. Заметили, что в мифе снова появляются изначальные воды, да и сам хаос сопоставим по своим качествам с жидкостью или водным обитателем? В момент разделения или немного позже рождается и бог Амэ-но Минакануси, то есть «верховный владыка середины неба», или «бог-правитель священного центра небес». В некоторых сказаниях упоминается только он, а согласно другим первых богов, появившихся на заре мира, трое. Два остальных – Такамимусуби-но ками («бог высокого священного творения») и Камимусуби-но ками («бог божественного творения»).
Подробности о них неизвестны, кроме одной: эти боги не имели видимой сущности и, что очевидно, были бесполы – мы говорим о них в мужском роде лишь по сложившейся традиции. Вот и все, никаких индивидуальных особенностей, разве что о Такамимусуби-но ками между строк сообщается, что он некое непознаваемое созидательное начало. Как творили мир эти божества, тоже непонятно. Возможно, дело в том, что наиболее древние мифы и не содержали никакой другой конкретики, но не исключено, что важные детали были утрачены, ведь японские мифы были письменно зафиксированы лишь в VIII веке нашей эры.
Не больше известно нам о следующих богах с не менее замысловатыми именами – Умасиасикаби-хикодзи-но ками, что значит «бог-юноша прекрасных побегов тростника», и Амэнотокотати-но ками, то есть «бог, навечно утвердившийся в небесах». Столь громкие титулы – явно не просто имена – в глазах современного человека ничем не подкреплены. Более того, некоторые своды мифов вообще игнорируют этих богов.
И это еще не все. Следующими в мир приходят Кунинотокотати-но ками и Тоё-кумоно-но ками. Они тоже принадлежат к старшему поколению богов. В сказаниях сообщается, что они возникли из чего-то вроде тростника, поднявшегося из почвы, причем слово «почва» здесь весьма условно: тот же миф сообщает, что в этот период небо и земля еще не выделились из хаоса. Имя первого из них означает «властелин, вечно стоящий в стране». В некоторых сказаниях он занимал место Амэ-но Минакануси; утверждается, что он родился сразу же после отделения неба от земли, и все прочие боги и будды – лишь его воплощения. Более того, все вещи на земле созданы им, а дух человека – часть духа этого божества. И стоило человеку это осознать, как его разум сливался со вселенной. О Тоё-кумоно-но ками – «боге обильных облачных полей» – мы знаем еще меньше. В некоторых мифах этих двух богов называют бесполыми, в других – мужчинами.
В мифологии, помимо них, представлены еще четыре пары богов и богинь, каждая из которых – это брат и сестра, они же – муж и жена: Ухидзини-но ками и Сухидзини-но ками, Цунугухи-но ками и Икугухи-но ками, Оотонодзи-но ками и Оотонобэ-но ками, Омодару-но ками и Аякасиконэ-но ками. Но о них, в отличие от Идзанаги (Чарующего) и Идзанами (чарующей), известно очень мало.